Сóрок сорóк
07.05.202521:38
А вот Александр Коммари сокрушается по поводу того, что Компартия Индии (марксистская) поддержала специальную военную операцию индийского правительства против “террористических лагерей и инфраструктуры” на территории Пакистана.
Можно добавить, что не только КПИ(м) “критически поддержала” правительство Моди. Ровно то же самое сделали и две другие крупнейшие компартии страны - Компартия Индии (т.е.”оригинальная” компартия, основанная в 1925) и Компартия Индии (марксистско-ленинская) Освобождение (один из десятка отколов движения наксалитов, политически самый успешный из всех).
А чтобы жизнь совсем перестала казаться веселым карнавалом, надо бы еще отметить, что индийские коммунисты всегда, когда дело принимало опасный для их государства оборот, выражали поддержку правительству, каким бы оно не было:
- так было во время пограничной индо-китайской напряженности 1959 года, когда КПИ выпустила Калькуттскую декларацию, подтвердив свою готовность к защите Индии, но указав при этом на вину “индийских реакционеров”, углубляющих кризис до полувоенного состояния;
- так было во время индо-китайской войны 1962 года, когда КПИ, - разделившись к тому моменту на левую и правую фракции на фоне советско-китайского спора, - опять же поддержала дело “национальной обороны”. Причем если правая фракция всецело одобряла оборонительно-националистический курс Джавахарлала Неру, то левая фракция (которая в 1964 образует КПИ/марксистскую)...тоже поддержала защиту границ, правда осудив антикитайский шовинизм и перекладывание всей вины за происходящее на агрессивный Китай. Лишь радикальное прокитайское меньшинство в Западной Бенгалии, - из которого в конце 60-х как раз и вырастут знаменитые повстанцы-наксалиты, - поддерживало китайскую сторону, квалифицировав войну в своём фирменном стиле: как сражение между социализмом (КНР) и империалистической марионеткой (Индией);
- так было в ходе Освободительной войны в Бангладеш в 1971 году, когда бóльшая часть индийских коммунистов не только поддерживала сражавшихся с Пакистаном партизан, но и оказывала давление на правительство Индиры Ганди с целью военного вмешательства, полностью одобрив затем индийскую интервенцию, обернувшуюся очередной индо-пакистанской войной. Между тем, ведущая (на тот момент) организация преданных Мао наксалитов, - Коммунистическая Партия Индии Марксистско-Ленинская, - выступила против независимости или даже автономии Бангладеш, называя Освободительную войну “империалистическим заговором против Китая” (КНР был тогда фактическим союзником Пакистана, частью которого Бангладеш и являлся), а стоявшего во главе этой борьбы социалиста Муджибура Рахмана - “ставленником бенгальских кулаков и бизнесменов”;
- так было в рамках гуманитарной интервенции индийской армии на соседнюю Шри-Ланку в 1987, которая была охвачена войной между тамильскими повстанцами и правительством. И КПИ и КПИ(м) поддержали Индо-ланкийское соглашение об интервенции, направленное на “обеспечение порядка” на севере острова, где компактно проживало индуистское меньшинство тамилов. Презабавно, что военное вмешательство Индии спровоцировало в самой Шри-Ланке массовое анти-индийское и антиправительственное восстание, которое возглавили…марксисты-ленинцы из Народно-освободительного Фронта.
Скажу откровенно, позиции индийских коммунистов в ходе Второй индо-пакистанской войны 1965 мне неизвестны, но я это незнание могу компенсировать указанием на позицию уже пакистанских коммунистов: как прокитайская, так и просоветская фракция Национальной Партии Авами в бóльшей или меньшей степени поддержали пакистанское правительство Айюб Хана, несмотря на то, что именно Пакистан и был инициатором конфликта.
Собственно, завершившая эту войну Ташкентская декларация, воспринятая большинством пакистанского населения как “поражение за дипломатическим столом”, сыграла большую роль в падении общественной поддержки Айюба и возвышении бывшего министра иностранных дел, воинственного “ястреба” Зульфикара Али Бхутто с его Народной Партией, которая всецело была поддержана мощным тогда еще пакистанским левым движением (а первая программа этой
Можно добавить, что не только КПИ(м) “критически поддержала” правительство Моди. Ровно то же самое сделали и две другие крупнейшие компартии страны - Компартия Индии (т.е.”оригинальная” компартия, основанная в 1925) и Компартия Индии (марксистско-ленинская) Освобождение (один из десятка отколов движения наксалитов, политически самый успешный из всех).
А чтобы жизнь совсем перестала казаться веселым карнавалом, надо бы еще отметить, что индийские коммунисты всегда, когда дело принимало опасный для их государства оборот, выражали поддержку правительству, каким бы оно не было:
- так было во время пограничной индо-китайской напряженности 1959 года, когда КПИ выпустила Калькуттскую декларацию, подтвердив свою готовность к защите Индии, но указав при этом на вину “индийских реакционеров”, углубляющих кризис до полувоенного состояния;
- так было во время индо-китайской войны 1962 года, когда КПИ, - разделившись к тому моменту на левую и правую фракции на фоне советско-китайского спора, - опять же поддержала дело “национальной обороны”. Причем если правая фракция всецело одобряла оборонительно-националистический курс Джавахарлала Неру, то левая фракция (которая в 1964 образует КПИ/марксистскую)...тоже поддержала защиту границ, правда осудив антикитайский шовинизм и перекладывание всей вины за происходящее на агрессивный Китай. Лишь радикальное прокитайское меньшинство в Западной Бенгалии, - из которого в конце 60-х как раз и вырастут знаменитые повстанцы-наксалиты, - поддерживало китайскую сторону, квалифицировав войну в своём фирменном стиле: как сражение между социализмом (КНР) и империалистической марионеткой (Индией);
- так было в ходе Освободительной войны в Бангладеш в 1971 году, когда бóльшая часть индийских коммунистов не только поддерживала сражавшихся с Пакистаном партизан, но и оказывала давление на правительство Индиры Ганди с целью военного вмешательства, полностью одобрив затем индийскую интервенцию, обернувшуюся очередной индо-пакистанской войной. Между тем, ведущая (на тот момент) организация преданных Мао наксалитов, - Коммунистическая Партия Индии Марксистско-Ленинская, - выступила против независимости или даже автономии Бангладеш, называя Освободительную войну “империалистическим заговором против Китая” (КНР был тогда фактическим союзником Пакистана, частью которого Бангладеш и являлся), а стоявшего во главе этой борьбы социалиста Муджибура Рахмана - “ставленником бенгальских кулаков и бизнесменов”;
- так было в рамках гуманитарной интервенции индийской армии на соседнюю Шри-Ланку в 1987, которая была охвачена войной между тамильскими повстанцами и правительством. И КПИ и КПИ(м) поддержали Индо-ланкийское соглашение об интервенции, направленное на “обеспечение порядка” на севере острова, где компактно проживало индуистское меньшинство тамилов. Презабавно, что военное вмешательство Индии спровоцировало в самой Шри-Ланке массовое анти-индийское и антиправительственное восстание, которое возглавили…марксисты-ленинцы из Народно-освободительного Фронта.
Скажу откровенно, позиции индийских коммунистов в ходе Второй индо-пакистанской войны 1965 мне неизвестны, но я это незнание могу компенсировать указанием на позицию уже пакистанских коммунистов: как прокитайская, так и просоветская фракция Национальной Партии Авами в бóльшей или меньшей степени поддержали пакистанское правительство Айюб Хана, несмотря на то, что именно Пакистан и был инициатором конфликта.
Собственно, завершившая эту войну Ташкентская декларация, воспринятая большинством пакистанского населения как “поражение за дипломатическим столом”, сыграла большую роль в падении общественной поддержки Айюба и возвышении бывшего министра иностранных дел, воинственного “ястреба” Зульфикара Али Бхутто с его Народной Партией, которая всецело была поддержана мощным тогда еще пакистанским левым движением (а первая программа этой
04.05.202519:42
Еще одной иллюстрацией неудачного ортодоксально-марксистского подхода к национализму является деятельность Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (с 1918 - Коммунистической Рабочей Партии Польши), чьё принципиальное отрицание противоречащего пролетарской революции национализма (один из краеугольных камней интерпретации марксизма Розой Люксембург) вызывало недоумение даже у Ленина.
Который, сам будучи левым социал-демократом, но при этом трезвым реалистом и прагматиком, понимал, каким мощным мобилизующим фактором является национализм и насколько важно использовать его для завоевания и удержания власти. Иначе его неизбежно используют другие.
Не всегда это доходило до Ильича с первого раза (как это было в случае с Украиной), но таки доходило. В отличие от поляков, которые вплоть до 1923 года упорно отказывались признавать “фальшивую независимость” Второй Польской Республики и лишь оказавшись в полной политической изоляции (во многом, правда, благодаря и советско-польской войне) вынуждены были признать, что ленинский курс по национальному вопросу, - т.е. формальное признание прав наций на самоопределение, - был верным, а ортодоксия покойной уже Люксембург, хоть и отвечала всем критериям марксистского анализа, но выставляла непреодолимые барьеры на пути к завоеванию масс.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/05/blog-post.html?m=1
Который, сам будучи левым социал-демократом, но при этом трезвым реалистом и прагматиком, понимал, каким мощным мобилизующим фактором является национализм и насколько важно использовать его для завоевания и удержания власти. Иначе его неизбежно используют другие.
Не всегда это доходило до Ильича с первого раза (как это было в случае с Украиной), но таки доходило. В отличие от поляков, которые вплоть до 1923 года упорно отказывались признавать “фальшивую независимость” Второй Польской Республики и лишь оказавшись в полной политической изоляции (во многом, правда, благодаря и советско-польской войне) вынуждены были признать, что ленинский курс по национальному вопросу, - т.е. формальное признание прав наций на самоопределение, - был верным, а ортодоксия покойной уже Люксембург, хоть и отвечала всем критериям марксистского анализа, но выставляла непреодолимые барьеры на пути к завоеванию масс.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/05/blog-post.html?m=1
26.04.202506:34
25.04.202519:03
Спустя 3 недели после формирования народной милиции произошло то, чего опасался шейх Абдулла: Кашмир атаковала “лашкар”, племенная армия из нескольких тысяч бойцов, выходцев из пограничных с Афганистаном пакистанских районов. Идеологически этот поход на Кашмир проходил под лозунгами джихада и “защиты ислама”, а политически целью было присоединение княжества к Пакистану.
Махараджа Хари Сингх почти сразу же в страхе бежал в Индию, где быстренько подписал согласие на присоединение своего удела к Индии, разбежалась и вся его элитарная армия “кшатриев” и "раджпутов". Единственным барьером на пути продвижения противника стал оставшийся в Кашмире шейх Абдулла и его ополченцы, численность которых росла по мере получения сведений о терроре и разбое, который учиняли джихадисты на захваченных территориях.
Собственно, именно это мультинациональное ополчение под руководством коммунистов и сдерживало наседающих басмачей, - не дав им захватить осажденный Шринагар, - до тех пор, пока прибывшая на подмогу индийская армия (при поддержке тех же ополченцев) не разбила джихадистов. В общем, чем-то история обороны Шринагара 1947 перекликается с историей обороны курдами города Кобани в северо-восточной Сирии (Рожаве) 2014-15 от наступления запрещённого ИГИЛ.
Прямым следствием борьбы с племенной интервенцией стало падение трусливо бежавшего махараджи (хотя формально статус княжества был сохранен до 1952) и укрепление решительного шейха Абдуллы, который, выдвигая радикальную “квазикоммунистическую” программу общественных преобразований (оружие народу, землю крестьянам, создание планового сектора экономики и т.д.), пользовался прямой поддержкой коммунистов, которые к концу 1947 года взяли под полный контроль не только вооруженную прибывшими индийцами народную милицию (свыше 25 тысяч человек), но и практически все информационные ресурсы региона, подчиненные опять же находившемуся под влиянием коммунистов Культурному фронту.
