Отвечу на некоторые примечательные соображения о деле Дурова.
'Хорошо, что он не сотрудничает с тоталитарными режимами, но почему бы не сотрудничать с демократиями?'
Телеграм сотрудничает с демократиями, да и с Россией сотрудничает. Предположение, что Телеграм просто жестко отказывался делать что-либо модерационное – явно неверно. Телеграм не только блокировал игиловские каналы, но и запрещает европейским клиентам доступ к российским госканалам. Он также энфорсит некоторый копирайт, закрывая ботов распространителей. Многие из вас с этим сталкивались напрямую, но как будто этот факт совершенно затерся. Телеграм не отказывался от сотрудничества, а лишь не сотрудничал так полно и рьяно с некоторыми французами, как им хотелось бы.
С кем вообще обязана сотрудничать компания, чья операционная деятельность протекает в Дубае? Если она выбирает не сотрудничать с определенной юрисдикцией, то каковы должны быть последствия? Уголовное ли это дело? Всё это вопросы на которые нет устоявшихся ответов, их мы ищем прямо сейчас и дискуссия о Телеграме -- часть этого поиска.
'Права идут рука об руку с обязанностями, защищать Дурова значит защищать правовой нигилизм.'
Телеграм не отказывался от обязанностей, но не менее важно другое. Мусорить на улице нельзя. Давать людям десять лет строгого режима за мусоренье на улице тоже нельзя. Публично оспаривать в самых жестких терминах десятилетние сроки не значит поддерживать, оправдывать или защищать вседозволенность вываливания пепельниц на тротуар. Диспуты между компанией и государством о полноте исполнения обязанностей — это нормальная часть жизни, которая должна протекать в правовом, преимущественно гражданско-административном поле. Растяжение уголовного процесса, и особенно статуса соучастника, на любого старшего менеджера лишь в силу неисполнения ордеров – это не нормальное положение дел. Мы можем утверждать это даже считая, одновременно, что само по себе неисполнение ордеров это уголовное преступление.
'Суд разберется, во Франции хорошие институты'
Хорошие институты это результат борьбы граждан за свои права, их воспроизводство это продолжающася работа. Все институты подвержены эрозии — об этом еще с античных времен говорили Платон с Цицероном, это описано и в современной политической науке, скажем Мансуром Олсоном в Rise and Decline of Nations. Эта эрозия внутренне присуща в том числе и демократиям, аспекты демократического политического устройства позволяют, в некоторых случаях, интересам узких групп лиц превалировать над интересами электората. Интересы узкой группы необязательно даже злонамеренны, они могут просто плохо понимать что они делают, и какой ценой они добиваются своего. Кроме того, цифровая трансформация мира это настоящая трансформация -- она требует развития права, понимания новых вещей, которых никто не понимал, насколько хороши бы институты ни были. Нормально что такое понимание приходит в том числе путем проб и ошибок.
Я ожидаю, что французская прокуратура и судья (дело уже ведёт судья, происходящее это уже результат судебных решений) действуют в рамках тех законов, что были приняты за последние годы, а не занимаются произволом. Если так, то проблема в том, что законы плохие -- да, даже в демократии так бывает, и то что законы есть какие есть вовсе не отражает "воли французского народа". Какая вообще может быть воля, пока действие законов не было продемонстрировано на практике? Могут быть только догадки, и лишь сейчас мы переходим от гипотез к фактам, и пока факты очень нехороши. Указывать на неудачный результат эксперимента с законодательством -- нормально, такое указание и есть часть тех самых "хороших институтов".
