Ethnically Clean Ponds
26.02.202512:33
К построению неофункционалистской теории этнических изменений в контексте когнитивного поворота (осторожно, может быть сложно)
Почитавшие мою статью про Дагестан, могли понять, что я разрабатываю неофункционалистскую теорию этничности, которая (вернее, некоторая часть которой) гласит, что этнические категории существуют в той мере, в какой они оказываются полезны для индивидов. По мере снижения полезности – категории перестают использоваться за ненадобностью, и им на смену приходят новые категории, более полезные. Польза здесь понимается в самом широком смысле. Социология и антропология склонна фокусироваться на разного рода boundary making processes – как в классическом примере с юга Нигерии (Абнер Коэн) где хауса были по сути торговой корпорацией, а разные символические маркеры включая религию (сначала мусульмане среди язычников, потом суфии среди мусульман), равно как и проживание в «своем» районе города Ибадан – все это способствовало контролю за информацией, ключевым фактором успеха в той торговле, которую они вели, и в этом смысле этническая категоризация оказывалась полезна для представителей этой корпорации. Здесь, конечно, остается вопрос – в какой мере и кем такая польза осознается и могут ли участники почувствовать ее эффект (и относительно хауса моя версия, что CEO этой корпорации прагматику поддержания границ понимают, но младшим это преподносится не напрямую, а через разного рода мифы и легенды), но инструменталистская антропологическая логика в целом такая. Есть, однако, и иным образом понимаемая польза – характера психологического. Вновь, помимо классической теории социальной идентичности, которая говорит о том, что значительная часть этничности это попытка почувствовать себя хорошо через идентификацию с положительным мифосимволическим комплексом, связанным с некоторой этнической категорией, есть (наконец, перехожу к сабжу поста) и другая мысль. Этническая категория – во многих современных ситуациях – оказывается «окном» в прошлое, которое «сшивается» с разного рода ностальгическими ощущениями, при этом ностальгия может быть и по собственному детству, и по воображаемому прошлому, в котором действовали реальные предки по восходящей линии, обычно принадлежавшие к той же этнической категории. Все это приправляется, с одной стороны, ощущением правильности прошлого (те самые «традиционные ценности»), его предсказуемости (в отличие от непредсказуемости настоящего) и т.д. Такой «когнитивный винегрет» (а скорее всего такой винегрет у нас в голове в отношении примерно всего), может быть связан, а может не быть связан с этническими категориями, сама по себе эта связка носит идеологический, сконструированный характер, оттого различается от общества к обществу и от человека к человеку, но в той мере, в какой этничность часто оказывается про родство, а родство отсылает к прошлому – такая связка предположительно частотна. Польза ее (если возвращаться к началу поста) может носить частью нормативный характер (если не знаешь, как вести себя – подумай, как бы вели себя истинные представители твоей этнической категории прошлого, сейчас конечно не те люди пошли), частью – лампово-ностальгический (способ «пообщаться» с умершими родственниками, прикоснуться к культуре и быту, в которых они жили и которые уже утрачены и проч.) И это уже достаточная «полезность», чтобы этнические категории продолжали существовать. Обычно, впрочем, таких «полезностей» бывает несколько, они довольно хитро «переливаются» из социальных фактов в индивидуальные нервные системы и обратно, в результате чего и этнические категории быстро не исчезают. Это, кроме того, помножается на административную (строчка в паспорте) и символическую (фестивали «дружбы народов») инерцию, и оттого и возникает ощущение, что, например, национальности всегда были. Но это не так, и эта теория как раз и ставит целью объяснить изменения. Неплохая задача на ближайшие лет 5)
Почитавшие мою статью про Дагестан, могли понять, что я разрабатываю неофункционалистскую теорию этничности, которая (вернее, некоторая часть которой) гласит, что этнические категории существуют в той мере, в какой они оказываются полезны для индивидов. По мере снижения полезности – категории перестают использоваться за ненадобностью, и им на смену приходят новые категории, более полезные. Польза здесь понимается в самом широком смысле. Социология и антропология склонна фокусироваться на разного рода boundary making processes – как в классическом примере с юга Нигерии (Абнер Коэн) где хауса были по сути торговой корпорацией, а разные символические маркеры включая религию (сначала мусульмане среди язычников, потом суфии среди мусульман), равно как и проживание в «своем» районе города Ибадан – все это способствовало контролю за информацией, ключевым фактором успеха в той торговле, которую они вели, и в этом смысле этническая категоризация оказывалась полезна для представителей этой корпорации. Здесь, конечно, остается вопрос – в какой мере и кем такая польза осознается и могут ли участники почувствовать ее эффект (и относительно хауса моя версия, что CEO этой корпорации прагматику поддержания границ понимают, но младшим это преподносится не напрямую, а через разного рода мифы и легенды), но инструменталистская антропологическая логика в целом такая. Есть, однако, и иным образом понимаемая польза – характера психологического. Вновь, помимо классической теории социальной идентичности, которая говорит о том, что значительная часть этничности это попытка почувствовать себя хорошо через идентификацию с положительным мифосимволическим комплексом, связанным с некоторой этнической категорией, есть (наконец, перехожу к сабжу поста) и другая мысль. Этническая категория – во многих современных ситуациях – оказывается «окном» в прошлое, которое «сшивается» с разного рода ностальгическими ощущениями, при этом ностальгия может быть и по собственному детству, и по воображаемому прошлому, в котором действовали реальные предки по восходящей линии, обычно принадлежавшие к той же этнической категории. Все это приправляется, с одной стороны, ощущением правильности прошлого (те самые «традиционные ценности»), его предсказуемости (в отличие от непредсказуемости настоящего) и т.