Превращение Кашмира в “коммунистический бастион” естественно перепугало верхушку стоявшего у руля страны Индийского Национального Конгресса, которая оценивала происходящее в новой провинции просто как “коммунистический переворот”. Но Дели предпринимать ничего не стал: во-первых, потому, что сам по себе ИНК тоже тогда держался умеренно-социалистической линии (“демократического социализма”), во-вторых, потому, что для очистки Кашмира от популярных в народе радикалов у Индии просто не было сил, ну а в-третьих, потому что ни шейх Абдулла, ни Компартия Индии напрямую не выступали против ИНК, выражая готовность к “мирному сосуществованию”.
Разрушать “бастион кашмирского коммунизма” начали сами коммунисты, которые на II Конгрессе ИКП в марте 1948 года провозгласили резкий поворот влево. Длительное сотрудничество ИКП с ИНК было разорвано в пользу нового курса на подготовку всеобщего восстания рабочих и крестьян против “партии национальной буржуазии” (т.е. ИНК) и “фальшивой независимости”. Так же резко было осуждено сотрудничество коммунистов с шейхом Абдуллой в Кашмире, который между тем продолжал держаться радикальной линии и издалека любить Советский Союз. Под его довольно авторитарным руководством в Кашмире в начале 50-х была проведена наиболее радикальная в Индии земельная реформа; столь же неутомимо шейх Абдулла боролся и за укрепление межрелигиозного и межобщинного мира.
Причем, даже будучи своеобразным локальным диктатором-самодержцем, даже будучи подвергнут острой критике со стороны ИКП как “буржуазный националист”, шейх Абдулла особо сильно самих коммунистов не преследовал и даже допускал людей коммунистических взглядов в своё ближайшее окружение. В общем-то, открытая любовь к СССР, имидж социального радикала и слухи о связях “Льва Кашмира” с запрещенной в 1948 году ИКП (хотя в 1951 запрет был снят, партия продолжала подвергаться преследованиям) привели к тому, что в августе 1953 года шейх Абдулла центральным правительством был смещен с поста премьер-министра штата Джамму и Кашмир (а потом и осужден как "заговорщик-сепаратист") дабы “регион не упал в руки коммунистов”.
Такой вот эпизод из кашмирской истории.
Махараджа Хари Сингх почти сразу же в страхе бежал в Индию, где быстренько подписал согласие на присоединение своего удела к Индии, разбежалась и вся его элитарная армия “кшатриев” и "раджпутов". Единственным барьером на пути продвижения противника стал оставшийся в Кашмире шейх Абдулла и его ополченцы, численность которых росла по мере получения сведений о терроре и разбое, который учиняли джихадисты на захваченных территориях.
Собственно, именно это мультинациональное ополчение под руководством коммунистов и сдерживало наседающих басмачей, - не дав им захватить осажденный Шринагар, - до тех пор, пока прибывшая на подмогу индийская армия (при поддержке тех же ополченцев) не разбила джихадистов. В общем, чем-то история обороны Шринагара 1947 перекликается с историей обороны курдами города Кобани в северо-восточной Сирии (Рожаве) 2014-15 от наступления запрещённого ИГИЛ.
Прямым следствием борьбы с племенной интервенцией стало падение трусливо бежавшего махараджи (хотя формально статус княжества был сохранен до 1952) и укрепление решительного шейха Абдуллы, который, выдвигая радикальную “квазикоммунистическую” программу общественных преобразований (оружие народу, землю крестьянам, создание планового сектора экономики и т.д.), пользовался прямой поддержкой коммунистов, которые к концу 1947 года взяли под полный контроль не только вооруженную прибывшими индийцами народную милицию (свыше 25 тысяч человек), но и практически все информационные ресурсы региона, подчиненные опять же находившемуся под влиянием коммунистов Культурному фронту.
Превращение Кашмира в “коммунистический бастион” естественно перепугало верхушку стоявшего у руля страны Индийского Национального Конгресса, которая оценивала происходящее в новой провинции просто как “коммунистический переворот”. Но Дели предпринимать ничего не стал: во-первых, потому, что сам по себе ИНК тоже тогда держался умеренно-социалистической линии (“демократического социализма”), во-вторых, потому, что для очистки Кашмира от популярных в народе радикалов у Индии просто не было сил, ну а в-третьих, потому что ни шейх Абдулла, ни Компартия Индии напрямую не выступали против ИНК, выражая готовность к “мирному сосуществованию”.
Разрушать “бастион кашмирского коммунизма” начали сами коммунисты, которые на II Конгрессе ИКП в марте 1948 года провозгласили резкий поворот влево. Длительное сотрудничество ИКП с ИНК было разорвано в пользу нового курса на подготовку всеобщего восстания рабочих и крестьян против “партии национальной буржуазии” (т.е. ИНК) и “фальшивой независимости”. Так же резко было осуждено сотрудничество коммунистов с шейхом Абдуллой в Кашмире, который между тем продолжал держаться радикальной линии и издалека любить Советский Союз. Под его довольно авторитарным руководством в Кашмире в начале 50-х была проведена наиболее радикальная в Индии земельная реформа; столь же неутомимо шейх Абдулла боролся и за укрепление межрелигиозного и межобщинного мира.
Причем, даже будучи своеобразным локальным диктатором-самодержцем, даже будучи подвергнут острой критике со стороны ИКП как “буржуазный националист”, шейх Абдулла особо сильно самих коммунистов не преследовал и даже допускал людей коммунистических взглядов в своё ближайшее окружение. В общем-то, открытая любовь к СССР, имидж социального радикала и слухи о связях “Льва Кашмира” с запрещенной в 1948 году ИКП (хотя в 1951 запрет был снят, партия продолжала подвергаться преследованиям) привели к тому, что в августе 1953 года шейх Абдулла центральным правительством был смещен с поста премьер-министра штата Джамму и Кашмир (а потом и осужден как "заговорщик-сепаратист") дабы “регион не упал в руки коммунистов”.
Такой вот эпизод из кашмирской истории.
19.04.202511:56
На неделе мексиканские народники из Сапатистской Армии Национального Освобождения (EZLN) в Хасинто (штат, естественно, Чьяпас) провели фестиваль под названием Re(belarte) y Re(velarte) / Искусство радости и бунта/; международную встречу деятелей культуры из 27 стран мира (около 350 человек, а всего на фест съехалось более двух тысяч участников), посвященную развитию “культуры восстания и сопротивления”.
Открытие фестиваля было обставлено помпезно: маршем сотни сапатистских милиционеров, вооруженных дубинками как символом “низового сопротивления” (сама EZLN сложила оружие еще в 2005 году). Сапатисты конечно бодрятся вовсю, но это все не так весело на самом деле, поскольку Чьяпас (да и вся Мексика) уже давно погрузился в пучину криминального террора и вот эти символические дубинки выглядят не очень убедительно, потому что мексиканские наркокартели нынче - это настоящие вооруженные армии с миллионными бюджетами, которые вроде не очень боятся каких-то крестьян, которые свои палочки вставляют в колеса сверхприбыльной машине наркотического и миграционного трафика, идущего через Чьяпас (контроль за путями нелегальной миграции в США приносит синдикатам не меньше средств).
Тем не менее, во вступительной речи нынешний команданте Моисес подчеркнул, что движение не стремится к насилию, но готово защищать себя от наркокартелей и корпораций, все активней проникающих в этот глухой штат на фоне быстрой модернизации Мексики. В контексте реорганизации EZLN 2023-24 гг., направленной на “повышение защиты общин и матери-земли в случае агрессии, нападений, эпидемий, вторжения хищных корпораций, частичной или полной военной оккупации, стихийных бедствий”, эти словеса звучат довольно загадочно. Потому что военный потенциал EZLN неизвестен, но хорошо известен масштаб социальной организации сапатистов, которые до сих пор обладают значительным влиянием среди коренного населения.
Команданте Моисес вообще много чего наговорил. Проклял капиталистическую систему, “которая родилась плохой и умрет потому, что она плохая”, заявил что капитализм уничтожает все хорошее, что было раньше - от природы до коллективного общественного уклада, - и пригрозил, что сама земля, в конечном итоге, на все это отреагирует: “не будет никаких беспилотников, потому что не будет аккумуляторов, не будет никаких автомобилей, потому что не будет бензина”. Короче, сапатисты поддерживают традицию антикапиталистического технопессимизма “аграрных социалистов”, что отличало их (аграрных социалистов) всегда от марксистов любого вида, которые в общем уповают на светлое будущее городского индустриализма.
В своем обращении к публике команданте Моисес призвал к созданию “нового искусства для жизни”, потому что капиталистическое искусство давно изжило себя, оно пропагандирует гибель и когда доминирующий капитализм логическим образом умрет, “у нас ничего не останется”.
“Представьте себе день без капитализма. Что мы будем делать тогда? А ведь это произойдет”. Поэтому надо думать уже сегодня об искусстве, которое поможет выжить и теперь, и в будущем, когда нужно будет строить новый посткапиталистический мир. Новое искусство, созданное коллективно, якобы должно этому посодействовать.
В общем, старая, раскритикованная еще в эпоху Перестройки, марксистская идея о том, что “искусство - это идеология, выраженная в художественных образах”, обретает новую жизнь.
Соответственно, в течение недели на двух площадках проводились встречи сапатистов с представителями различных общественных организаций для обмена опытом и обсуждений, проводились всякие разные мероприятия (театральные, музыкальные, сессии по литературе, художественному мастерству и скульптуре, даже какой-то испанский самопальный цирк приехал), короче все в традиционном для сапатистов духе, а-ля “слова сильнее пуль”. Такой вот веселый деревенский движ.
Открытие фестиваля было обставлено помпезно: маршем сотни сапатистских милиционеров, вооруженных дубинками как символом “низового сопротивления” (сама EZLN сложила оружие еще в 2005 году). Сапатисты конечно бодрятся вовсю, но это все не так весело на самом деле, поскольку Чьяпас (да и вся Мексика) уже давно погрузился в пучину криминального террора и вот эти символические дубинки выглядят не очень убедительно, потому что мексиканские наркокартели нынче - это настоящие вооруженные армии с миллионными бюджетами, которые вроде не очень боятся каких-то крестьян, которые свои палочки вставляют в колеса сверхприбыльной машине наркотического и миграционного трафика, идущего через Чьяпас (контроль за путями нелегальной миграции в США приносит синдикатам не меньше средств).
Тем не менее, во вступительной речи нынешний команданте Моисес подчеркнул, что движение не стремится к насилию, но готово защищать себя от наркокартелей и корпораций, все активней проникающих в этот глухой штат на фоне быстрой модернизации Мексики. В контексте реорганизации EZLN 2023-24 гг., направленной на “повышение защиты общин и матери-земли в случае агрессии, нападений, эпидемий, вторжения хищных корпораций, частичной или полной военной оккупации, стихийных бедствий”, эти словеса звучат довольно загадочно. Потому что военный потенциал EZLN неизвестен, но хорошо известен масштаб социальной организации сапатистов, которые до сих пор обладают значительным влиянием среди коренного населения.
Команданте Моисес вообще много чего наговорил. Проклял капиталистическую систему, “которая родилась плохой и умрет потому, что она плохая”, заявил что капитализм уничтожает все хорошее, что было раньше - от природы до коллективного общественного уклада, - и пригрозил, что сама земля, в конечном итоге, на все это отреагирует: “не будет никаких беспилотников, потому что не будет аккумуляторов, не будет никаких автомобилей, потому что не будет бензина”. Короче, сапатисты поддерживают традицию антикапиталистического технопессимизма “аграрных социалистов”, что отличало их (аграрных социалистов) всегда от марксистов любого вида, которые в общем уповают на светлое будущее городского индустриализма.
