[Представим, что основная часть заражения была именно на/в животе, а не в груди. Заражённые могут испытывать боль. Да и в целом детали изменены во благо сюжета.]
Больно. Почему это настолько больно? По правде говоря, он уже был готов уверовать, если бы знал, что это поможет утихомирить боль, находящуюся во всем теле. Эта боль, будто лианы, опутывала изнутри, а центр этой боли был в животе. Пульсация разносилась по каждой клетке, он будто ощущал каждую мышцу в своем теле особенно четко.
Иногда мерзко покалывало сердце и Альфред спрашивал об этом у Беренгария. Тот лишь вздыхал и говорил, что не знает, как ему помочь и лишь поил травяным сбором. От Джона информации было ещё меньше. Он лишь лениво сказал что-то о том, что случай Альфреда уникален и плана лечения для такого нет даже примерно. Знаний парня не хватало, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, поэтому приходилось просто терпеть и не жаловаться, по возможности.
Под закрытыми веками мелькали разноцветные всполохи. Как бы ни силился Альфред держать глаза открытыми, он всё равно не мог видеть ничего. Со временем всполохи не угасали, а лишь становились ярче, мелькая будто тысячи светлячков. Ненадолго провалившись в сон, Альфред оказался на смутно знакомой поляне. Он прошёлся дальше, разглядывая умиротворённый пейзаж. Такого он не видел очень и очень давно, последний раз ещё в те времена, когда он был совсем маленьким. Тут, совершенно неожиданно для себя, он заметил человека, сидящего у корней раскидистого дуба. Лицо недоуменно нахмурилось.
"Милый, это ты? Что-то случилось?" Слишком знакомый голос. Он слышал его слишком давно. Альфред понёсся быстрее, спотыкаясь, но не останавливаясь ни на секунду. Он рухнул на колени перед женщиной, протянув к ней руки. "Ты не выглядишь как мой Альфред." Тон голоса совершенно не изменился, несмотря на произнесенные слова.
"Я... я... Мама, это я, поверь, это я." Судорожно зачастил Альфред, хватаясь за руки женщины. "Я стал выглядеть по-другому, но это все ещё я, пожалуйста, поверь мне, мама." Не переставал повторять парень, крепко-крепко держась за свою мать. В голосе звучала ломкая надежда и радость. "Ты должна знать, что это я. Я все ещё твой сын."
"Ох, я не знаю... Мой сынок не выглядит так." Альфред вскинул голову вверх из-за чувства противоречия, но почему-то не мог разглядеть лица полностью. Он продолжал шептать о том, что это он, даже если выглядит вот так. Он просил поверить своим словам, утыкаясь в колени женщины. Глаза непроизвольно стали мокрыми, это было невозможно контролировать.
Пальцы с силой цеплялись за ткань платья, он умолял не оставлять его, рыдая. Ее улыбка никак не поменялась и он все так же не мог разглядеть ее лицо. Что-то утягивало его прочь, как бы Альфред не стискивал подол в руках. Через секунду он вскочил, но тут же рухнул обратно на кровать от острой боли в животе. Теперь его снова окружала лишь темнота, которую нельзя было развеять даже сотней свечей.
Альфред слабыми руками обхватил голову, подрагивая всем телом. Закусив костяшку указательного пальца он тихо взвыл, сжимая зубы крепче в надежде, что это заглушит звуки. Слезы катились по щекам, пропитывая подушку, но парень даже не пытался стереть их. Лишь через время он успокоился хотя бы немного, зарываясь во влажное от слез одеяло.