д. Такой «когнитивный винегрет» (а скорее всего такой винегрет у нас в голове в отношении примерно всего), может быть связан, а может не быть связан с этническими категориями, сама по себе эта связка носит идеологический, сконструированный характер, оттого различается от общества к обществу и от человека к человеку, но в той мере, в какой этничность часто оказывается про родство, а родство отсылает к прошлому – такая связка предположительно частотна. Польза ее (если возвращаться к началу поста) может носить частью нормативный характер (если не знаешь, как вести себя – подумай, как бы вели себя истинные представители твоей этнической категории прошлого, сейчас конечно не те люди пошли), частью – лампово-ностальгический (способ «пообщаться» с умершими родственниками, прикоснуться к культуре и быту, в которых они жили и которые уже утрачены и проч.) И это уже достаточная «полезность», чтобы этнические категории продолжали существовать. Обычно, впрочем, таких «полезностей» бывает несколько, они довольно хитро «переливаются» из социальных фактов в индивидуальные нервные системы и обратно, в результате чего и этнические категории быстро не исчезают. Это, кроме того, помножается на административную (строчка в паспорте) и символическую (фестивали «дружбы народов») инерцию, и оттого и возникает ощущение, что, например, национальности всегда были. Но это не так, и эта теория как раз и ставит целью объяснить изменения. Неплохая задача на ближайшие лет 5)
07.02.202513:40
Про Теодора Шанина
Продолжаю болеть, поэтому пропускаю важные даты. 5 лет назад, уже с небольшим, ушел Теодор Шанин. Расскажу две истории про мои с ним пересечения. Одну про этничность, другую – нет. Первая – потребует предыстории.
В 2010 году – в рамках довольно понятных траекторий, я оказался на учебе в Израиле. А до того я регулярно был там наездами, учил язык, ездил автостопом, ночевал под открытым небом и всячески перся от жизни в компании иерусалимской молодежи возрастом чуть помладше меня. Все евреи. Кажется, я однажды-таки спросил – есть ли у вас друзья-арабы. Они с трудом припомнили одного парня из Восточного Иерусалима, который иногда – периферийно – к ним притусовывал.
И вот, я приехал учиться в магистратуру по контр-терроризму в город Герцлию. А Теодор на тот момент занимался подготовкой то ли так и не вышедшей, то ли сильно модифицированной в то, что вышло недавно, автобиографии, и – в раздел, посвященный израильской части своей биографии – он хотел вставить свою статью 1988 года «Сионизмы Израиля». И как-то так получилось, что мне эта статья досталась на перевод. Две летние недели я дни напролет переводил. В основном в кафешке на берегу моря – брал по-студенчески один кофе и сидел с ним весь день, раз в полтора часа делая заплыв и возвращаясь к переводу. Где-то начиная со второй трети статьи мир вокруг меня начал стремительно меняться. Он начал контекстуализироваться. В нем появилось место довольно неприятным историям из прошлого, которые стандартная сионистская линейная история как-то пропускала. В голове стали формулироваться уже более социологические вопросы о конструкции сетей дружб в контексте этнического насилия. Стали всплывать и другие воспоминания – как, будучи в гостях у друзей на территориях, я забрел в арабскую деревню и пил там кофе, а, вернувшись к друзьям, услышал от них, что никогда в этой соседней деревне они не были. Более того, мои друзья стали «раскрашиваться» в партийные цвета, и я уже хорошо понимал, почему, в рамках каких идеологий, они говорят то, что говорят и думают, что думают, и откуда эти идеологии взялись.
Со своей программы я тогда чуть не вылетел, потому что – увлекшись переводом – я забыл о паре дедлайнов. Как раз надо было писать эссе по израильской политике. Но это был хороший курс по теме, который я прошел экспрессом, и который существенно расширил мое понимание вопроса. Наградой, а скорее авансом, мне было следующее письмо Теодора: «Дорогой Женя, благодарю за перевод. С ним надо будет еще поработать, но это – единственный перевод моей статьи про сионизм (их было несколько), который читабелен. По-видимому, для этого надо все же знать не только языки, но также субстанцию дела. С наилучшими пожеланиями, Теодор»
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Продолжаю болеть, поэтому пропускаю важные даты. 5 лет назад, уже с небольшим, ушел Теодор Шанин. Расскажу две истории про мои с ним пересечения. Одну про этничность, другую – нет. Первая – потребует предыстории.
В 2010 году – в рамках довольно понятных траекторий, я оказался на учебе в Израиле. А до того я регулярно был там наездами, учил язык, ездил автостопом, ночевал под открытым небом и всячески перся от жизни в компании иерусалимской молодежи возрастом чуть помладше меня. Все евреи. Кажется, я однажды-таки спросил – есть ли у вас друзья-арабы. Они с трудом припомнили одного парня из Восточного Иерусалима, который иногда – периферийно – к ним притусовывал.