В своем обращении к публике команданте Моисес призвал к созданию “нового искусства для жизни”, потому что капиталистическое искусство давно изжило себя, оно пропагандирует гибель и когда доминирующий капитализм логическим образом умрет, “у нас ничего не останется”.
“Представьте себе день без капитализма. Что мы будем делать тогда? А ведь это произойдет”. Поэтому надо думать уже сегодня об искусстве, которое поможет выжить и теперь, и в будущем, когда нужно будет строить новый посткапиталистический мир. Новое искусство, созданное коллективно, якобы должно этому посодействовать.
В общем, старая, раскритикованная еще в эпоху Перестройки, марксистская идея о том, что “искусство - это идеология, выраженная в художественных образах”, обретает новую жизнь.
Соответственно, в течение недели на двух площадках проводились встречи сапатистов с представителями различных общественных организаций для обмена опытом и обсуждений, проводились всякие разные мероприятия (театральные, музыкальные, сессии по литературе, художественному мастерству и скульптуре, даже какой-то испанский самопальный цирк приехал), короче все в традиционном для сапатистов духе, а-ля “слова сильнее пуль”. Такой вот веселый деревенский движ.
13.04.202519:42
Последний, наверное, очерк из стихийного цикла, посвященного проблеме взаимоотношений промеж коммунизмом и национализмом на Балканах. На этот раз, речь о македонской проблеме в Греции, которая и в эпоху Второй Мировой, и в ходе начавшейся почти сразу же после неё Гражданской войны вызывала у греческих коммунистов страшную головную боль.
Так как угнетенные “левые славяне” со своим стремлением к обособлению от совершенно чуждого им (культурно и исторически) греческого общества, со своей вполне объяснимой и закономерной тягой к единению с другими братскими славянскими народами Южной Европы, подрывали деятельность возглавляемого коммунистами массового революционно-демократического фронта, связующей основой которого был конечно же не коммунизм как таковой, а скорее “революционный патриотизм” (он же - “революционный национализм”) с его стремлением к социальному и экономическому обновлению Греции как национального государства, с постулатом об освобождении от империализма (какого угодно - итальянского, немецкого, болгарского, британского или американского), с тейком о “священности границ” и категорическим неприятием территориальных уступок кому бы то ни было, и тем более, - в силу мощной славянофобии греческого общества тех лет, - македонским славянам.
Компартия Греции закономерно всю дорогу как могла пыталась обуздать и подчинить своих левых славянских союзников, прекрасно понимая, что признание права угнетенных и терроризируемых властями македонцев на самоопределение приведет к моментальной потере партией влияния в обществе, которое, повторюсь, и слышать ничего не хотело про “расчленение” матери-Греции.
Свою роль играл конечно и национализм, которому греческие коммунисты были подвержены в не меньшей степени, чем коммунисты болгарские, югославские, албанские, румынские или какие-либо другие.
И что характерно: как только КПГ, в силу некоторых причин (об которых в статье) в конце Гражданской войны вынуждена была публично признать право македонцев на собственное национальное развитие, произошло то, что и должно было произойти - партия моментально потеряла поддержку греческого общества, легко принявшего постулаты правительственной пропаганды о том, что “славяно-коммунисты” и их местные марионетки желают погубить великую древнюю Элладу, раздав земли, на которых жили древние предки и за которые сражались отцы, в руки каким-то македонцам, прославившимся еще во время болгарско-фашистской оккупации массовым коллаборационизмом.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/blog-post_13.html?m=1
Так как угнетенные “левые славяне” со своим стремлением к обособлению от совершенно чуждого им (культурно и исторически) греческого общества, со своей вполне объяснимой и закономерной тягой к единению с другими братскими славянскими народами Южной Европы, подрывали деятельность возглавляемого коммунистами массового революционно-демократического фронта, связующей основой которого был конечно же не коммунизм как таковой, а скорее “революционный патриотизм” (он же - “революционный национализм”) с его стремлением к социальному и экономическому обновлению Греции как национального государства, с постулатом об освобождении от империализма (какого угодно - итальянского, немецкого, болгарского, британского или американского), с тейком о “священности границ” и категорическим неприятием территориальных уступок кому бы то ни было, и тем более, - в силу мощной славянофобии греческого общества тех лет, - македонским славянам.
Компартия Греции закономерно всю дорогу как могла пыталась обуздать и подчинить своих левых славянских союзников, прекрасно понимая, что признание права угнетенных и терроризируемых властями македонцев на самоопределение приведет к моментальной потере партией влияния в обществе, которое, повторюсь, и слышать ничего не хотело про “расчленение” матери-Греции.
Свою роль играл конечно и национализм, которому греческие коммунисты были подвержены в не меньшей степени, чем коммунисты болгарские, югославские, албанские, румынские или какие-либо другие.
И что характерно: как только КПГ, в силу некоторых причин (об которых в статье) в конце Гражданской войны вынуждена была публично признать право македонцев на собственное национальное развитие, произошло то, что и должно было произойти - партия моментально потеряла поддержку греческого общества, легко принявшего постулаты правительственной пропаганды о том, что “славяно-коммунисты” и их местные марионетки желают погубить великую древнюю Элладу, раздав земли, на которых жили древние предки и за которые сражались отцы, в руки каким-то македонцам, прославившимся еще во время болгарско-фашистской оккупации массовым коллаборационизмом.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/blog-post_13.html?m=1
07.05.202521:38
партии и вовсе была написана бенгальским коммунистом Джалалудином Абдур Рахимом).
Такие вот дела.
Почему все так происходит, в общем понятно: патриотизм и национализм в моменты военной эскалации в общественном сознании всегда оказываются сильнее абстрактной “классовой сознательности” и идти поперек этих господствующих настроений банально чревато политической маргинализацией и потерей поддержки. Поэтому с помощью волшебной диалектики коммунистами изыскиваются способы использования массового военного патриотизма населения себе на пользу.
Есть и более оригинальное объяснение.
В свое время лидер русских эсеров Виктор Чернов, наблюдавший массовое патриотическое грехопадение марксистов Второго Интернационала, высказал свою особую версию этого феномена, который с тех пор повторялся еще неоднократно. Этот его нетривиальный взгляд в общем пересекается с критикой почитания марксистами современного государства и индустриализма как таковых, что так же влияло и продолжает влиять на формирование диалектически-патриотического дискурса коммунистов с их градацией буржуазии на "более" и "менее" реакционную, с поисками "прогрессивных" экономических сторон того или иного режима, с надеждами на вынужденную модернизацию и централизацию промышленности и тому подобными представлениями.
Такие вот дела.
Почему все так происходит, в общем понятно: патриотизм и национализм в моменты военной эскалации в общественном сознании всегда оказываются сильнее абстрактной “классовой сознательности” и идти поперек этих господствующих настроений банально чревато политической маргинализацией и потерей поддержки. Поэтому с помощью волшебной диалектики коммунистами изыскиваются способы использования массового военного патриотизма населения себе на пользу.
Есть и более оригинальное объяснение.
В свое время лидер русских эсеров Виктор Чернов, наблюдавший массовое патриотическое грехопадение марксистов Второго Интернационала, высказал свою особую версию этого феномена, который с тех пор повторялся еще неоднократно. Этот его нетривиальный взгляд в общем пересекается с критикой почитания марксистами современного государства и индустриализма как таковых, что так же влияло и продолжает влиять на формирование диалектически-патриотического дискурса коммунистов с их градацией буржуазии на "более" и "менее" реакционную, с поисками "прогрессивных" экономических сторон того или иного режима, с надеждами на вынужденную модернизацию и централизацию промышленности и тому подобными представлениями.
01.05.202518:58
Ибо “национал-уклонизм” обычно заканчивался скептицизмом по отношению к далекому московскому руководству, не понимающему “национальной специфики”. И хотя в 40-е Сталин сам признал, что идея руководить мировой революцией из единого центра была ошибочной, в 20-е это было очевидно только ревизионистам и оппортунистам.
Короче говоря, теоретически “чистый” радикально-пролетарский “третий период” Коминтерна дал очень плохие практические результаты, увенчавшись приходом к власти в 1933 году некоего А.Гитлера. После чего застилающая глаза московских товарищей пелена революционной страсти начала потихоньку рассеиваться.
Приход А.Гитлера к власти и фактический провал радикальной тактики “класс против класса” имел для “международного коммунистического движения” несколько идейных последствий.
Во-первых, в силу острой необходимости укрепления обороноспособности советского государства перед фактом возможного столкновения с Германией, именно в период 1933-34 гг. началось плавное формирование дискурса т.н.“советского патриотизма” (де-факто советского государственного национализма) с частичной реабилитацией доселе воспринимавшегося негативно царско-имперского прошлого, свертыванием порождающей центробежные тенденции “коренизации” окраин и некоторым снижением не очень понятной “глубинному народу” революционной риторики. Т.к. Москва выступала в качестве “идейного центра” для всех коммунистических партий, этот новый и довольно эффективный “советский патриотизм”, - оформленный окончательно в годы ВОВ, - будет принят к сведению и впоследствии станет “ролевой моделью” для идейного формирования всех “национал-коммунистических” режимов, возникших во второй половине 40-х годов в Восточной Европе и Азии.
Во-вторых, в тот же период 1933-34 гг. начнется столь же плавный отход Коминтерна от провальной тактики “класс против класса” в сторону более умеренной тактики “народного антифашистского фронта”. Прологом к чему стали действия Французской Компартии в 1934 году, когда по личной инициативе Мориса Тореза (вообще отличавшегося “правизной” взглядов), партия выступила совместно с “социал-фашистами” из Французской секции Рабочего Интернационала (СФИО) в рамках уличного противодействия попытке ультраправых осуществить переворот 6 февраля. Осенью того же года, вопреки директивам Коминтерна, Торез призвал к формированию с "буржуазными" социалистами “Народного фронта свободы, труда и мира”, положив тем самым начало переосмыслению московскими товарищами своего курса образца 1928 года, продолжение которого грозило международным коммунистам окончательным выпадением из политического поля.
Впрочем, провозглашенная в 1935 году на VII Конгрессе Коминтерна новая тактика “единого антифашистского фронта” хотя и выглядела куда реалистичнее, нежели “сектантство” “третьего периода” (как обычно, все провалы 1928-34 гг. никогда не ошибавшийся Коминтерн возложил на дураков-”сектантов”, которые опять все неправильно поняли), дала примерно такие же результаты, ибо нигде направляемые мудрыми теоретиками коммунисты не сумели ни установить стабильное “антифашистское правительство народного фронта”, ни остановить триумфальное продвижение фашизма.
В связи с этим, после нападения Германии на Польшу в 1939 Коминтерн мгновенно отказался и от этой неудачной тактики, квалифицировав Вторую Мировую как “межимпериалистическую войну” и приказав подконтрольным коммунистам не лезть в борьбу двух “империалистических центров”. Ну а 22 июня 1941 года Коминтерн снова меняет карты, призвав все прогрессивные силы человечества на борьбу с атаковавшим СССР фашизмом…и возврату к тактике “единого антифашистского фронта” со всеми ее деталями, вроде отказа от лозунгов социалистической революции и поддержке своего “буржуазного” антифашистского правительства.
На этот раз тактика сработала, но сработала она не столько благодаря проницательным советским знатокам марксизма-ленинизма, а скорее за счет радикализма югославских коммунистов, не столь уважительно как другие относившихся к московскому “центру международного коммунистического движения”, который, - исходя из государственных интересов
Короче говоря, теоретически “чистый” радикально-пролетарский “третий период” Коминтерна дал очень плохие практические результаты, увенчавшись приходом к власти в 1933 году некоего А.Гитлера. После чего застилающая глаза московских товарищей пелена революционной страсти начала потихоньку рассеиваться.
