Вестник НЛО

«Мир в романе, поначалу опирающийся на всесилие закона, к концу утрачивает определенность и походит на горячечный бред. Если «Всевышний» воплощает политико-философский диалог с Гегелем, то остается гадать, какова природа этого диалога. Почему в романе все оборачивается не тем, чем оно представляется изначально? Болезнь поразила закон и тем самым его преодолела или, напротив, иммунитет закона настолько велик, что эпидемия лишь подтверждает его всесилие? Если Зорге — это торжество закона, то как понимать финальные строки «Всевышнего»: «Теперь, теперь-то я заговорю», звучащие после убийства героя?» (Олег Горяинов).

Именно влиянием поведенческого языка Ахматовой определяются, на наш взгляд, сложившиеся у Бродского как раз в годы общения с ней ключевые нравственно-эстетические принципы — отказ «чувствовать себя жертвой», отказ от «драматизации» угнетающих внешних обстоятельств и признание «независимости» высшей ценностью. <…> Характерно, что вызвавшее у поэта «душевный переворот» стихотворение Ахматовой, написанное в 1945 году [«Северная элегия»], в момент чтения его Бродским не было опубликовано. Ситуация как бы наглядно воспроизводила для молодого автора целостную картину существования поэзии в СССР — ранее нарисованную самой Ахматовой (чьи слова задокументировал сексот госбезопасности): «Участь русской поэзии — быть на нелегальном положении. Печатают макулатуру — Симонова, а Волошина, Ходасевича, Мандельштама — нет».