И вот, я приехал учиться в магистратуру по контр-терроризму в город Герцлию. А Теодор на тот момент занимался подготовкой то ли так и не вышедшей, то ли сильно модифицированной в то, что вышло недавно, автобиографии, и – в раздел, посвященный израильской части своей биографии – он хотел вставить свою статью 1988 года «Сионизмы Израиля». И как-то так получилось, что мне эта статья досталась на перевод. Две летние недели я дни напролет переводил. В основном в кафешке на берегу моря – брал по-студенчески один кофе и сидел с ним весь день, раз в полтора часа делая заплыв и возвращаясь к переводу. Где-то начиная со второй трети статьи мир вокруг меня начал стремительно меняться. Он начал контекстуализироваться. В нем появилось место довольно неприятным историям из прошлого, которые стандартная сионистская линейная история как-то пропускала. В голове стали формулироваться уже более социологические вопросы о конструкции сетей дружб в контексте этнического насилия. Стали всплывать и другие воспоминания – как, будучи в гостях у друзей на территориях, я забрел в арабскую деревню и пил там кофе, а, вернувшись к друзьям, услышал от них, что никогда в этой соседней деревне они не были. Более того, мои друзья стали «раскрашиваться» в партийные цвета, и я уже хорошо понимал, почему, в рамках каких идеологий, они говорят то, что говорят и думают, что думают, и откуда эти идеологии взялись.
Со своей программы я тогда чуть не вылетел, потому что – увлекшись переводом – я забыл о паре дедлайнов. Как раз надо было писать эссе по израильской политике. Но это был хороший курс по теме, который я прошел экспрессом, и который существенно расширил мое понимание вопроса. Наградой, а скорее авансом, мне было следующее письмо Теодора: «Дорогой Женя, благодарю за перевод. С ним надо будет еще поработать, но это – единственный перевод моей статьи про сионизм (их было несколько), который читабелен. По-видимому, для этого надо все же знать не только языки, но также субстанцию дела. С наилучшими пожеланиями, Теодор»
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
14.01.202516:12
НАЧАЛО ВЫШЕ
Частый герой этого канала, один из крупнейший мировых исследователей этничности и мой коллега, с которым я имею честь с некоторой регулярностью переписываться, Андреас Виммер задает этот вопрос в статье «Мир без национальных государств: пять долгосрочных сценариев», вышедшей в 2021 году, выступив в непривычном для себя жанре «футуролога». Сделав много оговорок (которые, вероятно, и позволили ему опубликовать статью в научном журнале) о том, как возможно говорить об отдаленном будущем с научной точки зрения, он описал варианты того, что может возникнуть на месте национальных государств через 300 лет. Почему 300? Как можно догадаться по написанному выше, потому что именно 300 лет назад национальные государства стали появляться, и при том, что совершенно не факт, что именно через 300 лет они исчезнут, ничего не мешает взять такую – красивую – цифру.
Не буду пересказывать всей его, очень прозрачной и доступно изложенной, логики, но основная ее суть состоит в том, что функции, которые выполняются современным государством и были описаны выше (контроль, общественные блага и проч.) могут быть перераспределены между другими институтами, а сами институты могут быть по-разному размещены в пространстве. И первый сценарий – анархизм – предполагает как раз сетевую реализацию указанных функций, при этом один человек является частью сразу нескольких сетей – например, его соседское сообщество организует защиту, а образование детей он отдает на откуп сети «ко-этников», распределенных глобально. Другой сценарий – совокупность идентаторных мини-государств, при этом идентичности, на которых строятся такие государства, могут быть разные – этнические, гендерные, локальные и проч. Почему идентичность, в том числе неизбежно этническая, здесь играет роль – потому что экономическая логика скорее противоречит такому большому количеству границ, и идентичность – это то, что границы будет поддерживать. Два других сценария – это большие империи и разросшиеся экономические союзы типа ЕС и ЕАЭС.
Ну и последний сценарий – глобальное государство. Откуда оно может взяться? Виммер разбирает, какие драйверы и механизмы могут привести к реализации и каждого прочего из описанных сценариев, однако здесь важно описать их применительно к этому сценарию. Если коротко, институциональная база изменения – это ООН, а социальная – это глобальные «интернациональные» элиты, которые в какой-то момент могут сформировать «класс для себя» и – по многим причинам, далеко не только гуманистическим – встать во главе этого интеграционного процесса. Обязателен ли для реализации этого сценария появление «аутгруппы» в виде пришельцев или таковыми могут стать болезни, бедность и прочее – хороший вопрос, варианты ответа на который у человечества еще не было возможность протестировать.
В общем – при том, что писал Виммер эту статью на ковидном карантине и отталкивался в постановке проблемы от того, что хотя казалось бы, ковид был глобальным вызовом, решали его преимущественно национально, и статья «попахивает» именно таким, немного визионерским, каникульным способом ее производства – статья это явно небезынтересная и является полезным материалом для одной из важнейших тем и вопросов этого канала – возможно ли «приручить» этничность, которая замешана в значительной части современных конфликтов, и сделать так, чтобы люди в мире перестали воевать, а вместо этого занялись бы чем-нибудь более полезным. Кладем в копилку и двигаемся дальше.
Wimmer, Andreas. "Worlds without nation‐states: Five scenarios for the very long term." Nations and Nationalism 27.2 (2021): 309-324.