Приход А.Гитлера к власти и фактический провал радикальной тактики “класс против класса” имел для “международного коммунистического движения” несколько идейных последствий.
Во-первых, в силу острой необходимости укрепления обороноспособности советского государства перед фактом возможного столкновения с Германией, именно в период 1933-34 гг. началось плавное формирование дискурса т.н.“советского патриотизма” (де-факто советского государственного национализма) с частичной реабилитацией доселе воспринимавшегося негативно царско-имперского прошлого, свертыванием порождающей центробежные тенденции “коренизации” окраин и некоторым снижением не очень понятной “глубинному народу” революционной риторики. Т.к. Москва выступала в качестве “идейного центра” для всех коммунистических партий, этот новый и довольно эффективный “советский патриотизм”, - оформленный окончательно в годы ВОВ, - будет принят к сведению и впоследствии станет “ролевой моделью” для идейного формирования всех “национал-коммунистических” режимов, возникших во второй половине 40-х годов в Восточной Европе и Азии.
Во-вторых, в тот же период 1933-34 гг. начнется столь же плавный отход Коминтерна от провальной тактики “класс против класса” в сторону более умеренной тактики “народного антифашистского фронта”. Прологом к чему стали действия Французской Компартии в 1934 году, когда по личной инициативе Мориса Тореза (вообще отличавшегося “правизной” взглядов), партия выступила совместно с “социал-фашистами” из Французской секции Рабочего Интернационала (СФИО) в рамках уличного противодействия попытке ультраправых осуществить переворот 6 февраля. Осенью того же года, вопреки директивам Коминтерна, Торез призвал к формированию с "буржуазными" социалистами “Народного фронта свободы, труда и мира”, положив тем самым начало переосмыслению московскими товарищами своего курса образца 1928 года, продолжение которого грозило международным коммунистам окончательным выпадением из политического поля.
Впрочем, провозглашенная в 1935 году на VII Конгрессе Коминтерна новая тактика “единого антифашистского фронта” хотя и выглядела куда реалистичнее, нежели “сектантство” “третьего периода” (как обычно, все провалы 1928-34 гг. никогда не ошибавшийся Коминтерн возложил на дураков-”сектантов”, которые опять все неправильно поняли), дала примерно такие же результаты, ибо нигде направляемые мудрыми теоретиками коммунисты не сумели ни установить стабильное “антифашистское правительство народного фронта”, ни остановить триумфальное продвижение фашизма.
В связи с этим, после нападения Германии на Польшу в 1939 Коминтерн мгновенно отказался и от этой неудачной тактики, квалифицировав Вторую Мировую как “межимпериалистическую войну” и приказав подконтрольным коммунистам не лезть в борьбу двух “империалистических центров”. Ну а 22 июня 1941 года Коминтерн снова меняет карты, призвав все прогрессивные силы человечества на борьбу с атаковавшим СССР фашизмом…и возврату к тактике “единого антифашистского фронта” со всеми ее деталями, вроде отказа от лозунгов социалистической революции и поддержке своего “буржуазного” антифашистского правительства.
На этот раз тактика сработала, но сработала она не столько благодаря проницательным советским знатокам марксизма-ленинизма, а скорее за счет радикализма югославских коммунистов, не столь уважительно как другие относившихся к московскому “центру международного коммунистического движения”, который, - исходя из государственных интересов
26.04.202506:34
Фотокарточки к посту о Кашмирской обороне вчера забыл прикрепить. Поэтому вот, та самая Женская армия, обычные ополченцы, даже детская милиция.
24.04.202519:32
В свете возникшего между Индией и Пакистаном напряжения из-за ужасающего теракта против туристов в Пахалгаме, стоит напомнить, что нынче в Кашмире куролесят не ужасные и отвратительные исламские фанатики, а самые настоящие светские и прогрессивные антифашисты. Фронт сопротивления, чьи бойцы на живописной лужайке стреляли в людей, не сумевших произнести шахаду (свидетельство веры в Исламе) - это как раз одна из таких “светских” организаций нового поколения, сражающихся с “индийским фашизмом и его марионетками” теми же методами, которыми с “неверием” и “язычеством” ранее сражались кашмирские исламисты.
Естественно, никакого “антифашизма” в Кашмире нет и не было никогда, а Фронт Сопротивления или Народный Антифашистский Фронт - это просто конъюнктурный ребрендинг тех же саляфитских Лашкар-е-Тайба и Джейш-е-Мохаммед, руководство которых тоже умеет в модные тренды и тоже хочет выбить слезу из глаз сердобольной западной публики, которой так нравятся всякие благородные символы и лозунги из 20 века, которыми сегодня можно прикрывать какую угодно грязь.
Естественно, никакого “антифашизма” в Кашмире нет и не было никогда, а Фронт Сопротивления или Народный Антифашистский Фронт - это просто конъюнктурный ребрендинг тех же саляфитских Лашкар-е-Тайба и Джейш-е-Мохаммед, руководство которых тоже умеет в модные тренды и тоже хочет выбить слезу из глаз сердобольной западной публики, которой так нравятся всякие благородные символы и лозунги из 20 века, которыми сегодня можно прикрывать какую угодно грязь.
16.04.202508:22
Между тем укативший в Вену в качестве представителя ВСР бывший командующий Красной Армией Вильмош Бём успел договориться с представителями Антанты о почетной капитуляции и 1 августа, в преддверии падения Будапешта под ударами румын, венгерский Совет подал в отставку, передав власть обратно социал-демократам и организовав эвакуацию руководящих кадров в ту же Вену. Причем вождь венгерской революции Бела Кун на этом последнем заседании произнес проникновенную и совершенно не характерную для любого проигравшего политика 30-минутную речь, в которой честно признал, что “диктатура пролетариата потерпела полный крах в военном, экономическом и политическом отношении”, а коммунисты утратили доверие темных масс и должны уйти, ибо “без масс мы просто мусор”.
На этом история Венгерской Советской Республики завершилась.
На этом история Венгерской Советской Республики завершилась.
12.04.202510:15
Очередной очерк о межвоенной балканской стратегии Коминтерна по использованию национализма угнетенных народов в деле борьбы за мировую революцию. На этот раз про некоторые эфемерные и, откровенно говоря, достаточно слабые связи югославских коммунистов с хорватскими усташами; крайне маргинальным (в 30-е годы) движением радикальных националистов, которые сумели приобрести свою одиозную “популярность” и встать во главе марионеточного Независимого Государства Хорватия исключительно благодаря немецким оккупантам.
Учитывая события Второй Мировой, когда усташи и коммунисты будут резать друг друга по всем правилам ужасающего “балканского стиля”, даже удивительно, что первоначально два этих движения не испытывали ненависти друг к другу, хотя и стояли на идеологически далёких друг от друга позициях. В годы Холодной войны ни те, ни другие особенно не упоминали о своих ранних связях и только в годы “Хорватской весны” начала 70-х, благодаря националистически настроенным интеллектуалам типа Туджмана, инфа о “критической поддержке” коммунистами усташей и хорватского национализма в целом была доведена до сведения масс. Естественно, с целью поддержки требований о расширении прав хорватов в Федерации.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/blog-post_12.html?m=1
Учитывая события Второй Мировой, когда усташи и коммунисты будут резать друг друга по всем правилам ужасающего “балканского стиля”, даже удивительно, что первоначально два этих движения не испытывали ненависти друг к другу, хотя и стояли на идеологически далёких друг от друга позициях. В годы Холодной войны ни те, ни другие особенно не упоминали о своих ранних связях и только в годы “Хорватской весны” начала 70-х, благодаря националистически настроенным интеллектуалам типа Туджмана, инфа о “критической поддержке” коммунистами усташей и хорватского национализма в целом была доведена до сведения масс. Естественно, с целью поддержки требований о расширении прав хорватов в Федерации.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/blog-post_12.html?m=1
07.05.202512:02
Любопытно, что в годы советско-польской войны сами большевики впервые прагматично обратились к традициям русского патриотизма, который в условиях военного наступления поляков рассматривался как способ мобилизации бывших царских и белых офицеров, от которых обороноспособность РККА вообще зависела в значительной степени (к 1920 году более 40% командного состава Красной Армии составляли “военспецы” и бывшие белые, что давало в руки польским социалистам-патриотам из ППС аргумент о сходстве царского “военно-феодального империализма” с советским “военно-большевистским гегемонизмом”).
В мае 1920 Особое совещание при Реввоенсовете выпустило призыв “Ко всем бывшим офицерам” (опубликован в “Правде” 30 мая), в котором новая большевистская власть предлагала белым военным “забыть все обиды” и присоединиться к Красной Армии для защиты “родного русского народа и матушки-России” от польской интервенции. А уже 2 июня Ленин подписывает декрет об амнистии белых офицеров, которые помогут в победе над “шляхтерской Польшей”.
В еще более вызывающем духе надклассового единства во имя защиты родины был исполнен ряд военно-пропагандистских статей в журнале “Военное дело” (официальный орган Наркомата по военным и морским делам, предназначенный для политического воспитания комсостава РККА) от мая 1920, в которых не только выражались надежды на “единение России” (между патриотами и коммунистами) в условиях отражения польской агрессии, но и доходило до откровенно старорежимных призывов к “смертельной борьбе Руси с ляхами”. Нараставший день ото дня антипольский великодержавный национализм авторов “Военного дела” в какой-то момент вывел из себя Троцкого (наркомвоенмора), который, после прочтения очередного опуса про “коварных ляхов” от Б.М.Шапошникова (будущего маршала СССР) распорядился приостановить выпуск журнала до смены состава редакции.
Ибо стихийное скатывание вынужденной “революционно-оборонительной риторики” к добрым традициям царского времени однозначно противоречило идеям всемирного братства трудящихся, которые тогда еще не потеряли изначального блеска.
В мае 1920 Особое совещание при Реввоенсовете выпустило призыв “Ко всем бывшим офицерам” (опубликован в “Правде” 30 мая), в котором новая большевистская власть предлагала белым военным “забыть все обиды” и присоединиться к Красной Армии для защиты “родного русского народа и матушки-России” от польской интервенции. А уже 2 июня Ленин подписывает декрет об амнистии белых офицеров, которые помогут в победе над “шляхтерской Польшей”.
В еще более вызывающем духе надклассового единства во имя защиты родины был исполнен ряд военно-пропагандистских статей в журнале “Военное дело” (официальный орган Наркомата по военным и морским делам, предназначенный для политического воспитания комсостава РККА) от мая 1920, в которых не только выражались надежды на “единение России” (между патриотами и коммунистами) в условиях отражения польской агрессии, но и доходило до откровенно старорежимных призывов к “смертельной борьбе Руси с ляхами”. Нараставший день ото дня антипольский великодержавный национализм авторов “Военного дела” в какой-то момент вывел из себя Троцкого (наркомвоенмора), который, после прочтения очередного опуса про “коварных ляхов” от Б.М.Шапошникова (будущего маршала СССР) распорядился приостановить выпуск журнала до смены состава редакции.
Ибо стихийное скатывание вынужденной “революционно-оборонительной риторики” к добрым традициям царского времени однозначно противоречило идеям всемирного братства трудящихся, которые тогда еще не потеряли изначального блеска.
01.05.202518:58
прежде всего самого СССР, - пытался даже тормозить излишне быстрое развитие “югославской модели” народного фронта.
25.04.202519:03
Сегодня о былой эпохе господства в Кашмире радикальных левых напоминает лишь центральная площадь летней столицы штата Шринагар, которую в 1947 году одним из своих первых актов шейх Абдулла переименовал в Лал Чоук - Красную Площадь.
