ахинея от катрана))

Флор — отец Лауры, высеченный и изваянный из камня безразличия а затем нагорько отравленный ядом неприязни, словно сваренным старой, гадкой колдуньей, обитающей в чакрах извилистого леса, которая затем еще и навела на него чары, а точнее неспособность увидеть истинную ценность и трудолюбие дочери. он, словно пес, никогда не замечал ни одного доброго дела дочери, а все ее искренние порывы доброты и бескорыстную помощь всем вокруг нее, считал лишь дешевой игрой на публику или постановкой. "— скоро ей это надоест, и эта ангелочек покажет свое лицо!", по крайней мере так думал ее отец, полностью обесценивая все, что делала его дочь. но в этом не было абсолютно никакой логики, ведь Лаура раздавала свое тепло бескорыстно, почти никогда не получая ничего взамен, не говоря уже о помощи или поддержке, лишь иногда, старушка даст ей яблочко из тяжелого пакета из магазина, если удача сегодня окажется на стороне Лауры, привыкнув справляться со всеми трудностями в одиночку, преодолевая жизненные преграды лишь своими силами и умом. его любимым развлечением было подтруднивать над ней, раня колкими издевальствами, обидными шутками и высказываниями, давками на больное. "— белобрысая курица, иди сюда!" вновь пренебрежительно кричит он, а у девочки все сжимается внутри, из глаз бегут слезы, словно за последним пивом в магазине, подобно алкашу, оттого, что отец вновь оскорбил ее блондинистые волосы цвета пшеницы и песка, мирно лежащего возле моря, предмет ее гордости, ценившийся для нее цельным сокровищем. ей было не так обидно то, что отец оскорблял ее и весь ее труд, ее задевали лишь оскорбления в сторону ее волос, ведь она обожала их, холила, словно драгоценную шелковую нить, которую она была готова часами расчесывать и любоваться ею в зеркале, с юной серьезностью часто мыла их шампунями, а затем нежно расчесывала, словно боясь сделать больно даже не себе, а корням, которые держут ее локоны гордости. она всегда держала их в чистоте, пытаясь доказать что они - не просто белобрысые пряди, а символ ее достоинства и гордости. каждый раз, отец угрожал Лауре, что отрежет их, подстрижет пока она будет спать. в ответ на это, девочка не спала ночами и плакала, боялась уснуть, схватившись за колени и поглаживая свои волосы. наблюдала, есть ли в доме вещи, при помощи которых можно самостоятельно отстричь их, например ножницы или что то другое, боясь этого самого "наказания". отец говорил ей это просто так, ему нравилось смотреть, как девочка страдает

Эмма — мать Лауры. она всегда пыталась внушить дочери и посеять зерно надежды в ее все еще добром и милосердном сердце, безустанно твердя, что отец лишь шутит, острит и прикалывается над реакцией девочки, и сам никогда не посмеет себе взять в руки ножницы и лишить дочь таких волос своими же руками. но слова матери, лишенные действительной, нелицемерной заботы и ласки, а лишь наполненные насмешкой, тонули в пустоте, возникающей в душе девочки вновь, после таких "приколов" со стороны отца раз за разом, ведь и сама мать относилась к девочке больше по лядяному безразлично и негативно. да, порой мать спускалась со своих так называемых небес, и соизволяла себе проявить хоть капельку внимания по отношению к дочери, хоть Лаура и не верила что это все было по настоящему, мимолетными прикосновениями, а иногда неискренними поглаживаниями, по золотистой и вкусно пахнущей от апельсинового шампуня голове, в честь того, что девочка в очередной раз, словно маленькая золушка, вылизывала весь дом, орудуя шваброй и тряпками, на коленях ползала по всей кухне, выскребая грязь из углов не пропуская ни единого, на кухне где в обшарпанном, старом диване восседал отец, осыпая дочь бранью и очередными колкими словами, которые летели и ранили как горькая стрела. мать не пыталась защитить дочь, а лишь внушала ей что ее отец это ангел сошедший с небес, и что дочь должна его также боготворить, уважать и почитать, принося чай к нему в диван и говоря ему "—папочка, будешь чай?", несмотря на всю эту пелену оскорблений и унижений с его стороны, словно эти пороки были лишь неким особым даром.