Частый герой этого канала, один из крупнейший мировых исследователей этничности и мой коллега, с которым я имею честь с некоторой регулярностью переписываться, Андреас Виммер задает этот вопрос в статье «Мир без национальных государств: пять долгосрочных сценариев», вышедшей в 2021 году, выступив в непривычном для себя жанре «футуролога». Сделав много оговорок (которые, вероятно, и позволили ему опубликовать статью в научном журнале) о том, как возможно говорить об отдаленном будущем с научной точки зрения, он описал варианты того, что может возникнуть на месте национальных государств через 300 лет. Почему 300? Как можно догадаться по написанному выше, потому что именно 300 лет назад национальные государства стали появляться, и при том, что совершенно не факт, что именно через 300 лет они исчезнут, ничего не мешает взять такую – красивую – цифру.
Не буду пересказывать всей его, очень прозрачной и доступно изложенной, логики, но основная ее суть состоит в том, что функции, которые выполняются современным государством и были описаны выше (контроль, общественные блага и проч.) могут быть перераспределены между другими институтами, а сами институты могут быть по-разному размещены в пространстве. И первый сценарий – анархизм – предполагает как раз сетевую реализацию указанных функций, при этом один человек является частью сразу нескольких сетей – например, его соседское сообщество организует защиту, а образование детей он отдает на откуп сети «ко-этников», распределенных глобально. Другой сценарий – совокупность идентаторных мини-государств, при этом идентичности, на которых строятся такие государства, могут быть разные – этнические, гендерные, локальные и проч. Почему идентичность, в том числе неизбежно этническая, здесь играет роль – потому что экономическая логика скорее противоречит такому большому количеству границ, и идентичность – это то, что границы будет поддерживать. Два других сценария – это большие империи и разросшиеся экономические союзы типа ЕС и ЕАЭС.
Ну и последний сценарий – глобальное государство. Откуда оно может взяться? Виммер разбирает, какие драйверы и механизмы могут привести к реализации и каждого прочего из описанных сценариев, однако здесь важно описать их применительно к этому сценарию. Если коротко, институциональная база изменения – это ООН, а социальная – это глобальные «интернациональные» элиты, которые в какой-то момент могут сформировать «класс для себя» и – по многим причинам, далеко не только гуманистическим – встать во главе этого интеграционного процесса. Обязателен ли для реализации этого сценария появление «аутгруппы» в виде пришельцев или таковыми могут стать болезни, бедность и прочее – хороший вопрос, варианты ответа на который у человечества еще не было возможность протестировать.
В общем – при том, что писал Виммер эту статью на ковидном карантине и отталкивался в постановке проблемы от того, что хотя казалось бы, ковид был глобальным вызовом, решали его преимущественно национально, и статья «попахивает» именно таким, немного визионерским, каникульным способом ее производства – статья это явно небезынтересная и является полезным материалом для одной из важнейших тем и вопросов этого канала – возможно ли «приручить» этничность, которая замешана в значительной части современных конфликтов, и сделать так, чтобы люди в мире перестали воевать, а вместо этого занялись бы чем-нибудь более полезным. Кладем в копилку и двигаемся дальше.
Wimmer, Andreas. "Worlds without nation‐states: Five scenarios for the very long term." Nations and Nationalism 27.2 (2021): 309-324.
14.02.202516:38
Не хотелось бы превращать канал в «выставку достижений народного хозяйства», но тут особый случай. Выпускаю в мир статью по результатам нашей экспедиции 2024 года. Она посвящена дагестанским национальностям, но не в привычном смысле. В ней речь идет не о народах и их культурах, а о национальностях как об инструменте когнитивной разметки мира и социальной организации общества. О том, как эта рамка осваивается в детстве, тестируется в юности и регулирует взрослую жизнь. И о том, почему именно такой ракурс на окружающий мир воспроизводится. Методика тоже экспериментальная – «захватив» методы устной истории, мы редуцировали национальности до коммуникации и восприятия, из 100 интервью, взятых по всей республике, дистиллировали 1104 перцептивно-коммуникативных факта, про каждый из которых известно, к какому году (начиная с 1943) и месту он относится, и – на этой основе – я и сделал реконструкцию. Ну и не обошлось без выхода на теорию. В общем, enjoy. Ну а если вы захотите сообщить мне о том, что думаете о статье – это более чем приветствуется!
02.02.202510:39
Персональные практики глобального peacemaking
Как мы уже обсудили, этничность -- это взгляд, зашитый в машинерию социального, это дифференциация, происходящая по некоторым социальным и когнитивным причинам и имеющая некоторые когнитивные и социальные последствия. Государства/народы -- это этнические категории глобального уровня. И в конфликтах между государствами/народами очень много от этого -- дифференцирующего -- взгляда, который реализует себя в дискурсах и институтах.
Скажем, возьмем последние полтора года на Ближнем Востоке. Если посмотреть на ситуацию, вынеся за скобки стороны, партийные представления о справедливости и проч., получится, что страдает в совокупности очень много людей, и единственное, что будет казаться правильным сделать (если мы вдруг действительно на секунду отменили этот дифференцирующий взгляд и забыли о сторонах) -- это прекратить страдания их всех. Но только мы возвращаем идею, что страдающие относятся к разным сторонам/государствам/народам, что эти стороны давно конфликтуют и проч., картинка меняется и -- в зависимости от предпочтений, позиции, кругов общения и проч. одних становится жальче, чем других, а другие оказываются "сами виноваты". И -- привет -- мы мало того, что сами оказываемся где-то внутри конфликта, так еще то, что мы делаем и говорим, оказывается работающим на конфликт.