21.04.202516:22
👆Вообще, с мексиканской Сапатистской Армией Национального Освобождения (EZLN) произошло примерно то же самое, что и с Рабочей Партией Курдистана. Т.е. она тоже перешла от радикального марксизма-ленинизма к оригинальному, неагрессивному и самобытному варианту народничества.
Но. Если у РПК (фактически - у самого Оджалана) этот процесс занял много времени, был плавным и осмысленным, то EZLN перешла к “индианизму” достаточно быстро, стихийно и, самое главное, неожиданно. Потому что к этому организацию вынуждали условия, сложившиеся после неудачного вооруженного восстания января 1994.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/ezln.html?m=1
Но. Если у РПК (фактически - у самого Оджалана) этот процесс занял много времени, был плавным и осмысленным, то EZLN перешла к “индианизму” достаточно быстро, стихийно и, самое главное, неожиданно. Потому что к этому организацию вынуждали условия, сложившиеся после неудачного вооруженного восстания января 1994.
Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2025/04/ezln.html?m=1
16.04.202508:22
Это я получается пошутил про последний пост про Балканы и национализм. Последний будет вот этот, так как случайно подвернулась памятная дата, связанная с бурной деятельностью коммунистов а Венгрии (хотя Венгрия и принадлежит к Балканскому полуострову лишь частично). Тут коммунистам в 1919 году удалось за счет игры на стихийном “оборонительном национализме” масс ворваться во власть, но затем, - предав “национальные интересы” во имя сохранения “диктатуры пролетариата”, - не менее быстро эту власть потерять
Значит, 16 апреля 1919 года началась “отечественная война” (в прямом переводе с венгерского языка - “патриотическая война”) Венгерской Советской Республики против румынско-чехословацко-сербских империалистов, рассчитывающих, за счет несчастной Венгрии, оказавшейся волею судеб в лагере проигравших Первой Мировой, реализовать свои великодержавные проекты: отторгнуть Трансильванию, аннексировать Верхнюю Венгрию (часть современной Словакии) и Подкарпатскую Русь, пробить коридор от Чехословакии до Югославии. Когда пишут и говорят о ВСР, обычно акцент ставится на каких-то социальных преобразованиях, на белом и красном терроре, на внутренних мятежах и экономическом распаде, хотя именно “оборонительная революционная война” являлась своего рода осью, вокруг которой крутилась короткая история советской Венгрии. ВСР и возникла благодаря начальной фазе этой войны и самоликвидировалась, потерпев в ней катастрофическое поражение.
Ежели кто не в курсах, то никакой революции в книжно-синематографическом стиле в Венгрии не было. В Венгрии был свой стихийный “Февраль”, - т.н. “Революция астр” 28 октября 1918, - по результатам которого к власти пришел кабинет умеренных социал-демократов во главе с графом Михаем Каройи, провозгласившим Народную республику. Пацифистская и миролюбивая политика Каройи привела к тому, что проигравшую и полузадушенную блокадой Антанты Венгрию начали унижать и пытаться оторвать от неё куски буквально все окружающие новообразованные страны. Причем происходило это зачастую под лозунгами “борьбы с большевизмом”, хотя Кароий не имел с большевизмом ничего общего и коммунистов откровенно не любил.
В конце-концов, не желая подписывать надиктованные представителями победившей Антанты архикабальные договора о территориальных уступках и пересмотре границ родины, социал-демократы просто отдали власть коммунистам; единственной силе, которая не побоялась взять власть в момент национальной катастрофы.
Провозгласив 21 марта 1919 Советскую республику и диктатуру пролетариата, воинственные венгры отказались принимать какие-либо условия англо-французских империалистов, что вызвало горячее одобрение народа. В отличие от мудрого Ленина, который ради сохранения власти диалектически пересмотрел свой ранний негативный взгляд на сепаратный мир с немцами, находившиеся в еще худшем положении венгерские большевики во главе с радикальным Бела Куном (который и сам в рамках дискуссии по Брест-Литовскому миру занимал позицию “левых коммунистов”) никакого “похабного мира” ни с кем подписывать не желали. Да и в тот момент это было бы равносильно политической смерти, т.к. венгерское общество под воздействием страшных унижений испытывало то, что теперь называют ресентимент.
Современные венгерские правые и ультраправые часто именуют коммунистов “национальными предателями”, но фактически коммунисты в 1919 были единственными, кто попытался оказать вооруженное сопротивление иностранным врагам, стремящимся растащить ослабевшую Венгрию на куски.
Итак, 16 апреля 1919, спустя меньше трех недель после установления в Будапеште диктатуры пролетариата, началось общее наступление чешских, сербских и румынских войск. Однако сформированная венграми Красная Армия уже к 9 мая сумела стабилизировать ситуацию, остановив противника.
В отличие от русской Красной Армии венгерская Красная Армия сразу же начала играть роль не классовой, а национальной армии (о чем гораздо позже упоминал даже Дьёрдь Лукач, участвовавший в молодости во всем этом), которая должна была обеспечить территориальную целостность страны в условиях чрезвычайного военного давления внешних
Значит, 16 апреля 1919 года началась “отечественная война” (в прямом переводе с венгерского языка - “патриотическая война”) Венгерской Советской Республики против румынско-чехословацко-сербских империалистов, рассчитывающих, за счет несчастной Венгрии, оказавшейся волею судеб в лагере проигравших Первой Мировой, реализовать свои великодержавные проекты: отторгнуть Трансильванию, аннексировать Верхнюю Венгрию (часть современной Словакии) и Подкарпатскую Русь, пробить коридор от Чехословакии до Югославии. Когда пишут и говорят о ВСР, обычно акцент ставится на каких-то социальных преобразованиях, на белом и красном терроре, на внутренних мятежах и экономическом распаде, хотя именно “оборонительная революционная война” являлась своего рода осью, вокруг которой крутилась короткая история советской Венгрии. ВСР и возникла благодаря начальной фазе этой войны и самоликвидировалась, потерпев в ней катастрофическое поражение.
Ежели кто не в курсах, то никакой революции в книжно-синематографическом стиле в Венгрии не было. В Венгрии был свой стихийный “Февраль”, - т.н. “Революция астр” 28 октября 1918, - по результатам которого к власти пришел кабинет умеренных социал-демократов во главе с графом Михаем Каройи, провозгласившим Народную республику. Пацифистская и миролюбивая политика Каройи привела к тому, что проигравшую и полузадушенную блокадой Антанты Венгрию начали унижать и пытаться оторвать от неё куски буквально все окружающие новообразованные страны. Причем происходило это зачастую под лозунгами “борьбы с большевизмом”, хотя Кароий не имел с большевизмом ничего общего и коммунистов откровенно не любил.
В конце-концов, не желая подписывать надиктованные представителями победившей Антанты архикабальные договора о территориальных уступках и пересмотре границ родины, социал-демократы просто отдали власть коммунистам; единственной силе, которая не побоялась взять власть в момент национальной катастрофы.
Провозгласив 21 марта 1919 Советскую республику и диктатуру пролетариата, воинственные венгры отказались принимать какие-либо условия англо-французских империалистов, что вызвало горячее одобрение народа. В отличие от мудрого Ленина, который ради сохранения власти диалектически пересмотрел свой ранний негативный взгляд на сепаратный мир с немцами, находившиеся в еще худшем положении венгерские большевики во главе с радикальным Бела Куном (который и сам в рамках дискуссии по Брест-Литовскому миру занимал позицию “левых коммунистов”) никакого “похабного мира” ни с кем подписывать не желали. Да и в тот момент это было бы равносильно политической смерти, т.к. венгерское общество под воздействием страшных унижений испытывало то, что теперь называют ресентимент.
Современные венгерские правые и ультраправые часто именуют коммунистов “национальными предателями”, но фактически коммунисты в 1919 были единственными, кто попытался оказать вооруженное сопротивление иностранным врагам, стремящимся растащить ослабевшую Венгрию на куски.
Итак, 16 апреля 1919, спустя меньше трех недель после установления в Будапеште диктатуры пролетариата, началось общее наступление чешских, сербских и румынских войск. Однако сформированная венграми Красная Армия уже к 9 мая сумела стабилизировать ситуацию, остановив противника.
В отличие от русской Красной Армии венгерская Красная Армия сразу же начала играть роль не классовой, а национальной армии (о чем гораздо позже упоминал даже Дьёрдь Лукач, участвовавший в молодости во всем этом), которая должна была обеспечить территориальную целостность страны в условиях чрезвычайного военного давления внешних
10.04.202511:36
наведения “идеологических мостов” между ними и коммунистическим движением.
Однако успехом эта деятельность не увенчалась, т.к. аграрные партии различной степени радикальности не желали признавать Москву в качестве руководящего центра, ориентировались сугубо на национальные интересы собственных стран и постоянно впадали во всякого рода миролюбивый (ака “капитулянтский”) оппортунизм и ревизионизм, бесивший товарищей из Коминтерна, которые не могли повлиять административными мерами (как это было принято в самом Коминтерне) на “исправление” идейной линии контактировавших с Крестинтерном партий и групп.
Постоянно подвергаясь критике со стороны “левой оппозиции”, считавшей крестьянскую массу априори контрреволюционной, Крестинтерн продолжал теплиться вплоть до 1928 года, когда отход от НЭПа, отказ от продвижения тактики борьбы за “рабоче-крестьянское правительство” и принятие нового ультралевого пролетарского курса на VI Конгрессе Коминтерна привел к тихой смерти этого международного органа пропаганды коммунизма среди крестьян. Хотя формально Крестинтерн был ликвидирован лишь в 1939 году, к тому моменту он уже более 10 лет не функционировал и являлся своего рода “спящим активом”, на призрачную работу которого таки выделялись бюджетные деньги.
Впрочем, после 1935 в рамках новой тактики антифашистского народного фронта коммунистические партии отдельных стран опять были вынуждены повернуться лицом к мощным аграрным партиям, типа румынского Фронта пахарей, того же болгарского БЗНС или польской Народной партии, реанимировав идею борьбы за “рабоче-крестьянское правительство”.
Ну а в странах Азии, где крестьяне не создавали своих отдельных партий, в 30-40-е годы через привнесение в марксизм-ленинизм типичной крестьянской тяги к принудительному уравнению, справедливому распределению и борьбе с “чужеземцами”, коммунисты сумели завоевать симпатии широких сельских масс (пролетариата тут было еще меньше чем в России образца 1917 года), превратив на десятилетия всю Юго-Восточную Азию в зону перманентного вооруженного конфликта. И дав миру прекрасные образцы практического “синтеза” марксистко-ленинского учения и традиционной “крестьянско-коммунистической утопии” в виде КНДР или еще более экстремального режима Демократической Кампучии.
Однако успехом эта деятельность не увенчалась, т.к. аграрные партии различной степени радикальности не желали признавать Москву в качестве руководящего центра, ориентировались сугубо на национальные интересы собственных стран и постоянно впадали во всякого рода миролюбивый (ака “капитулянтский”) оппортунизм и ревизионизм, бесивший товарищей из Коминтерна, которые не могли повлиять административными мерами (как это было принято в самом Коминтерне) на “исправление” идейной линии контактировавших с Крестинтерном партий и групп.
Постоянно подвергаясь критике со стороны “левой оппозиции”, считавшей крестьянскую массу априори контрреволюционной, Крестинтерн продолжал теплиться вплоть до 1928 года, когда отход от НЭПа, отказ от продвижения тактики борьбы за “рабоче-крестьянское правительство” и принятие нового ультралевого пролетарского курса на VI Конгрессе Коминтерна привел к тихой смерти этого международного органа пропаганды коммунизма среди крестьян. Хотя формально Крестинтерн был ликвидирован лишь в 1939 году, к тому моменту он уже более 10 лет не функционировал и являлся своего рода “спящим активом”, на призрачную работу которого таки выделялись бюджетные деньги.