влюбленные, словно два осенних листа, вспыхнувшие последним прощальным огнем, облачились в наряды, сотканные из багрянца и золота, словно сама осень выдохнула на них свои самые яркие краски. они двинулись навстречу багряной стихии, держась за руки, их шаги вторили шепоту опадающей листвы, рождая мелодию ускользающего времени. каждый шорох под ногами звучал как напоминание о красоте, рожденной умиранием, а лес манил в свои объятия, полные печальной прелести увяданья. их любовь пылала, словно костер, согревая в преддверии зимней стужи. ее улыбка, словно восходящее солнце, заливала его взгляд теплом, а глаза, два бездонных омута, в которых тонули все его мысли, впивались в его душу, словно корни древнего дерева, прорастая сквозь броню повседневности, обнажая самое сокровенное. казалось, время замерло, растворившись в этом безмолвном диалоге двух сердец, где каждое слово было лишним, а каждый взгляд целой поэмой, сотканной из надежд и предчувствий. пара неспешно брела около опушки осеннего леса, что пылал багряным костром под блекнущим небом. каждый листок, словно искра, трепетал на ветру, готовый сорваться в последний, огненный танец. в глубине леса слышался хрустальный треск, будто сама природа, завороженная красотой умирания, шептала свои осенние элегии. это был лес, облаченный в багрец и золото, где время замирало, и каждый вздох наполнялся терпким ароматом увядания. как вдруг, лес взорвался утробным треском, словно исполинское древо надломилось в самом сердцевине. жевушка ахнула, и взгляд ее, расширившись от ужаса, выхватил из изумрудной чащи тень, призрачную, неумолимую. волк. он вылетел на них, словно стрела, выпущенная из лука самой тьмы, с горящими углями глаз и оскалом, обещавшим лишь погибель. зверь воплощал собой первобытный страх, саму суть дикой, необузданной природы, готовую растерзать все живое на своем пути. девушка издала крик, полный живого ужаса, но он замер, не успев оформиться в мольбе, когда волк, словно тень из кошмара, вонзил свои клыки в ее руку. боль вспыхнула адским пламенем, обжигая плоть, и мир померк, оставив лишь агонию и звериный оскал, словно вырезанный из ночной тьмы. ужас сковал юношу, словно ледяные оковы, когда он увидел свою любимую, распростертую на земле, словно сломанная кукла. багряный ручей крови пробивался сквозь белизну ее кожи, а в руке, словно в тисках смерти, застыла волчья пасть. ярость, подобно вулкану, вскипела в его груди. с диким криком, полным отчаяния и ненависти, он обрушил на волка удар такой силы, что зверь, словно пушечное ядро, был выброшен в самую бездну чащи, туда, где мрак сплетается с кошмаром. парень обернулся, но было поздно. жизнь девушки, словно хрупкая бабочка, уже сложила крылья в вечном сне, оборвавшись, как недописанная мелодия на полуслове. ее угасший взгляд, словно отражение далеких звезд в темной воде, больше не видел солнца, не чувствовал тепла. мгновение, и она превратилась в безмолвную тень, растворившись в сумраке вечности, оставив после себя лишь эхо несказанных слов и боль, острую, как лезвие ножа.