Такой мысленный эксперимент с вынесением партийности за скобки, однако, проводится редко. Частью -- потому что многие идеологии прямо запрещают такой ракурс (предвижу в комментариях реплики "из" этих идеологий), частью потому что партийность -- это часть здравого смысла. Между тем, в сложившейся (а скорее в перманентно складывающейся) ситуации нет ничего природного. Напротив -- это хитросплетение институтов, образов, практик и когниций, которые, воспроизводясь через нас, производят в том числе и конфликт.
И одна из хороших peacemaking практик, которую можно делать ежедневно, состоит в том, чтобы -- как минимум для себя -- этот эксперимент проводить, мысленно стирая границы и фиксируя, как будет меняться общее отношение к вопросу. Если сложно с ходу мыслить абстракциями -- можно попробовать почитать прямую речь или репортажи, описывающие повседневность (однако здесь опасность -- часто такие публикации находятся "внутри" машинерии конфликта, и здесь надо подходить к вопросу аккуратно). Крайне важно при этом всякий раз фиксировать, когда мысль от конкретной истории переходит к политическим и "партийным" выводам по принципу кто виноват и что делать. И обрубать эту мысль. Об этом -- можно и нужно думать, но потом и в другой логике, о которой мы еще поговорим.
P.S. Из условной этнической конфликтологии известно, что есть два стандартных способа описывать причины конфликтов -- в одном случае обвиняется одна из сторон (для участников конфликта -- "противоположная"), в другом -- "алчные политики с обеих сторон". И важным "пререквизитом" мира является изменение соотношения в пользу второго взгляда.
P.P.S. Касательно же возражений "из" конфликта -- вроде того, что мы тоже были за все хорошее, пока они не стали нас резать, а бомбы не стали падать на наши дома, и "сытый голодного не поймет" -- надо понимать, что это тоже стандартный элемент "conflictmaking". Взгляд изнутри, разумеется, делает такие практики гораздо более сложными к реализации, но это не отменяет того, что конфликт это функция от взгляда, и изменение взгляда оказывается ключевым для решения конфликта.
Как мы уже обсудили, этничность -- это взгляд, зашитый в машинерию социального, это дифференциация, происходящая по некоторым социальным и когнитивным причинам и имеющая некоторые когнитивные и социальные последствия. Государства/народы -- это этнические категории глобального уровня. И в конфликтах между государствами/народами очень много от этого -- дифференцирующего -- взгляда, который реализует себя в дискурсах и институтах.
Скажем, возьмем последние полтора года на Ближнем Востоке. Если посмотреть на ситуацию, вынеся за скобки стороны, партийные представления о справедливости и проч., получится, что страдает в совокупности очень много людей, и единственное, что будет казаться правильным сделать (если мы вдруг действительно на секунду отменили этот дифференцирующий взгляд и забыли о сторонах) -- это прекратить страдания их всех. Но только мы возвращаем идею, что страдающие относятся к разным сторонам/государствам/народам, что эти стороны давно конфликтуют и проч., картинка меняется и -- в зависимости от предпочтений, позиции, кругов общения и проч. одних становится жальче, чем других, а другие оказываются "сами виноваты". И -- привет -- мы мало того, что сами оказываемся где-то внутри конфликта, так еще то, что мы делаем и говорим, оказывается работающим на конфликт.
Такой мысленный эксперимент с вынесением партийности за скобки, однако, проводится редко. Частью -- потому что многие идеологии прямо запрещают такой ракурс (предвижу в комментариях реплики "из" этих идеологий), частью потому что партийность -- это часть здравого смысла. Между тем, в сложившейся (а скорее в перманентно складывающейся) ситуации нет ничего природного. Напротив -- это хитросплетение институтов, образов, практик и когниций, которые, воспроизводясь через нас, производят в том числе и конфликт.
И одна из хороших peacemaking практик, которую можно делать ежедневно, состоит в том, чтобы -- как минимум для себя -- этот эксперимент проводить, мысленно стирая границы и фиксируя, как будет меняться общее отношение к вопросу. Если сложно с ходу мыслить абстракциями -- можно попробовать почитать прямую речь или репортажи, описывающие повседневность (однако здесь опасность -- часто такие публикации находятся "внутри" машинерии конфликта, и здесь надо подходить к вопросу аккуратно). Крайне важно при этом всякий раз фиксировать, когда мысль от конкретной истории переходит к политическим и "партийным" выводам по принципу кто виноват и что делать. И обрубать эту мысль. Об этом -- можно и нужно думать, но потом и в другой логике, о которой мы еще поговорим.
P.S. Из условной этнической конфликтологии известно, что есть два стандартных способа описывать причины конфликтов -- в одном случае обвиняется одна из сторон (для участников конфликта -- "противоположная"), в другом -- "алчные политики с обеих сторон". И важным "пререквизитом" мира является изменение соотношения в пользу второго взгляда.
P.P.S. Касательно же возражений "из" конфликта -- вроде того, что мы тоже были за все хорошее, пока они не стали нас резать, а бомбы не стали падать на наши дома, и "сытый голодного не поймет" -- надо понимать, что это тоже стандартный элемент "conflictmaking". Взгляд изнутри, разумеется, делает такие практики гораздо более сложными к реализации, но это не отменяет того, что конфликт это функция от взгляда, и изменение взгляда оказывается ключевым для решения конфликта.