Впрочем, после 1935 в рамках новой тактики антифашистского народного фронта коммунистические партии отдельных стран опять были вынуждены повернуться лицом к мощным аграрным партиям, типа румынского Фронта пахарей, того же болгарского БЗНС или польской Народной партии, реанимировав идею борьбы за “рабоче-крестьянское правительство”.
Ну а в странах Азии, где крестьяне не создавали своих отдельных партий, в 30-40-е годы через привнесение в марксизм-ленинизм типичной крестьянской тяги к принудительному уравнению, справедливому распределению и борьбе с “чужеземцами”, коммунисты сумели завоевать симпатии широких сельских масс (пролетариата тут было еще меньше чем в России образца 1917 года), превратив на десятилетия всю Юго-Восточную Азию в зону перманентного вооруженного конфликта. И дав миру прекрасные образцы практического “синтеза” марксистко-ленинского учения и традиционной “крестьянско-коммунистической утопии” в виде КНДР или еще более экстремального режима Демократической Кампучии.
Reposted from:
Абиссинецъ – የሐበሻ መስኮብ
05.05.202514:26
Эритрея в своей экзотике общественно-государственного устройства, которую я охарактеризовал бы, как некую гремучую смесь всеобщей нищеты и тоталитарного самодурства, переплюнула, на мой взгляд, Северную Корею.
Мало того, что железобетонный монолит эритрейского социума изнутри пронизан сверху донизу арматурой партийных организаций (партия, понятное дело, одна) и общественных объединений (женского, студенческого, и профессионального союзов, а также союза ветеранов и инвалидов и др.), так ещё и эритрейская диаспора под контролем «смотрящих», работающих под крышей посольств и генконсульств – её регулярно «сцеживают» на предмет всякого рода «добровольных» пожертвований в ходе периодически организуемых собраний.
Дух минимализма, спускаемый с самого верха, приводит к тому, что бóльшую часть посольств возглавляют временные поверенные (ранг чрезвычайного и полномочного посла – редкость); на все 300-тысячные вооруженные силы – один полный генерал, два генерал-майора и десяток бригадных генералов, заместители министра обороны в звании полковника и командиры дивизий в звании подполковника – норма; в полиции начальники региональных главков – полковники, а начальники структурных подразделений главков – майоры, начальники районных отделов внутренних дел – сплошь и рядом сержанты и даже капралы. В стране нет государственных наград – ни тебе орденов, ни даже медалей. Военные носят знаки различия только на парадной форме, которая имеется далеко не у всех. Норма – камуфляж без погон; отличить командиров и начальников можно разве что по возрасту.
В экономике – триумф троцкистской концепции трудармий и трудовой повинности населения; всё дорожное строительство и строительство малых и средних дамб ложится на плечи военнослужащих и жителей деревень.
Всеобщая воинская обязанность для представителей обоих полов; милитаризация уже на этапе выпускного класса средней школы в специальном учебном центре, куда свозят всех окончивших одиннадцатый класс и перешедших в двенадцатый.
Постоянные спортивные праздники и чемпионаты, массовые походы по местам боевой славы и т.п. мероприятия из серии «будь готов к труду и обороне».
Не знаю, как было у албанцев во времена позднего Энвера Ходжи, но склонен представлять себе нечто подобное.
Мало того, что железобетонный монолит эритрейского социума изнутри пронизан сверху донизу арматурой партийных организаций (партия, понятное дело, одна) и общественных объединений (женского, студенческого, и профессионального союзов, а также союза ветеранов и инвалидов и др.), так ещё и эритрейская диаспора под контролем «смотрящих», работающих под крышей посольств и генконсульств – её регулярно «сцеживают» на предмет всякого рода «добровольных» пожертвований в ходе периодически организуемых собраний.
Дух минимализма, спускаемый с самого верха, приводит к тому, что бóльшую часть посольств возглавляют временные поверенные (ранг чрезвычайного и полномочного посла – редкость); на все 300-тысячные вооруженные силы – один полный генерал, два генерал-майора и десяток бригадных генералов, заместители министра обороны в звании полковника и командиры дивизий в звании подполковника – норма; в полиции начальники региональных главков – полковники, а начальники структурных подразделений главков – майоры, начальники районных отделов внутренних дел – сплошь и рядом сержанты и даже капралы. В стране нет государственных наград – ни тебе орденов, ни даже медалей. Военные носят знаки различия только на парадной форме, которая имеется далеко не у всех. Норма – камуфляж без погон; отличить командиров и начальников можно разве что по возрасту.
В экономике – триумф троцкистской концепции трудармий и трудовой повинности населения; всё дорожное строительство и строительство малых и средних дамб ложится на плечи военнослужащих и жителей деревень.
Всеобщая воинская обязанность для представителей обоих полов; милитаризация уже на этапе выпускного класса средней школы в специальном учебном центре, куда свозят всех окончивших одиннадцатый класс и перешедших в двенадцатый.
Постоянные спортивные праздники и чемпионаты, массовые походы по местам боевой славы и т.п. мероприятия из серии «будь готов к труду и обороне».
Не знаю, как было у албанцев во времена позднего Энвера Ходжи, но склонен представлять себе нечто подобное.
01.05.202518:58
На протяжении XX века двумя китами, на которых выезжало коммунистическое движение, были национализм (ака антиимпериализм) и аграрный вопрос (земельный голод). Чистый “пролетарский социализм” никогда не имел достаточной популярности для того, чтобы мобилизовать массы трудящихся вокруг коммунистов; всякий раз, когда коммунисты скатывались к “незамутненным” пролетарским идеям во всем их великолепии, они оказывались в маргинальном поле и терпели поражение.
Наиболее ярко это проявилось в рамках т.н. “Третьего периода” Коминтерна, когда, совершенно правильно диагностировав движение мира к острейшему экономическому кризису (Великой депрессии), и вообразив, что приближается момент “последней битвы” между растущим социализмом и угасающим капитализмом, IX Пленум Исполнительного Комитета Коминтерна в феврале 1928 года выдвинул тактику, прославленную затем под названием “класс против класса”.
Суть которой сводилась к радикализации курса в сторону борьбы непосредственно за захват политической власти пролетариатом и отказу от всех ранее практиковавшихся коммунистами ситуативных альянсов: как со всевозможными реформистами и социал-демократами (теми самыми “социал-фашистами”, последней надеждой погибающего под натиском революции капитализма) в промышленных странах, так и с национальной буржуазией (исчерпавшей весь свой антиимпериалистический потенциал) в странах колониальных.
Вроде бы все было сделано довольно логично и теоретически верно, но результат был совсем не тот, который ожидали: вопреки надеждам, в условиях тяжелого политико-экономического кризиса, радикальные призывы коммунистов к социалистической революции, которая решит все проблемы, не завоевали популярности в широких общественных кругах. Наоборот даже, коммунисты за счет радикализации призывов и стальной непримиримости взглядов оттолкнули от себя часть колеблющейся и не столь решительной публики.
А кое-где происходили и совсем неприятные вещи: например, в ходе начавшейся в Испании в апреле 1931 года антимонархической революции, рабочие просто били и гнали в шею малочисленных коммунистических агитаторов (тогда КПИ еще была очень маленькой партией), вещающих о “фальшивой республике” и призывавших к установлению советской власти.
Впоследствии, даже Г.Димитров в ходе своего знаменитого выступления на VII Конгрессе Коминтерна 1935 завуалированно вынужден был признать, что “представление (о том), что как только возникнет политический (или революционный) кризис, коммунистическому руководству достаточно выбросить лозунг революционного восстания и широкие массы за ним последуют” - это “обычная ошибка левацкого толка”.
Но хуже всего было то, что, пока коммунисты грозили буржуям скорой революцией, создавали свои карликовые “красные профсоюзы” и неустанно разоблачали “буржуазных агентов в рабочем движении” (всяких левых реформистов и умеренных), результатами социально-экономического кризиса воспользовались ультраправые, сумевшие виртуозно и быстро нарастить как общественный, так и политический вес. Для значительной части возбужденного кризисом населения (в том числе и рабочего класса) фашистские лозунги о наведении порядка и возвращении национального величия, попираемого многочисленными внешними и внутренними врагами, оказались ближе лозунгов о диктатуре пролетариата и мировой революции. Знакомая история.
К слову, в том же докладе Димитров, сокрушаясь о слабости идейной борьбы с фашизмом, бичует “национальный нигилизм” коммунистов, которые дескать сами, отрицая дискурс об историческом прошлом и игнорируя “национальные чувства”, дают фашистам мощнейший козырь для мобилизации масс и укрепления своих позиций.
Изюминка тут в том, что сам Коминтерн в 1925 году инициировал процесс “большевизации” зарубежных компартий, в ходе которого обскурантизму и изгнанию подвергались в том числе и т.н. “национал-уклонисты”, пытавшиеся придать пролетарской борьбе и рабочему движению “национальную форму”, что конечно в Москве тогда воспринимали как особо опасный ревизионизм.
Наиболее ярко это проявилось в рамках т.н. “Третьего периода” Коминтерна, когда, совершенно правильно диагностировав движение мира к острейшему экономическому кризису (Великой депрессии), и вообразив, что приближается момент “последней битвы” между растущим социализмом и угасающим капитализмом, IX Пленум Исполнительного Комитета Коминтерна в феврале 1928 года выдвинул тактику, прославленную затем под названием “класс против класса”.
Суть которой сводилась к радикализации курса в сторону борьбы непосредственно за захват политической власти пролетариатом и отказу от всех ранее практиковавшихся коммунистами ситуативных альянсов: как со всевозможными реформистами и социал-демократами (теми самыми “социал-фашистами”, последней надеждой погибающего под натиском революции капитализма) в промышленных странах, так и с национальной буржуазией (исчерпавшей весь свой антиимпериалистический потенциал) в странах колониальных.
Вроде бы все было сделано довольно логично и теоретически верно, но результат был совсем не тот, который ожидали: вопреки надеждам, в условиях тяжелого политико-экономического кризиса, радикальные призывы коммунистов к социалистической революции, которая решит все проблемы, не завоевали популярности в широких общественных кругах. Наоборот даже, коммунисты за счет радикализации призывов и стальной непримиримости взглядов оттолкнули от себя часть колеблющейся и не столь решительной публики.
А кое-где происходили и совсем неприятные вещи: например, в ходе начавшейся в Испании в апреле 1931 года антимонархической революции, рабочие просто били и гнали в шею малочисленных коммунистических агитаторов (тогда КПИ еще была очень маленькой партией), вещающих о “фальшивой республике” и призывавших к установлению советской власти.
Впоследствии, даже Г.Димитров в ходе своего знаменитого выступления на VII Конгрессе Коминтерна 1935 завуалированно вынужден был признать, что “представление (о том), что как только возникнет политический (или революционный) кризис, коммунистическому руководству достаточно выбросить лозунг революционного восстания и широкие массы за ним последуют” - это “обычная ошибка левацкого толка”.
Но хуже всего было то, что, пока коммунисты грозили буржуям скорой революцией, создавали свои карликовые “красные профсоюзы” и неустанно разоблачали “буржуазных агентов в рабочем движении” (всяких левых реформистов и умеренных), результатами социально-экономического кризиса воспользовались ультраправые, сумевшие виртуозно и быстро нарастить как общественный, так и политический вес. Для значительной части возбужденного кризисом населения (в том числе и рабочего класса) фашистские лозунги о наведении порядка и возвращении национального величия, попираемого многочисленными внешними и внутренними врагами, оказались ближе лозунгов о диктатуре пролетариата и мировой революции. Знакомая история.
