Нельзя человеку оправдывать свою двойственность тем, что вокруг него всё двойственно. Это мнение встречаешь всегда и везде: мол, раз нам предназначено жить в этом двойственном мире, значит мы должны ему подчиниться. И, как это ни странно, этот совершенно нехристианский взгляд встречается именно у так называемых «христиан».

Как можно требовать от судьбы торжества справедливости, если не находится никого, кто был бы готов ради неё пожертвовать собой? <…˃

Остались ли сегодня люди, которые ещё в состоянии все свои мысли и волю устремлять в одном направлении?

Наша задача в том, чтобы в каждом конкретном случае и в каждый момент, в роли победителей или побеждённых, быть сопричастными ответственности за то, какие формы обретает история. [...] Речи о героической гибели пред лицом неизбежного поражения по своей природе совершенно негероичны, поскольку именно они-то и проистекают из страха направить свой взгляд в будущее. Последнее ответственное вопрошание заключается не в том, как бы погероичнее выйти из игры, а в том, как следующему поколению жить дальше. Только из такого ответственного по отношению к истории вопроса может возникнуть плодотворное (хотя, может быть, в данный момент крайне болезненное и унизительное) решение.

Неотвратимый ход истории покажет, что мои поступки и стремления были правильными, я в этом уверен. И я молю Бога, чтобы в этом ходе истории поучаствовал и мой собственный народ, вовремя сбросивший с себя ярмо.

Я поступил так, повинуясь своему внутреннему голосу, и принимаю все последствия.

Если я должен поплатиться жизнью в борьбе за свободу, то ликуйте и радуйтесь за того, кто нашёл приют в высшей свободе духа. Я пожертвовал жизнью — и это сделало меня полностью свободным.

Изготавливая и распространяя листовки, мы с Гансом Шоллем хотели спровоцировать переворот. Мы отчётливо сознавали, что наши действия направлены против существующего государства и что в случае расследования нам грозит суровое наказание. Но нас ничего не могло удержать от подобных действий против этого государства, так как мы оба считали, что тем самым мы сокращаем войну. <…˃

Я сознаюсь в государственной измене, однако отрицаю, что изменял родине.

Однажды утром на школьной лестнице я услышала, как одна моя одноклассница сказала другой: «Теперь Гитлер пришел к власти». А радио и все газеты провозглашали: «Теперь в Германии всё станет лучше. Гитлер взял бразды правления в свои руки».

Политика впервые вошла в нашу жизнь. Гансу тогда было 15 лет, а Софи – 12. Мы слышали много разговоров об отечестве, товариществе, национальной общности и любви к родине. Это производило на нас впечатление, и мы с энтузиазмом внимали, когда слышали, как люди говорят об этом в школе или на улице. Потому что мы очень любили свою родину – леса, реку, древние холмы из серого камня, вздымавшиеся по крутым склонам между садами и виноградниками. Когда мы думали о родине, нам чудился запах мха, сырой земли и душистых яблок. И каждый ее уголок был нам знаком и дорог. Отечество – это было ни что иное, как большая родина всех тех, кто говорил на одном языке и принадлежал к одному народу. Мы любили его и не могли сказать почему. Прежде никто не говорил об этом так многословно. Но теперь, теперь это было словно выведено сверкающими буквами на небосводе.

И Гитлер – как нам твердили повсюду – Гитлер хотел помочь этой нашей родине достичь величия, счастья и процветания; он хотел, чтобы у каждого была работа и хлеб; он не желал ни отдыха, ни покоя, пока каждый немец не станет независимым, свободным и счастливым человеком. Мы считали это хорошим делом, и мы хотели сделать для этого все, что было в наших силах.

Мы выросли в государстве, которое беспощадно подавляет любое свободное выражение мысли. В годы нашего становления, когда мы были восприимчивее всего, гитлерюгенд, штурмовые отряды и СС пытались нас унифицировать, революционизировать, наркотизировать. "Мировоззренческое воспитание" — так назывался этот презренный метод душить в тумане пустых фраз зарождающиеся навыки самостоятельно мыслить и оценивать себя. Система по отбору и воспитанию вождей (самая дьявольская, и в то же время самая тупая, какую только можно представить)выращивает будущих партийных бонз в рыцарских замках, превращая их в безбожных, бесстыдных и бессовестных угнетателей и палачей, в слепых, отупевших рабов фюрера. Побороть это новое господствующее сословие могли бы именно мы, "работники мысли и духа".

Свобода и честь! Десять долгих лет Гитлер и его товарищи выжимали, опошляли, извращали эти два прекрасных немецких слова, как могут делать лишь дилетанты, бросающие высшие ценности нации под ноги свиньям. Своё отношение к свободе и чести они наглядно демонстрировали все эти десять лет, уничтожая материальную и духовную свободу и разрушая все нравственные опоры немецкого народа. Кровавая баня, которую они устроили и теперь каждый день продолжают по всей Европе якобы ради свободы и чести немецкого народа, должна была открыть глаза даже самым глупым немцам.

Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать не умеет.
Задача Братства не в том только, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять как надо жить, указывать чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование – это жизнь, а не смерть и могила.

Нет ничего ужаснее и губительнее, чем ситуация, ... когда хамы господствуют, а благородные служат. Эти два вида людей отличаются друг от друга тем, что хамы (Pöbel) умеют только жить, а благородные (Edlen) умеют ещё и умирать.

Бога нужно находить и любить именно в том, что Он нам дает; если Бог посылает тебе большое земное счастье, то не будь благочестивее самого Бога и не давай высокомерным и дерзким мыслям, безудержной религиозной фантазии, которая никак не может довольствоваться тем, что Бог дает, разъедать твое счастье. Для того, кто найдет Бога в своем земном счастье и будет благодарен Ему, Бог не поскупится на часы, в которые ему вспомнится, что все земное – лишь на срок и что нужно приучать свое сердце к вечности, а в конце концов немало выпадет и таких моментов, когда мы искренне сможем сказать: «Хотел бы я уж оказаться дома...».

Бог хочет, чтобы Его познавали в жизни, а не только в смерти; в здоровье и силе, а не только в страдании; в делах, а не только в грехе.

Для веселия планета наша мало оборудована.
Надо вырвать радость у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.

Приди же, высший праздник на пути к вечной свободе,
Смерть, разрушь тягостные цепи и стены
Нашего бренного тела и нашей ослеплённой души,
Чтобы наконец мы увидели то, что здесь нам не дано было видеть.
Свобода, тебя искали мы долго в дисциплине, в деле и в страдании.
Умирая, познаём мы теперь в Божием лике тебя саму.