14.01.202516:12
Что придет на смену нациям-государствам?
Давние подписчики этого канала точно никак не могли обойти регулярно публикуемую здесь мысль, что в основании этничности лежит категоризирование, результаты которого институционализируются и опривычиваются, становятся инструментом организации общества и частью нас. То есть как бы затвердевают. Но при этом продолжают воспроизводиться в мириадах актов категоризирования, происходящих ежесекундно. Или, если отсылать к известному спору, когда речь идет об этничности, речь идет не о народах и их культурах, а о категориях и категоризировании. Или, если еще проще, тогда «происходит» этничность, когда в той или иной степени производится следующее действие: очерчивается некоторое множество людей и делится на типы, отнесенность к которым обычно наследуется.
Здесь есть известная сложность – как отделить этнические категоризации от семейных, классовых и проч., но, говоря в общем, это скорее не важно, а важно то, как разные категории и категоризации «работают» в мире. Это, впрочем, не отменяет возможность того, что некоторые категоризации работают похожим образом. И для традиции, к которой я отношусь, консенсусной является мысль, что нации-государства – это завязанная на современный глобальный политический порядок этническая категоризация.
И действительно – членство де-факто преимущественно наследуется, а аналитическая процедура «очертить и разделить» не отличается от той процедуры, которая используется для воображения внутристранового разнообразия, просто воображается все человечество. Тому помогают разнообразные ресурсы воображения. Скажем, здание ООН с флагами или чемпионат мира по футболу. Людям, которые видят, думают или говорят об этом, по сути, предлагается одновременно представить человечество в целом и его, определенным образом организованные, составные части.
Неплохо, кроме того, известно, как и когда этот порядок со всеми с ним связанными ресурсами воображения сложился. Еще 300 лет назад конструкции политической власти включали разнообразие элементов типа династий, империй, орденов и прочего., а национальных государств не было, а сегодня – несмотря на регулярные пророчества о скорой смерти такого типа политической организации, она живее всех живых. 98% территории земли находится в составе того или иного государства, в той или иной степени пытающейся быть политическим выражением единства его граждан – нации. Но что будет дальше? Возможно, что по разнообразию причин именно нации-государства, воспроизводящие некоторый уровень культурной гомогенности, контролирующие насилие и обеспечивающие перераспределение ресурсов для производства общественных благ, являются «точкой равновесия», но возможно и нет. А, если нет, что будет дальше?
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Давние подписчики этого канала точно никак не могли обойти регулярно публикуемую здесь мысль, что в основании этничности лежит категоризирование, результаты которого институционализируются и опривычиваются, становятся инструментом организации общества и частью нас. То есть как бы затвердевают. Но при этом продолжают воспроизводиться в мириадах актов категоризирования, происходящих ежесекундно. Или, если отсылать к известному спору, когда речь идет об этничности, речь идет не о народах и их культурах, а о категориях и категоризировании. Или, если еще проще, тогда «происходит» этничность, когда в той или иной степени производится следующее действие: очерчивается некоторое множество людей и делится на типы, отнесенность к которым обычно наследуется.
Здесь есть известная сложность – как отделить этнические категоризации от семейных, классовых и проч., но, говоря в общем, это скорее не важно, а важно то, как разные категории и категоризации «работают» в мире. Это, впрочем, не отменяет возможность того, что некоторые категоризации работают похожим образом. И для традиции, к которой я отношусь, консенсусной является мысль, что нации-государства – это завязанная на современный глобальный политический порядок этническая категоризация.
И действительно – членство де-факто преимущественно наследуется, а аналитическая процедура «очертить и разделить» не отличается от той процедуры, которая используется для воображения внутристранового разнообразия, просто воображается все человечество. Тому помогают разнообразные ресурсы воображения. Скажем, здание ООН с флагами или чемпионат мира по футболу. Людям, которые видят, думают или говорят об этом, по сути, предлагается одновременно представить человечество в целом и его, определенным образом организованные, составные части.
Неплохо, кроме того, известно, как и когда этот порядок со всеми с ним связанными ресурсами воображения сложился. Еще 300 лет назад конструкции политической власти включали разнообразие элементов типа династий, империй, орденов и прочего., а национальных государств не было, а сегодня – несмотря на регулярные пророчества о скорой смерти такого типа политической организации, она живее всех живых. 98% территории земли находится в составе того или иного государства, в той или иной степени пытающейся быть политическим выражением единства его граждан – нации. Но что будет дальше? Возможно, что по разнообразию причин именно нации-государства, воспроизводящие некоторый уровень культурной гомогенности, контролирующие насилие и обеспечивающие перераспределение ресурсов для производства общественных благ, являются «точкой равновесия», но возможно и нет. А, если нет, что будет дальше?
