Солнце садилось за горизонт, но Нам Гю больше не замечал этой красоты. Багряные и оранжевые оттенки, когда-то вдохновлявшие его на стихи, теперь казались издевкой, напоминанием о тех теплых закатах, которые они встречали вместе. Стоя на крыше небоскреба, он чувствовал, как порывы ветра пронизывают его насквозь, но этот физический холод был ничем по сравнению с той ледяной пустотой, что расползалась внутри, парализуя волю и отравляя разум. В плеере тихо звучала музыка, и слова песни резали, как зазубренное стекло: