Если я что-нибудь говорю, значит, это правильно. Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в дураках, потому что я всякого переспорю.
Да и не вам тягаться со мною. Еще и не такие пробовали. Всех уложил! Даром, что с виду и говорить-то не умею, а как заведу, так и не остановишь.
Как-то раз завел у Липавских и пошел! Всех до смерти заговорил. Потом зашел к Заболоцким и там всех заговорил. Потом пошел к Шварцам и там всех заговорил. Потом домой пришел и дома еще полночи говорил!
Очень дорогой мальчик, я была рада тебя видеть. Да, мы становимся старыми друзьями. [...]
Я была так огорчена, услышав, что Эмма плачет и пребывает в такой безнадёжной печали. Ты должен справиться с этим горем. Ты должен приложить своего рода метафизические усилия, молись о благодати (pray for grace*). Если ты действительно сможешь исправить это и сделать всё хорошо, ты создашь весь мир заново. Ты должен это сделать. Это не невозможно. Не знаю, когда мы сможем увидеться на следующей неделе – следующая неделя просто ужасна. Я постараюсь выделить более продолжительное время на будущее.
Закончу критическим замечанием (твоё поведение в «Трех борзых»[**]): тебе всегда стоит вставать, когда входит женщина или человек заметно старше ([в этом случае] ты действительно вставал), и оставаться стоять, пока женщина и т.д. не сядут (за исключением особых обстоятельств, которые предполагают, что это неуместно). (В этом вопросе ты потерпел неудачу.) Больше уроков будет позже, не сомневайся. Обнимаю.
С любовью,
А.
Главная проблема антидескриптивизма - определить, что задает идентичность обозначаемого объекта, несмотря на любые изменения его отличительных признаков; что делает объект идентичным самому себе даже в том случае, если все его свойства изменяются. Иными словами, найти объективный коррелят «жесткому десигнатору» - имени, обозначающему один и тот же объект в любом из возможных миров.
Я не вижу причин, почему бы не считать, что каждая область знаний так же открыта для женщины, как и для мужчины, и что нет такой, которую она не могла бы изучить должным образом, в зависимости от того, в какой из них она считает себя наиболее подходящей для достижения успеха или к которой её больше всего тянет.
Должен признать, что в этом вопросе я испытываю глубокую симпатию к [позиции] аль-Газали.
Нет, я не видела статью о Сартре в Life. Мне пока не удалось ознакомиться с этим возвышенным проявлением американского духа. Я бы очень хотела ее увидеть. Уверена, это гораздо интереснее, чем разглагольствования Фредди Айера в Horizon. Айер — 'логический позитивист' самого схоластического вида. Он пришёл к некоторой точной и разрушающей критике Сартра — но он читает его работы с абсолютным отсутствием воображения. Однако Сартр действительно довольно уязвим в вопросе лингвистики.
Что касается меня, то с тех пор, как я прочитала его анализ любви, я совершенно разочаровалась! Но, кроме того, я нахожу эту механику ничто очень метафизичной (в пейоративном смысле), я не хочу признавать, что всякое осознание - это самосознание (all awareness is self-awareness), и я нахожу его концепцию свободы расплывчатой и трансцендентальной.
Мы часто сознательно не замечаем этой непонятной неисправности, так же как не замечаем дискомфорта от постоянного неприятного запаха или насморка, который постепенно усиливается. Мы действительно можем жаловаться на то, что жизнь идет из рук вон плохо, что наши действия и отношения складываются не так, как мы бы того хотели. Но иногда бывает очень трудно понять, почему это происходит и что с этим делать. Нам гораздо легче искать источник неприятностей вне себя, чем внутри. Как известно, трудно увидеть недостатки в нашей собственной мотивации, в структуре наших чувств. Но в некотором смысле еще труднее – даже менее естественно – обратить внимание на то, что может быть неправильным в структуре нашей мысли. Внимание естественным образом устремляется наружу, к недостаткам в окружающем нас мире. Извернуть мысль, чтобы критически взглянуть на неё саму, достаточно трудно. Вот почему в любой культуре философия является относительно поздним явлением.