К слову, в том же докладе Димитров, сокрушаясь о слабости идейной борьбы с фашизмом, бичует “национальный нигилизм” коммунистов, которые дескать сами, отрицая дискурс об историческом прошлом и игнорируя “национальные чувства”, дают фашистам мощнейший козырь для мобилизации масс и укрепления своих позиций.
Изюминка тут в том, что сам Коминтерн в 1925 году инициировал процесс “большевизации” зарубежных компартий, в ходе которого обскурантизму и изгнанию подвергались в том числе и т.н. “национал-уклонисты”, пытавшиеся придать пролетарской борьбе и рабочему движению “национальную форму”, что конечно в Москве тогда воспринимали как особо опасный ревизионизм.
25.04.202519:03
К слову, во второй половине 40-х годов коммунисты были одной из наиболее влиятельных политических сил Кашмира.
Харизматичный лидер Национальной конференции, - первой политической партии Кашмира, - шейх Абдулла (“Лев Кашмира”) еще в 30-е годы попал под прямое идейное влияние Советской России (впрочем, как и создатель индийского государства Джавахарлал Неру), а выпущенный в 1944 году антимонархический (Кашмир тогда был отдельным княжеством в составе Британской Индии) манифест “Ная Кашмир” (Новый Кашмир) был разработан после ознакомления шейха с документами, освещавшими политику большевиков в Центральной Азии. Собственно, во введении к этому самому важному документу в современной политической истории Кашмира, шейх Абдулла прямо и указал на СССР как на вдохновляющий его пример эмансипации и возрождения различных народов, который освещает путь к обеспечению национального, религиозного и экономического равенства.
Радикально-модернизационная, просоветская, а затем и открыто антимонархическая риторика кашмирских националистов во главе с шейхом Абдуллой создала шикарную социальную базу для коммунистов, которые начиная с 30-х годов раз за разом пытались развернуть работу в княжестве, да все не получалось. Теперь же весь груз “народно-демократической” агитации и пропаганды взвалили на себя влиятельные кашмирские националисты, а коммунистам оставалось лишь вовремя проявлять решительность в организации возбужденных ими толп.
В 1947 произошел раздел Британской Индии на 2 государства, сопровождавшийся ростом межрелигиозного и межнационального насилия, которое, однако, поначалу не затронуло многонациональный Кашмир. Махараджа Хари Сингх все никак не мог решить, к какому из новых государств ему следует примкнуть, и в конце-концов просто провозгласил независимость Кашмира, т.к. и пакистанская, и индийская ориентация грозила его власти, а власть он терять совсем не хотел.
И тут опять на горизонте возник шейх Абдулла и пригретые под крылом Национальной конференции коммунисты. Еще весной 1946 княжеская полиция арестовала шейха Абдуллу за организацию кампании “Вон из Кашмира!”, - лозунг, понятно, был адресован самому махарадже, - однако 29 сентября 1947 шейх вышел на свободу, тут же призвав своих сторонников к формированию политического ополчения для “защиты нашего общего дома, где нет места межобщинной или межрелигиозной ненависти”. К тому моменту по княжеству уже начал распространяться огонь вражды и левый националист-модернизатор шейх Абдулла увидел в народной многонациональной милиции тот инструмент, который, - в условиях полного развала княжеской армии, - мог бы предотвратить мусульманско-индуистско-сикхскую резню.
Призыв этот был воспринят народом с большим энтузиазмом, а в деле конкретной организации “защитных сил” (бачао фаудж), предназначенных для поддержания мира, как раз и сыграли решающую роль местные и прибывшие из Лахора коммунисты, которые сами по преимуществу были мусульманами (как и шейх Абдулла).
Эта военно-политическая структура носила по своему передовой характер (учитывая крайнюю патриархальность региона), потому что она была не только мультирелигиозной и мультинациональной, но еще и включала в себя женщин, что вызывало особо дикую неприязнь со стороны ультраконсервативных секторов.
Хотя “Женская армия” Кашмира состояла не более чем из сотни девушек и никогда ни в каких военных действиях не участвовала, сами по себе картины боевой подготовки женщин с флагами, кинжалами и мечами на улицах Шринагара, - столицы Кашмира, - дополнявшиеся воинственными лозунгами (“Я накрашу свои ногти кровью врагов народа!” - самый известный из таких) вызывали понятную реакцию в кругах “ортодоксальных” мусульман, индуистов и сикхов. Для Индии, где образ женщины с оружием был немыслим (независимо от того, к какой религиозной общине женщина принадлежала) - все это было воистину смело. Неудивительно, что индийские коммунисты еще долго поминали мультирелигиозную кашмирскую “Женскую армию” на страницах своих газет и журналов как самый яркий пример эмансипации прекрасного пола.
Харизматичный лидер Национальной конференции, - первой политической партии Кашмира, - шейх Абдулла (“Лев Кашмира”) еще в 30-е годы попал под прямое идейное влияние Советской России (впрочем, как и создатель индийского государства Джавахарлал Неру), а выпущенный в 1944 году антимонархический (Кашмир тогда был отдельным княжеством в составе Британской Индии) манифест “Ная Кашмир” (Новый Кашмир) был разработан после ознакомления шейха с документами, освещавшими политику большевиков в Центральной Азии. Собственно, во введении к этому самому важному документу в современной политической истории Кашмира, шейх Абдулла прямо и указал на СССР как на вдохновляющий его пример эмансипации и возрождения различных народов, который освещает путь к обеспечению национального, религиозного и экономического равенства.
Радикально-модернизационная, просоветская, а затем и открыто антимонархическая риторика кашмирских националистов во главе с шейхом Абдуллой создала шикарную социальную базу для коммунистов, которые начиная с 30-х годов раз за разом пытались развернуть работу в княжестве, да все не получалось. Теперь же весь груз “народно-демократической” агитации и пропаганды взвалили на себя влиятельные кашмирские националисты, а коммунистам оставалось лишь вовремя проявлять решительность в организации возбужденных ими толп.
В 1947 произошел раздел Британской Индии на 2 государства, сопровождавшийся ростом межрелигиозного и межнационального насилия, которое, однако, поначалу не затронуло многонациональный Кашмир. Махараджа Хари Сингх все никак не мог решить, к какому из новых государств ему следует примкнуть, и в конце-концов просто провозгласил независимость Кашмира, т.к. и пакистанская, и индийская ориентация грозила его власти, а власть он терять совсем не хотел.
И тут опять на горизонте возник шейх Абдулла и пригретые под крылом Национальной конференции коммунисты. Еще весной 1946 княжеская полиция арестовала шейха Абдуллу за организацию кампании “Вон из Кашмира!”, - лозунг, понятно, был адресован самому махарадже, - однако 29 сентября 1947 шейх вышел на свободу, тут же призвав своих сторонников к формированию политического ополчения для “защиты нашего общего дома, где нет места межобщинной или межрелигиозной ненависти”. К тому моменту по княжеству уже начал распространяться огонь вражды и левый националист-модернизатор шейх Абдулла увидел в народной многонациональной милиции тот инструмент, который, - в условиях полного развала княжеской армии, - мог бы предотвратить мусульманско-индуистско-сикхскую резню.
Призыв этот был воспринят народом с большим энтузиазмом, а в деле конкретной организации “защитных сил” (бачао фаудж), предназначенных для поддержания мира, как раз и сыграли решающую роль местные и прибывшие из Лахора коммунисты, которые сами по преимуществу были мусульманами (как и шейх Абдулла).
Эта военно-политическая структура носила по своему передовой характер (учитывая крайнюю патриархальность региона), потому что она была не только мультирелигиозной и мультинациональной, но еще и включала в себя женщин, что вызывало особо дикую неприязнь со стороны ультраконсервативных секторов.
Хотя “Женская армия” Кашмира состояла не более чем из сотни девушек и никогда ни в каких военных действиях не участвовала, сами по себе картины боевой подготовки женщин с флагами, кинжалами и мечами на улицах Шринагара, - столицы Кашмира, - дополнявшиеся воинственными лозунгами (“Я накрашу свои ногти кровью врагов народа!” - самый известный из таких) вызывали понятную реакцию в кругах “ортодоксальных” мусульман, индуистов и сикхов. Для Индии, где образ женщины с оружием был немыслим (независимо от того, к какой религиозной общине женщина принадлежала) - все это было воистину смело. Неудивительно, что индийские коммунисты еще долго поминали мультирелигиозную кашмирскую “Женскую армию” на страницах своих газет и журналов как самый яркий пример эмансипации прекрасного пола.
19.04.202511:56
16.04.202508:22
сил. Поэтому распоряжением Народного комиссариата по военным вопросам ВСР практически все командиры старой армии остались на своих местах и даже лучше: в условиях нехватки офицерских кадров военный наркомат принудительно назначал на командные посты даже тех, кто не горел желанием служить коммунистам. Однако эти люди готовы были воевать за священные границы матушки-Венгрии, твердо веря в то, что вступив в войну под красным флагом, они завершат её в Карпатах под красно-бело-зеленым знаменем. Т.е. они надеялись, что патриотический дух все равно одержит верх на временным коммунистическим помешательством.
Кстати, ровно таким же декретно-бюрократическим способом старые Национальная гвардия и Финансовая полиция превратились в Красную гвардию.
Иными словами, венгерские Красная Армия и Красная Гвардия де-факто представляли собой “старорежимные” армию и полицию, подвергшуюся некоторому реформированию (типа смены полковых знамен на красные флаги, отмены воинских званий или введения должности политкомиссара). Проявлением курьёзности всей этой картины может стать то, что в момент тяжелых боёв 20-21 апреля начальник штаба Красной Армии на румынском направлении Енё Томбор приказал в качестве меры подъёма боевого духа солдат провести дополнительные пасхальные богослужения.
Тем временем, развивая оперативный успех, Красная Армия провела свой знаменитый победоносный Северный поход против чехословацких войск (более слабых, нежели румыны), в результате которого 16 июня была провозглашена фактически марионеточная Словацкая Советская Республика.
На фоне достижений Северной кампании Антанта изменила свой агрессивный тон, начав переговоры с венгерским Советом о выводе Красной Армии из Словакии в обмен на отвод куда более опасных для Будапешта румынских войск. Доверчивый Бела Кун согласился на эту сделку, что стало началом конца Венгерской Советской Республики.
Ибо основной костяк Красной Армии воспринимал завоевание Словакии не так, как это виделось Бела Куну и его товарищам. В то время как коммунисты мыслили категориями мировой революции, большинство красноармейцев вход в Словакию расценили как возвращение незаконно отторгнутой чехами Верхней Венгрии, на территории которой исторически проживало много мадьяр.
Само по себе провозглашение непонятной Словацкой Советской Республики вызвало недоумение в рядах командования, но решение сдать без боя отвоеванные “исторические земли” ради сохранения власти Совета вообще привело к стремительной деморализации войска, которое было “красным” лишь по названию.
Руководитель победоносного Северного похода Аурель Штромфельд в знак протеста подал в отставку, вслед за ним ушел главнокомандующий Вильмош Бём и бóльшая часть офицеров. Рядовые патриоты и члены добровольческих трудовых подразделений тыла (“резервной рабочей армии”), составленной из пролетариев, тоже начали расходиться по домам, ошарашенные попранием “национальных интересов”. Мобилизованные крестьяне, - основное население аграрной Венгрии, - не получив от ВСР ничего (в отличие от России венгры не раздали землю), побросав оружие потянулись в деревню. Даже ранее дисциплинированные “профсоюзные роты” под влиянием общих настроений упадка впадали в анархию. Короче говоря, только что родившаяся в горниле успешной борьбы с чехословацкими империалистами венгерская Красная Армия начала расползаться по швам.