Лаура — хрупкий, тонкий осколок лучика света, сорвавшегося с неоднозначных порывов яркого солнца и заблудившийся в сумрачном ущелье обители где в затхлой, неясной тени гнездятся его неблагополучные родители, источая злобу, как гниль источает зловонный смрад, летающий клубком по удушливому воздуху подобно удушью, давящему словно предчувствие беды на грудь ранним утром промозглого понедельника. девочка была хрупкой словно первый подснежник, дышала любовью и добродеятельностью ко всему живому, словно была соткана из нежности, доброты и ангельского пуха, подобно действительно что солнечному лучу, потерянному между тучами. словно фея добрых дел, она освещала мир нуждающихся вокруг себя, откликаясь на каждую нужду, не требуя что либо взамен, будь то голодный котенок или щенок, дрожащий на суровом морозе, или одинокая старушка которая пытается одолеть крутой подьем. ее сердце, несмотря на хрупкие десять лет, вмещало в себя океан сострадания ко всему живому. бездомные котята и щенки находили в ней свою кормилицу и защитницу, протягивающая теплую ладонь помощи, старенькие бабушки и дедушки, утомленные тяжестью лет и сумок надежную опору, которая донесет сумку из гипермаркета, внезависимости от того что находится внутри, три бутылки кефира либо же простой батон хлеба, словно их ангел хранитель на старости лет являясь к ним и оберегающий их путь от магазина до дома, провожая по скрипучей лестнице. а школьные субботники преображались благодаря ее безудержным стараниям, которые не знали границ, поражая всех на своем пути. а если кто то из ее одноклассников забывал убрать за собой после обеда, она молча и заботливо лишь была не против убрать за ними, не ожидая похвалы или даже простого "— спасибо, Лаура!", будто бы являлась их родной матерью, убирая за ними тарелки и плошки и стирая их оплошность своим ластиком доброты, видимо, нескончающимся. любое поручение выполнялось ею с усердием и готовностью, достойным взрослого и ответственного человека без различных упреков и жалований. она олицетворяла ангела, сошедшего с небес дабы помочь людям, даря им тепло, свою помощь и бескрайнюю заботу.

она помогала даже школьному задире по имени Часин — обыкновенный, избалованный парнишка из достаточно богатой семьи, где он был уверен в том что за его издевки над другими ему ничего не будет, даже тени ответственности, и он навсегда останется безнаказанным и вседозволенным за свои деяния, ведь его родителям было все равно на то, как он учится и как обращается со сверстниками, для них это было нормой, отец его в этом даже поддерживал и поощрял, говоря о том, что ему нужно уметь давать отпор и драться, даже был не против того, чтобы он бил девочек. когда он побеждал в кровавой схватке с соседским мальчиком, отец очень хвалил его, покупал ему все что он хотел в тот день или разрешал ему делать все что он хочет. мальчик находил для себя удовольствие в издевательствах над Лаурой, в ударах, пинках и побоях с садисткой улыбкой. после уроков он превращался в настоящего монстра надзирателя, поджидал девочку после школы, а затем бил, пинал, таскал за волосы по грязному полу и асфальту, истезал побоями и ссадинами, без доли сожаления, оставляя на теле багровые следы от его жестоких ног, пока она отчаянно пыталась вырваться из его грязных, цепких лап. несмотря на разницу всего в год, в душе парнишки жила и пребывала там как уже родная нечеловеческая злоба, выливавшаяся в садисткие выходки и очередные избиения тех, кто слабее. на фоне его грубой и огромной силы, большого телосложения и гиенистого смеха, Лаура казалась маленькой феей с крошечными, ангельскими крылышками. дрожа от страха, она безмолвно соглашалась помогать ему в выполнении домашней работы, лишь бы избежать новых мучений и издевательств, скованная параличем загнанного животного страха покорялась его злобе и гордыни, не жалуясь учителям или своим родителям, совсем потеряв надежду в том, что ей кто то поможет.

это был не просто обычный, осенний день, а сама квинтэсеенция осени. за окном стоял проливной дождь, больше рыдая, чем находившись в спокойном состоянии. свинцовые тучи нависли над городом, словно гневные боги, больше похожие на огромных титанов, обрушивая на землю не потоки, а целые реки слез собственных обидчиков, или людей, оплакивающих конец лето, с этим природа точно не определилась, решив оставить в загадке. капли, как назойливые кредиторы, барабанили по стеклам, требуя внимания и погружая все вокруг в меланхоличную симфонию. листья, сорванные ветром с обнаженных листьев, словно заблудшие души, кружились в безумном, предсмертном танце, напоминая о бренности всего сущего, не забывая сказать о хрупкости бытия. в кухне, этом тихом и спокойном пристании счастливой пары, царил полумрак, словно сама тьма пыталась укрыться от осенней хандры, и лишь робкий свет настольной лампы отважно боролся с ее натиском, словно надежда, тлеющая в сердце с унынием.

— ну и дела, хотели ведь погулять сегодня, ничего не получится?

