Когда я подпевала словам «Долго-долго будем жить одним днём (на самом деле не смешно)», я не думала об этом буквально, мне казалось это про день сурка — изо дня в день всё то же самое, но получается, что в один день утрамбовывается слишком много всего. На самом деле не смешно, но иногда очень смешно.
Говорю В., что еду в ущелье, В. просить поцеловать его от меня во всякие цветочки и камушки. Я говорю, что у нас все серьёзно с ущельем — я везу ему цветы и планирую познакомить с родителями (мама здесь в отпуске). Обычно после такого женятся.
Спрашиваю Х., что нужно к той орхидее, которую везу в горы — может, нужен субстрат, удобрения, горшочек, или вот например — вздыхаю с надеждой— орхидее нужна вторая орхидея? Да, черт побери. Человеку нужен человек, орхидее нужна орхидея. Теперь их двое, и это прекрасно. Мы с мамой сплели им детское кресло для дальних дорог, горных и дольних, из картона и скотча, там перекрестий больше, чем в колыбели у кошки.
H. рассказывает, что встретил девочку, и раньше таких не встречал. Он встречает девочек иногда по три на день, но впервые я слышу то, что мне поистине нравится — не развеселые истории о том, как они переебали половину города и спиздили собаку, а другое. Что поехали гулять в соседнюю столицу и оказались в городе детства, и были в родительском доме, знакомились с отцом. Что с ней хочется говорить, а не только трахаться. Что он хочет жениться, несмотря на то, что все пять лет нашей дружбы он был отчаянным бабником. У меня мурашки, я прошу о двух вещах — не забивать на терапию и продолжать делать себя счастливым. Он говорит, что такое могла сказать только я.
Я говорю про Л. и с Л. — казалось бы, обо всём на свете, от нейросетей и до бывших, я рассказываю ему про свое исследование о том, как шлакоблоки помогли мне разобраться, что такое поддержка и понять, почему мое давнее чувство будто я однее всех пьяниц и всех собак — не иллюзорное, а реальное. Он говорит о том, что рад нашему новому способу разговаривать о важном без упрёков и обвинений, а я думаю о том, сколько гробиков в моём некрополе и не рухнет ли зиккурат нашей дружбы под числом их.
Всё, о чем я говорю в последнее время — любовь. Как в анекдоте: между мужчиной и женщиной, между мужчиной и мужчиной, между женщиной и женьший, а ещё, детишки, бывает любовь к родине. Вот теперь слайды.
Столько любви, что мне становится легко — люди вокруг любят себя, меня, друг друга, работу, мои горы, кошек, уличную моду, хорошие иллюстрации, бергамотовый чай и завтра еще один человек полюбит горы.
Теперь главное, чтобы мне дали поспать.