При этом представитель Антанты Клемансо просто обманул Бела Куна, потому что после отвода венгров из Словакии румынские войска продолжали наступать на Будапешт.
Коммунисты в итоге могли рассчитывать лишь на немногочисленные отряды, оставшиеся верными партийной идеологии, но находившиеся в состоянии “полураспада” и не способные воевать с регулярной армией. Поэтому последняя отчаянная атака ВСР против румын на Тисе 20 июля 1919 года провалилась полностью. Красная Армия окончательно рухнула и у венгерских коммунистов больше не было никакого прикрытия от наступающих румын. А Советская Россия на панические телеграммы Бела Куна о поддержке отвечала отказом: при всем желании помочь венграм, учитывая тяжелую ситуацию на Украине, она не могла.
Кстати, ровно таким же декретно-бюрократическим способом старые Национальная гвардия и Финансовая полиция превратились в Красную гвардию.
Иными словами, венгерские Красная Армия и Красная Гвардия де-факто представляли собой “старорежимные” армию и полицию, подвергшуюся некоторому реформированию (типа смены полковых знамен на красные флаги, отмены воинских званий или введения должности политкомиссара). Проявлением курьёзности всей этой картины может стать то, что в момент тяжелых боёв 20-21 апреля начальник штаба Красной Армии на румынском направлении Енё Томбор приказал в качестве меры подъёма боевого духа солдат провести дополнительные пасхальные богослужения.
Тем временем, развивая оперативный успех, Красная Армия провела свой знаменитый победоносный Северный поход против чехословацких войск (более слабых, нежели румыны), в результате которого 16 июня была провозглашена фактически марионеточная Словацкая Советская Республика.
На фоне достижений Северной кампании Антанта изменила свой агрессивный тон, начав переговоры с венгерским Советом о выводе Красной Армии из Словакии в обмен на отвод куда более опасных для Будапешта румынских войск. Доверчивый Бела Кун согласился на эту сделку, что стало началом конца Венгерской Советской Республики.
Ибо основной костяк Красной Армии воспринимал завоевание Словакии не так, как это виделось Бела Куну и его товарищам. В то время как коммунисты мыслили категориями мировой революции, большинство красноармейцев вход в Словакию расценили как возвращение незаконно отторгнутой чехами Верхней Венгрии, на территории которой исторически проживало много мадьяр.
Само по себе провозглашение непонятной Словацкой Советской Республики вызвало недоумение в рядах командования, но решение сдать без боя отвоеванные “исторические земли” ради сохранения власти Совета вообще привело к стремительной деморализации войска, которое было “красным” лишь по названию.
Руководитель победоносного Северного похода Аурель Штромфельд в знак протеста подал в отставку, вслед за ним ушел главнокомандующий Вильмош Бём и бóльшая часть офицеров. Рядовые патриоты и члены добровольческих трудовых подразделений тыла (“резервной рабочей армии”), составленной из пролетариев, тоже начали расходиться по домам, ошарашенные попранием “национальных интересов”. Мобилизованные крестьяне, - основное население аграрной Венгрии, - не получив от ВСР ничего (в отличие от России венгры не раздали землю), побросав оружие потянулись в деревню. Даже ранее дисциплинированные “профсоюзные роты” под влиянием общих настроений упадка впадали в анархию. Короче говоря, только что родившаяся в горниле успешной борьбы с чехословацкими империалистами венгерская Красная Армия начала расползаться по швам.
При этом представитель Антанты Клемансо просто обманул Бела Куна, потому что после отвода венгров из Словакии румынские войска продолжали наступать на Будапешт.
Коммунисты в итоге могли рассчитывать лишь на немногочисленные отряды, оставшиеся верными партийной идеологии, но находившиеся в состоянии “полураспада” и не способные воевать с регулярной армией. Поэтому последняя отчаянная атака ВСР против румын на Тисе 20 июля 1919 года провалилась полностью. Красная Армия окончательно рухнула и у венгерских коммунистов больше не было никакого прикрытия от наступающих румын. А Советская Россия на панические телеграммы Бела Куна о поддержке отвечала отказом: при всем желании помочь венграм, учитывая тяжелую ситуацию на Украине, она не могла.
10.04.202511:36
У Пряникова увидел ссылку на англоязычную статью про крестьянские движения первой половины 20 века, ставшие стихийным ответом села на развитие "городского" капитализма со всеми его прелестями.
Между тем Коминтерн как международный орган пролетарской революции, в 1923 году тоже вынужден был обратить внимание на глобальный крестьянский движ, выставлявший повсеместно некую альтернативу страшному индустриальному развитию, напоминавшую мягкий аграрный социализм в духе Чернова.
Основной толчок к тактическому повороту Коминтерна к ранее презираемому “аграризму” был дан болгарскими событиями. Здесь в 1919 году к власти пришел Александр Стамболийский, представитель Болгарского земледельческого народного союза. Этот БЗНС по сути напоминал русскую партию эсеров-народников, только стоял немного левее, выдвигая программу борьбы с милитаризмом, абсолютизмом, современной партийной системой (т.н. либеральной демократией), за трудовое народовластие, кооперативную собственность и единение балканских народов в формате федерации. Дошло даже до того, что БЗНС осудил вступление Болгарии как во Вторую Балканскую, так и в Первую Мировую войну, а в сентябре 1918 года на фоне крупных поражений болгарской армии, члены БЗНС при поддержке дезертиров подняли неудачное восстание под лозунгами “Смерть виновникам войны!”, попытавшись даже взять штурмом Софию дабы поубивать “немецкого царя” Фердинанда, министров и всех его генералов, доведших страну до ручки.
Характерно, что “болгарские большевики”, - фракция “узких социалистов”, - БЗНС не поддерживала, считая его партией реакционного “мелкобуржуазного социализма”, раскритикованного еще Марксом в своём манифесте. Более того, после легального прихода к власти, между БКП и БЗНС установились напряженные отношения, дошедшие до вооруженных столкновений во время организованной коммунистами транспортной забастовки 1919-20 гг. Впрочем, такое же негативное отношение к крестьянским движениям в эпоху революционного подъёма 19-23 гг. проявляли почти все европейские коммунисты, что стало одним из факторов поражения этой первой волны “пролетарских революций”. Даже тезисы по аграрному вопросу, озвученные Лениным на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году, и те подверглись резкой критике со стороны немецких и итальянских делегатов, считавших что политика распределения земли, скота и инвентаря среди мелких крестьян, хоть и является прекрасной формой популизма и завоевания поддержки деревни, никакого отношения к борьбе за установление социализма не имеет.
Между тем, сам БЗНС считал свою программу альтернативой большевизму, проводя достаточно радикальную социально-экономическую политику, которая к 1923 году настроила против “аграрных социалистов” вообще все элитные группировки страны - начиная с крупных землевладельцев и церкви, у которых экспроприировались земли, заканчивая военными и великодержавными националистами, недовольными погромом армии и улучшением отношений с “исторически враждебной” Югославией. Все закончилось тем, что 9 июня 1923 кабинет Стамболийского был свергнут военными, установившими правое патриотическое правительство Цанкова. Коммунисты и в этот раз остались безучастны к судьбе “аграрно-социалистического” БЗНС.
Именно в этот момент (14 июня 1923) в газете “Правда” выходит статья основателя польской Радикальной Крестьянской Партии Томаша Домбала (который к тому времени уже ушел к коммунистам) под названием “Крестьянский интернационал”, в которой тот, указывая на рост популярности аграрных партий в Восточной Европе, проводит мысль о том, что эти политические организации тружеников села могут стать инструментом продвижения коммунистических идей в крестьянской среде.
Статья естественно была индикатором пересмотра Коминтерном (III расширенный пленум ИККИ) ранее критического взгляда в отношении куда более популярного чем пролетарский коммунизм “аграризма” и уже 10 октября того же 1923 года в Москве был учрежден Крестьянский Интернационал; некий международный орган координации некоммунистических крестьянских партий мира (не только Восточной Европы, но и обеих Америк, Азии и даже Австралии) с задачей
Между тем Коминтерн как международный орган пролетарской революции, в 1923 году тоже вынужден был обратить внимание на глобальный крестьянский движ, выставлявший повсеместно некую альтернативу страшному индустриальному развитию, напоминавшую мягкий аграрный социализм в духе Чернова.
Основной толчок к тактическому повороту Коминтерна к ранее презираемому “аграризму” был дан болгарскими событиями. Здесь в 1919 году к власти пришел Александр Стамболийский, представитель Болгарского земледельческого народного союза. Этот БЗНС по сути напоминал русскую партию эсеров-народников, только стоял немного левее, выдвигая программу борьбы с милитаризмом, абсолютизмом, современной партийной системой (т.н. либеральной демократией), за трудовое народовластие, кооперативную собственность и единение балканских народов в формате федерации. Дошло даже до того, что БЗНС осудил вступление Болгарии как во Вторую Балканскую, так и в Первую Мировую войну, а в сентябре 1918 года на фоне крупных поражений болгарской армии, члены БЗНС при поддержке дезертиров подняли неудачное восстание под лозунгами “Смерть виновникам войны!”, попытавшись даже взять штурмом Софию дабы поубивать “немецкого царя” Фердинанда, министров и всех его генералов, доведших страну до ручки.
Характерно, что “болгарские большевики”, - фракция “узких социалистов”, - БЗНС не поддерживала, считая его партией реакционного “мелкобуржуазного социализма”, раскритикованного еще Марксом в своём манифесте. Более того, после легального прихода к власти, между БКП и БЗНС установились напряженные отношения, дошедшие до вооруженных столкновений во время организованной коммунистами транспортной забастовки 1919-20 гг. Впрочем, такое же негативное отношение к крестьянским движениям в эпоху революционного подъёма 19-23 гг. проявляли почти все европейские коммунисты, что стало одним из факторов поражения этой первой волны “пролетарских революций”. Даже тезисы по аграрному вопросу, озвученные Лениным на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году, и те подверглись резкой критике со стороны немецких и итальянских делегатов, считавших что политика распределения земли, скота и инвентаря среди мелких крестьян, хоть и является прекрасной формой популизма и завоевания поддержки деревни, никакого отношения к борьбе за установление социализма не имеет.
Между тем, сам БЗНС считал свою программу альтернативой большевизму, проводя достаточно радикальную социально-экономическую политику, которая к 1923 году настроила против “аграрных социалистов” вообще все элитные группировки страны - начиная с крупных землевладельцев и церкви, у которых экспроприировались земли, заканчивая военными и великодержавными националистами, недовольными погромом армии и улучшением отношений с “исторически враждебной” Югославией. Все закончилось тем, что 9 июня 1923 кабинет Стамболийского был свергнут военными, установившими правое патриотическое правительство Цанкова. Коммунисты и в этот раз остались безучастны к судьбе “аграрно-социалистического” БЗНС.
Именно в этот момент (14 июня 1923) в газете “Правда” выходит статья основателя польской Радикальной Крестьянской Партии Томаша Домбала (который к тому времени уже ушел к коммунистам) под названием “Крестьянский интернационал”, в которой тот, указывая на рост популярности аграрных партий в Восточной Европе, проводит мысль о том, что эти политические организации тружеников села могут стать инструментом продвижения коммунистических идей в крестьянской среде.
Статья естественно была индикатором пересмотра Коминтерном (III расширенный пленум ИККИ) ранее критического взгляда в отношении куда более популярного чем пролетарский коммунизм “аграризма” и уже 10 октября того же 1923 года в Москве был учрежден Крестьянский Интернационал; некий международный орган координации некоммунистических крестьянских партий мира (не только Восточной Европы, но и обеих Америк, Азии и даже Австралии) с задачей
Shown 1 - 24 of 73
Log in to unlock more functionality.