прошептала Алина, словно звук крыла бабочки в бурю, едва уловимый, как эхо далекой звезды, угасающей в бездонном колодце ночи. голос прекрасной дамы звучал так тихо, будто боялся напугать даже саму тишину, а сам был соткан из паутины. будто бы каждое слово это хрупкий осколок мечты, готовый рассыпаться от малейшего дуновения ветра, тихо опадало в тишину комнаты.

— выходит что не получится..

так же тихо как и девушка прошептал ее парень и вздохнул, словно боясь нарушить уже звенящую в ушах тишину комнаты. пара застыла у окна, словно два призрака, переглядываясь друг на друга, впечатанные в серый пейзаж за стеклом занавесом отчаяния и тоски. в искренних глазах девушки плескалась грусть, обхаживалась там и уже собиралась поселиться внутри ясных орбит, из которых, казалось, скоро обрушится поток слез на холодную, безмолвную плиту, в связи с тем, что сегодня не получится вдохнуть свежего ветра перемен, находясь на улице, которую девушка так любила. Валера, видя, как ее душа кровоточит, не смог остаться равнодушным зрителем. он притянул ее к себе, словно тонущую к спасительному плоту, и обнял так крепко, словно пытался собрать воедино осколки ее разбитого сердца. его руки, словно нежные крылья, окутали ее, а пальцы, словно лучи восходящего солнца, ласкали ее волосы, стремясь растопить лед отчаяния, сковавший ее душу. в этом объятии она искала тихую гавань, где буря эмоций могла бы стихнуть, а раны затянуться

— давай если я найду зонтик, то пойдем, хорошо?

глаза девушки вспыхнули надеждой, словно два изумруда, озаренные первым лучом рассвета, а на губах, словно робкий цветок под снегом, едва проклюнулась улыбка

— хорошо!

ее губы, словно лепестки алого мака, коснулись его шеи, оставляя там нежный ожог поцелуя, клеймо любви, выжженное на коже, подобно тайному посланию. этот поцелуй был тихим обещанием, шепотом страсти, запечатленным на его плоти, словно клятва, произнесенная в тишине ночи

— так, ищи зонтик

промурлыкала Алина, словно кошка, обронившая клубок шерсти, и, будто бабочка, присела на стул. в голове уже роились мечты о прогулке с любимым, несмотря на то, что небеса плакали свинцовыми слезами, а в воздухе висела такая густая тревога, что ее можно было резать ножом. эта погода, словно затянувшаяся нота печального танго, почему то манила их, обещала особенную близость в мире, объятом сумраком. в ответ на это Валера, словно смиренный раб девушки, покорно растворился в поисках зонта, унося с собой тень вопроса и надежду на спасение от надвигающейся небесной кары. он отправился на поиски, как путник в пустыне, движимый жаждой оазиса, где вместо воды защита от дождя. спустя десять томительных минут, словно вырванных из плена вечности, зонтик был триумфально обнаружен. Валера, с грацией рыцаря, возвращающегося с победой, аккуратно пронес трофей на кухню, где лицо девушки сияло неземным светом, словно солнце в капле росы, отражая чистое, неподдельное счастье

