Теология в процессе

«Размышляя о Воскресении Христа, мы понимаем наше собственное будущее. Непостижимость Бога в откровении означает, что для христианина будущее все ещё открыто и полно возможностей», –

Вольфхарт Панненберг, «Вера и реальность» (1977)

В этом году исполняется 250 лет со дня рождения Шеллинга. Это достаточный повод, чтобы обратить наше внимание на ту часть его мысли, которой часто не уделяют первостепенного внимания при восприятии его философии: на его политическую философию. Как и других выдающихся мыслителей своего времени, Шеллинга увлекала идея понимания права и государства как реализации и благоприятного условия человеческой свободы и выведения из этого его легитимности. Однако больше, чем другие, он также боролся с внутренним противоречием между индивидуальной свободой и государственностью и на разных этапах своего творчества давал разные ответы на вопрос о том, реализуют ли индивиды свою свободу в государстве или только вне его.

Во мне постепенно росло, как присутствие, гораздо большее, чем абстрактное понятие, сознание глубокого, онтологического, тотального течения, охватывающего всю вселенную, в которой я двигался: и это сознание продолжало расти, пока не заполнило весь горизонт моего внутреннего существа.

Это присутствие символизировала Омега, новое и жизненно важное присутствие Бога, не Бога, овевающего мир силой, но Бога, неотъемлемого от становления мира, –

Тейяр де Шарден, «Сердце материи».

Поскольку из-за недостатка духовного жара и высшей чистоты, присущей твоим святым, Ты дал мне, мой Бог, непреодолимую симпатию ко всему, что движется в темной материи, — поскольку неотвратимо я узнал в себе больше сына земли, нежели дитя Неба, — я поднимусь в это утро в мыслях на самые большие высоты, обремененный надеждами и страданиями моей матери, и там в крепости священства, которое Ты мне, я верю, дал, — над всем тем, что в человеческой плоти готово родиться или умереть под поднимающимся солнцем, я призову Огонь, –

Тейяр де Шарден, «Гимн Вселенной» (Приношение).

Я благословляю тебя, материя... во всей твоей полноте и истинной природе. Я прославляю тебя как неисчерпаемую потенциальную возможность существования и трансформации... Я прославляю тебя как универсальную силу, которая объединяет и сплачивает... Я восхваляю тебя как божественную среду, заряженную творческой силой... Возвысь же меня, материя... пока, наконец, не станет возможным для меня в совершенном целомудрии обнять вселенную, –

Тейяр де Шарден, «Гимн Вселенной» (Гимн материи).

АЛАМ АЛЬ-МИТХАЛЬ — мистический мир притч, где не действуют никакие физические ограничения.

В случае с Ибн аль-Араби Корбен утверждает, что всё творение, по сути, является рас-крытием; tajallī. Хотя этот термин обычно можно перевести как «откровение» или даже, в данном контексте, «рас-крытие», Корбен предпочитает термин теофания в отрывке, который стоит процитировать полностью:

«Первоначальная идея мистической теософии Ибн Араби и всех родственных теософий состоит в том, что Творение по сути своей является теофанией (tajallī). Как таковое, творение есть акт божественной имагинативной силы: это божественное творческое Воображение по сути своей является теофаническим Воображением [т. е. существо этого Воображения теофанично]. Активное воображение в гностике также является теофаническим Воображением; сущности, которые оно «создает», существуют независимым существованием sui generis в промежуточном мире, который относится к этому способу существования. Бог, которого оно «создает», отнюдь не является нереальным продуктом нашей фантазии, он также является теофанией, ибо Активное Воображение человека – это всего лишь орган абсолютного теофанического воображения (takhayyul mutlaq). Молитва – это теофания par excellence; как таковая, она «творческая»; но сам Бог, к которому она обращена, поскольку «творит» Его, – это именно тот Бог, который открывает Себя Молитве в этом Творении, и это Творение в данный момент – одна из теофаний, подлинный предмет которой – Божество, открывающее Себя Самому Себе» (Corbin, Imagination créatrice, 196-197).

Первый подход к этому сложному отрывку мог бы сосредоточиться на неоднократном использовании слова «по своей сути (essentiellement)». Учитывая длинную тень, отбрасываемую Хайдеггером, логичнее рассматривать это наречие как показатель бытия: бытие творческого воображения в мысли Ибн аль-Араби (и в значительной степени Корбена) – это теофания. Аналогично, бытие божественного творческого воображения – это теофания. Оба варианта творческого воображения открываются в теофании и как теофания. Таким образом, это вселенная, в которой нет пустоты и случайности: все есть теофания, все видимое – само-откровение Бога; Божие бытие – во всем, а теофания – то, как мы видим эту вездесущность.