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
11.02.202506:59
Как складываются этнические районы? (А точнее места резидентной концентрации мигрантов)
Последним аккордом уже давно закончившегося проекта про места резидентной концентрации мигрантов вышла статья в, как было некогда принято говорить, хорошем зарубежном журнале. Проект вспоминаю с ностальгией – в нем было много от хорошего научного творчества и от того компонента социологической деятельности, который связан с путешествиями. Подаваясь на финансирование, мы написали утопическую исследовательскую программу, как следовало бы делать исследование «по уму». И получили финансирование. И пришлось эту утопию реализовывать. В результате – поля в огромном числе локаций от Сиднея до Егорьевска, а параллельно много чтений и размышлений о том, как и почему складываются места резидентной концентрации мигрантов. Собственно, а как и почему? И действительно – вокруг этого вопроса много мифов и социальных страхов, международная литература на вопрос в такой его постановке почти не отвечает, а хороший анализ зачастую упирается в отсутствие данных. Во всяком случае, на этом обычно ломаются географы. И вот, в той части исследования, о которой идет речь в статье, мы объездили все 15 на тот момент российских городов миллионников, изучили то, складываются ли там места резидентной концентрации мигрантов (и что это вообще такое в российском преломлении), как это происходит и получилась, с вариациями, воспроизводящаяся модель, которую мы этой и другими статьями вводим в мировой оборот. Статья в открытом доступе, поэтому даю ссылку на нее. Если сложно читать по-английски – на русском также есть много работ по проекту. Их можно посмотреть на нашем сайте.
Последним аккордом уже давно закончившегося проекта про места резидентной концентрации мигрантов вышла статья в, как было некогда принято говорить, хорошем зарубежном журнале. Проект вспоминаю с ностальгией – в нем было много от хорошего научного творчества и от того компонента социологической деятельности, который связан с путешествиями. Подаваясь на финансирование, мы написали утопическую исследовательскую программу, как следовало бы делать исследование «по уму». И получили финансирование. И пришлось эту утопию реализовывать. В результате – поля в огромном числе локаций от Сиднея до Егорьевска, а параллельно много чтений и размышлений о том, как и почему складываются места резидентной концентрации мигрантов. Собственно, а как и почему? И действительно – вокруг этого вопроса много мифов и социальных страхов, международная литература на вопрос в такой его постановке почти не отвечает, а хороший анализ зачастую упирается в отсутствие данных. Во всяком случае, на этом обычно ломаются географы. И вот, в той части исследования, о которой идет речь в статье, мы объездили все 15 на тот момент российских городов миллионников, изучили то, складываются ли там места резидентной концентрации мигрантов (и что это вообще такое в российском преломлении), как это происходит и получилась, с вариациями, воспроизводящаяся модель, которую мы этой и другими статьями вводим в мировой оборот. Статья в открытом доступе, поэтому даю ссылку на нее. Если сложно читать по-английски – на русском также есть много работ по проекту. Их можно посмотреть на нашем сайте.
30.01.202508:38
Проблема демаркации: границы и фронтиры
В ответ на пример этнологической экспертизы, который приводит канал Антропологс, подумалось. Вот, скажем, есть физика. Большинство людей знает что-то на школьном уровне, чтобы понимать дальше – нужно учиться, просто так знание на дороге не валяется. О том, что ты чего-то понимаешь, свидетельствует диплом, и, косвенным образом, он и позволяет тебе высказываться о мире, это твой креденшл. Наука от ненауки в этом случае отделена институционально, разделение это понятное и четкое, напоминает границу между государствами в современном смысле слова – воображаемая линия с обслуживающей ее материальной, социальной и символической инфраструктурой. В социальных науках и, в частности, в вопросах этнических все не так. Говорят об этничности все и с огоньком. Часто называемая причина такого положения вещей – это то, что социальные науки занимаются людьми-в-мире, но скорее всего это как минимум недостаточное объяснение. Интереснее и, возможно, важнее другое – в случае этничности работает сильно иначе демаркация науки и ненауки. Де-факто значительная часть того, что считается наукой об этничности (как и в принципе социальной наукой в России) – это трансляция коллективных представлений, которые и так существуют в обществе, при том, что наука здесь нужна не как познавательная дисциплина, а как инструмент символического усиления высказывания. Дипломы не являются ни внутренним, ни внешним критерием права на высказывание. И – при том, что реальная наука об этничности существует – она как бы теряется за огромным количеством высказываний, действий, мероприятий, которые сущностно находятся вне научного поля. И внешние люди просто не видят разницу – тут доктор или кандидат, там доктор и кандидат, тут научная статья, и там научная статья. И, говоря метафорически, если в физике науку от ненауки отделяет граница, в науке об этничности – это огромный фронтир, который занимает почти всю территорию. На ней могут действовать шерифы, но это – в отличие от физики – не полиция, а именно что довольно слабо вооруженные и не в полной мере легитимные люди. Так и живем.
P.S. Болею, так что за бодрым началом года в канале последовало молчание, но по мере выздоровления буду наверстывать.