— ура, мы пойдем гулять

воскликнула девушка, и глаза ее вспыхнули радостью, словно в них солнце

— да, любимая

шея Алины — точеный, мраморный стан лебединой песни, выраженной изгибом совершенства, где грация танцует под тихий шепот ветра, а красота расцветает словно утренняя роза под ласковым взглядом солнца, ведь изгибается словно танцовщица, вылепленная из лунного света и сотканная из тончайшнего шелка. в каждом ее повороте преобладает застывшая музыка, безмолвный гимн красоты, вызывающий в памяти все самое великолепное. а ее походка это не просто поступь, а шикарный танец лебедя по хрустальному, зеркальному озеру, окутанного драгоценными рубинами по оси и отражающий ее великое превосходство над другими "красивыми" по сравнению с ней представительницами женского пола, где каждый шаг это взмах ее прекрасных, худых ножек, исполняющих во всем своем обличии грацию и легкость, будто бы она действительно является лебедем, плывущем по глади жизни это застывшая поэзия, а каждое движение это безмолвная мелодия, пленяющая взор, словно сон в летнюю ночь, и встречающаяся с неуловимым духом ветра. она ступает словно словно плывет, и кажется будто земля сама стелется под ее ногами, устланная лепестками роз для такой афродиты как она. не просто звук, а чарующая мелодия арфы, сотканная из лунного света и утренней росы, что ласкает слух как шелк и оставляет послевкусие нежности, подобно первому, мартовскому поцелую весны, обволакивает душу. в этой мелодии слышится шепот ветра в кронах вековых деревьев, журчание горного ручья, пробуждаюшего все самые сокровенные и когда либо скрытые чувства по различным причинам, внезависимости от их тяжести. эту мелодию можно было сравнивать с чарующей трелью соловья в загадочнуб ночь или с шепотом ветра в колосьях молодой пшеницы. и эта мелодия - ее голос. а сама ее кожа будто бы была сделана не из плоти, а из шепота ветра. даже холеная кожа, искупанная в молочных ваннах, умащенная эликсирами вечной молодости и жизни, меркла в сравнении с этой неземной, ярко выраженной нежностью. казалось, время, будто безжалостный скульптор, обошло ее стороной, оставив нетронутой, словно безупречный лепесток дивный розы, распутившейся под покровительством самой афродиты, ведь ее кожа была нежнее чем у новорожденного ребенка. создавалось ощущение, что это не просто кожа, а шелковый бархат, к которому хочется прикоснуться и прочувствовать его целиком собственными, теплыми руками, дабы убедиться в том, что все это правда. многие люди пленяют себя в кабинетах дерматологов, осыпывают себя бальзамами и кремами по их рекомендациям, но это ведь бесполезно, ведь нежность и эластичность подаренная этой даме от природы не сравнится ни с какими усердиями достичь точно такой же. это была печать ее избранности, которую она хранила под покровом своей изящной кожи, словно драгоценный камень в ларце. в ее открытой душе, словно в райском саду, окно в который открыто для практически каждого желающего, цвели доброта и ребячливость, последняя же плескалась в ней будто вода в роднике, а нрав был соткан из солнечных лучей и ангельского пуха, излучая сладость нектара, собранного с цветов. она не просто излучала свет, а сама была маяком с надеждой внутри, озаряющим и благоухающим чужие сердца своим неиссякаемым теплом, ведь ее характер целиком и полностью это мелодия райских птиц, сладкозвучная и неповторимая, эхо которой долго живет в памяти тех, кому посчастливилось ее услышать.

Валера — обладатель выпрямленных словно струны арфы, ниспадающих по плечи багряным шелком окутывающего голову загадочной дымкой волос, цвета дозревающей вишни, отмеченной пламенем, словно застывшая лава, а челка цвета опиумного мака, тяжелым пологом надвисала над бровями, скрывая тайну его сущности в глубине голубых, моревидных зрачков, в которых плескались обломки разбитых надежд и шепот забытых легенд, словно выглаженное полотно первого снега, обрамляющее лицо как нимб невинности, констрастировавший с бушующим пламенем шикарных волос. черты лица, словно выточенные из осколка льда, хранили в себе хищную грацию, взгляд ястреба, застывшего перед броском, и тонкую линию губ, готовую обернуться усмешкой, острее любой жуткой бритвы

