- Скажи, - после некоторых раздумий начала она, -

Похоже умереть за благое дело куда легче, чем довести его до конца.

Не хотелось верить, что девочка без судьбы может поднять оружие на человека. И все-таки, как говорили предки, если слышишь стук копыт, не думай про лошадь. Все лошади давно вымерли.

Почетные знаки нужно заслужить, позорные пристанут сами. Срезать можно и те, и другие - но только если поспорить на собственную жизнь, что они не подходят.

Она любила Андрея и верила ему. Пусть они не так давно поженились, но пережили вместе столько - иным на три жизни хватит. Оксана не была наивной девочкой, слепо доверяющей тому, о чем пишут в газетах и говорят по телевизору. Она читала самиздатовские журналы и даже запрещенного Солженицына. Но в пионеры, а потом в комсомол вступила не потому, что так принято, а потому, что ее героями были молодогвардейцы и 3оя Космодемьянская. И не сомневалась, что светлое коммунистическое будущее будет построено, несмотря на отдельные перегибы и отклонения. Конечно, не к восьмидесятому году, как обещал Хрущев на двадцать втором съезде партии, позже, но будет. Доверие к советской милиции Оксана впитала в детском садике вместе с манной кашей и «Дядей Степой». После личного знакомства с оборотнями в погонах доверие слегка поколебалось, но устояло. И сейчас где-то глубоко в сознании шевелился мерзкий, липкий червячок. А вдруг милиция права, а она ошибается, вдруг не разглядела в Андрее... Кого? Убийцу-маньяка?!

Он никогда не воровал, как бы ни было трудно (просто поклялся себе этого не делать), и даже никогда не выходил из магазина, совсем ничего не купив. Он продержится еще несколько дней, оттаивая в ладонях снег, чтобы выпить чи стой воды, и растягивая подкопченную корку хлеба на целы сутки, превращая его кусочки во рту в жидкую-прежидкун кашицу. Потом он снова найдет какую-нибудь работу в порт или еще где-нибудь, а потом...

- Если бы я тебя не встретил, никогда бы не подумал, что сны, которые снятся людям, могут вот так лежать где-то, в чьей-то маленькой квартире. Это похоже... не знаю... на странную коллекцию редких вещей...
- Сны не предметы, Эрни. Одни из них становятся воплощенными идеями, другие живут как память, третьи олицетворяют надежду и веру, другие - заветные мечты, которые ищут возможности осуществиться, некоторые из них - боль, которую излечит время, некоторые - утрата, которую ничем не восполнить... Знаешь, я мог бы продолжать долго, но есть вещи, которые опасно называть словами. Словами можно выразить не все на свете.
- И мы храним все это?
- Да, Эрни, кто-то должен хранить. Ты можешь представить себе мир без надежды, без мечты, без идей, без исцелений и чудес?
- Наверно, это был бы очень угрюмый, несчастливый мир.
- Ты прав. Поэтому мы и здесь, так ведь? Ты ведь хочешь жить в счастливом мире, как и я.
Том был поистине уникальным человеком: он говорил о счастье с глубоко печальным лицом и смеялся, когда другие умерли бы от страха или разразились бы криком.

Эрни, затаив дыхание, смотрел в окно. Он еще никогда не видел зимний лес ночью. Казалось, груз последних тяжелых недель куда-то исчез. Спокойный, мудрый, искрящийся лес манил его к себе, как будто готовый похлопать его по хрупким уставшим плечам ветвистыми лапами, подбадри-вая. Как будто уснувший подлесок мог вобрать в себя всю пе-чаль, все горе, всю беду. Как будто весной после дождя здесь просто вырастут грибы и ягоды, которые растут всегда, независимо от того, счастливы ли люди, живущие в городе...

Вечность - ничто, когда любишь...

- Этот мир хоть и странный, но он полон волшебства, - промурлыкал он с явным удовольствием.
- Волшебство? - я задохнулась от возмущения, чувствуя, как к горлу подкатывает горький комок. - зачем оно мне? Столько лет жила без него и прожила бы еще столько же, если бы вы не вмешались.

Мы не можем изменить прошлое, но можем научиться жить с ним.

- Волшебство в твоем сердце, Эрни. Ты по своей природе так добр и силен духом, что позволяешь чужим снам и мечтам воплощаться в реальность. Этому нельзя научиться, не являясь тем, кем ты уже являешься.

В словах Тома была весомая доля правды: люди всегда слишком заняты собственными делами и мыслями, а если им и довелось заметить что-нибудь совершенно необычайное, они тут же постараются забыть об этом или же придумать удобное логическое объяснение тому, о чем не хочется задумываться.

— У обычного хайтека изображение собирается из рандомно окрашиваемых пикселей. А у твоего – настоящая картина. Просто изображение разбито и перемешано. Не знаю, как это сказывается на пользовательских свойствах продукта, но сделано прикольно. Твой автор оригинально увязывает изображение и звук.

– Я покупала у тебя хайтек, чтобы собрать пару цельных картинок. И у меня получилось! – с гордостью сообщила она. Окна затемнились, и на белой стене возникла проекция абстрактной картины в нескольких оттенках серого, которая напоминала «Агаду» Рихтера. Следующую картинку Айрис вывела на окна, и Ясон понял почему: в размытых неярких пятнах, казалось, можно было различить здания и машины, на которые автор смотрел сквозь пыльное стекло высотного здания. Однако изображение сохраняло ту удивительную степень детализации, при которой однозначного ответа на то, абстракция это или, наоборот, фигуративное искусство, дать было нельзя.