Алина — красивая, пленительная шатенка, чья красота словно соткана из мягковатых волн каштановых волос, всем своим видом напоминающих облака после тихого, но проливного, летнего дождя. пушистые пряди, выраженные упругими локонами, изящно, несмотря на всю свою выраженную строгость, обрамляют ее лицо, играя в причудливом танце света и тени ее изящной прически, под названием каре, словно нота в мелодии опытного музыканта или виртуоза, и все более вытаскивая ее внутреннюю красоту наружу, подчеркивая ее божественную индивидуальность, создавая неповторимый портрет, о котором популярные в своей сфере модели могли лишь мечтать и верить в то, что когда нибудь станут такими же идеальными, и выйдут на показ в новом, столь совершенном, чарующем обличии. голубые глаза завораживали куда сильнее роскошных волос, в их необычной глубине плескался целый океан таящий в себе диковинный мир стаек грациозных рыбок, маленьких и покрупнее, причудливых, морских коньков, таинственных, хищных акул, коралловых рифов, смутных теней неведомых хищников, поселившихся на самом дне, спасаясь от чужеплотного взгляда людей, и сонмом других, морских жителей, обитающих в этом величии. а изящный изгиб бровей, словно два угольных крыла ласточки в стремительном полете, рвущейся ввысь. подчеркивал бездонную глубину небесного взгляда, окаймляя лицо нежным флером загадочности. этот взгляд был омутом полным тьмы и света, манил в свои сети и владел ими, словно шиком царь, обрамляя его магическим обликом нового происхождения. ее брови служили будто оправой драгоценного бриллианта, оттеняя его нежным ореолом загадочности и делая еще более притягательным и пленительным в свои цепи, из которых выбраться самостоятельно было невозможно. ресницы, тронутые искусной тушью будто бы кистью художника, трепетали словно опахала своими крыльями экзотической бабочки, раздувая и усиливая яркое, неугасимое пламя очарования и предавали ее глазам загадочность, словно темные, шелковистые водоросли, колышущиеся у того самого бездонного океана внутри ее взгляда, добавляя выразительность и ставля будто восклицательный знак в ее облик, лишь одним своим неисправимым присутствием, взлетали вверх, подобно бабочке, готовой вспорнхнуть прямо сейчас. каждый ее взмах был искрой, зажигающей тайну в глубине омута ее глаз. ее дорогая тушь, словно прикосновение ночи, подчеркивала волшебную игру ресниц, превращая каждый взмах в шепот загадки. ее глаза были зеркалом души, в которых отражался целый неизведанный и манящий своей красотою мир, а ресницы были будто бы занавесом, приоткрывающим лишь краешек этой пленительной материи. ее губы были красивыми, нежными и большими, словно два спелых граната, готовых лопнуть от сладости. они манили собой, как запретный плод, сорванный в райском саду. каждый изгиб на них это карта сокровищ, ведущая к источнику наслаждения ними. они были как шелковый платок, случайно оброненный ветром на горячую кожу, оставляя после себя ощущение хоть и мимолетной, но незабываемой ласки. когда она улыбалась, они превращались в еще более шикарных два крыла бабочки, готовых взмахнуть и унести в мир грез и фантазий, или вовсе, расцветали как розовые, роскошные бутоны роз, раскрывающие свои лепестки навстречу к солнцу. в этот момент они изучали такой свет, будто само солнце поселилось в них. они напоминали магнит, притягивающий взгляд и манящий к себе. они хранили в себе все тайны мира, достичь которых было очень тяжело, они были словно древний свиток, написанный кровью и слезами. прикоснуться к ним было равносилием прикоснуться к самой вечности и ощутить всю глубину человеческой души. это было магическое искушение, перед которым невозможно было сопротивляться, словно холст на котором сама жизнь рисовала свои причудливые узоры, используя в качестве красок эмоции и переживания, добавляя с каждым разом все большее и большее количество этой пленительной красоты, которая могла оживить умершего

Хочу с кем то поиграть в мультиплеере, но у меня никого нет…

Как здесь вообще прокачиваться!?

Ну вот… опять застрял/а на моменте сюжета, нужно что бы кто то объяснил

Об этой игре так мало контента! Кто то вообще про неё знает?

- конфешн, посвящëнный ангелам и всему, что с ними связано

- здесь вы можете поделиться мыслями, творчеством и любым другим контентом, связанным с этими существами

— ссылки:

добро пожаловать в КФ и НОН ДЕЙЛИК по ЭНЕ! здесь вы можете поделиться всем, что связано с игрой DREAM BBQ, либо с сериалом ENA. 🌟

!

Уᥴ᧘ыɯᥲ᧘i нᥱᥰ᧐няᴛныᥱ ᤋʙуκi ʙ ᴦᥴ?🔊 𐋏ᥲᴛκну᧘iᥴь нᥲ κρiᥰ᧐ʙую ɸ᧐ᴛκу ᥙᤋ iнᴛᥱρнᥱᴛᥲ 90-᥊?🖥 Вiдᥱ᧐ ᥴ ᥰᥱρᥱᴦ᧐н᧐ⲙ ᥰ᧐ᥱᤋдᥲ?🔥