В ответ на пример этнологической экспертизы, который приводит канал Антропологс, подумалось. Вот, скажем, есть физика. Большинство людей знает что-то на школьном уровне, чтобы понимать дальше – нужно учиться, просто так знание на дороге не валяется. О том, что ты чего-то понимаешь, свидетельствует диплом, и, косвенным образом, он и позволяет тебе высказываться о мире, это твой креденшл. Наука от ненауки в этом случае отделена институционально, разделение это понятное и четкое, напоминает границу между государствами в современном смысле слова – воображаемая линия с обслуживающей ее материальной, социальной и символической инфраструктурой. В социальных науках и, в частности, в вопросах этнических все не так. Говорят об этничности все и с огоньком. Часто называемая причина такого положения вещей – это то, что социальные науки занимаются людьми-в-мире, но скорее всего это как минимум недостаточное объяснение. Интереснее и, возможно, важнее другое – в случае этничности работает сильно иначе демаркация науки и ненауки. Де-факто значительная часть того, что считается наукой об этничности (как и в принципе социальной наукой в России) – это трансляция коллективных представлений, которые и так существуют в обществе, при том, что наука здесь нужна не как познавательная дисциплина, а как инструмент символического усиления высказывания. Дипломы не являются ни внутренним, ни внешним критерием права на высказывание. И – при том, что реальная наука об этничности существует – она как бы теряется за огромным количеством высказываний, действий, мероприятий, которые сущностно находятся вне научного поля. И внешние люди просто не видят разницу – тут доктор или кандидат, там доктор и кандидат, тут научная статья, и там научная статья. И, говоря метафорически, если в физике науку от ненауки отделяет граница, в науке об этничности – это огромный фронтир, который занимает почти всю территорию. На ней могут действовать шерифы, но это – в отличие от физики – не полиция, а именно что довольно слабо вооруженные и не в полной мере легитимные люди. Так и живем.
P.S. Болею, так что за бодрым началом года в канале последовало молчание, но по мере выздоровления буду наверстывать.
08.01.202514:11
Второй сезон канала «Этнически чистые пруды»
Друзья, каналу недавно исполнился год (с момента начала его публичного ведения) и вокруг этого события число его подписчиков перевалило за 1000. В связи с этим я бы хотел во-первых, окончательно де-анонимизироваться, во-вторых, исходя из моих интересов расширить тематический репертуар канала (впрочем, не то, чтоб никому не было понятно, кто я такой, и не то, чтоб я ничего не писал про вещи помимо этничности), в-третьих, уточнить (год же прошел целый!) собственную повестку дня и роль канала в ней.
Итак, позвольте представиться. Меня зовут Евгений Варшавер, по образованию и базовой дисциплине я социолог, а тематически и содержательно – с 2004 года, когда я поехал на Кольский полуостров изучать «роль саамского этноса в российском суперэтносе» (откуда взялся такой жуткий вординг – потом отдельно расскажу) – я прежде всего делаю исследования этничности и пытаюсь понять, что это такое и как оно устроено. Явление это неуловимое, сложно определяемое, но одновременно практически повсеместное и при этом – очень легко воспламеняющееся.
Сделаю короткое отступление. В тему этничности приходят люди с тремя основными типами мотиваций – любящие культуру и разнообразие, борющиеся с несправедливостью и универсалисты (по этим линиям будет строиться много дискуссий и конфликтов в этой сфере, но это отдельный разговор). Хотя я ничего не имею против культурного разнообразия или справедливости, моя исходная и базовая мотивация — универсалистская. Поэтому я регулярно делаю разного рода прикладные, активистские проекты, связанные с интеграцией мигрантов и – шире – пониманием людьми друг друга. Но основной мой contribution в мир я вижу через научное понимание этничности.
Мы с коллегами из моей группы уже довольно сильно продвинулись. Можно прочесть мою теоретическую статью и дискуссию вокруг нее (пожалуй, важнейший текст на сегодня), посмотреть другие – эмпирические – работы, сделанные на дагестанском, московском и прочем материале. Я об этом регулярно писал в течение этого года, и значительная часть этого было сделано буквально на глазах у читателей этого канала. Вместе с тем – есть много вещей, которые только предстоит сделать – должная интеграция социологии, когнитивистики и истории, разные небольшие, но важные эмпирические проекты, эксперименты с методиками – и все это нужно для того, чтобы понять этничность в полноте и тем самым взять этот бензин, который так и норовит вспыхнуть, под контроль. На «полях» этой деятельности возникают мысли, идеи, интерпретации, которыми я и просто хочу делиться, и вижу в этом отдельный «гуманизирующий» смысл. В этой стезе было написано большинство постов в канале в прошлом году.
Но в этом году – поскольку думается не только об этничности – я буду постить и прочие свои соображения, интерпретации, книжные и статейные обзоры, наблюдения, воспоминания. Будет, кроме того, отражен мой интерес к тому, как должна быть устроена наука. То есть канал продолжает быть про этничность, но становится шире. При этом в этих – более широких – вещах, я разбираюсь очевидно хуже, чем в этничности, и это нужно принимать во внимание при чтении. Ну и – может быть – изредка позволю себе делиться (не удивляйтесь) кулинарными рецептами – это у меня отдых такой. Впрочем, возможно, делать я это буду в режиме деконструкции т.н. «этнической кухни» и придумывания того, как о культурном (в том числе кулинарном) разнообразии говорить без этнизации.
Спасибо за соучастие и – давайте вместе понимать мир, этничность и друг друга! Второй сезон запущен!
P.S. Теперь в описании канала есть мой телеграм-ник, мне можно писать.
Друзья, каналу недавно исполнился год (с момента начала его публичного ведения) и вокруг этого события число его подписчиков перевалило за 1000. В связи с этим я бы хотел во-первых, окончательно де-анонимизироваться, во-вторых, исходя из моих интересов расширить тематический репертуар канала (впрочем, не то, чтоб никому не было понятно, кто я такой, и не то, чтоб я ничего не писал про вещи помимо этничности), в-третьих, уточнить (год же прошел целый!) собственную повестку дня и роль канала в ней.
Итак, позвольте представиться. Меня зовут Евгений Варшавер, по образованию и базовой дисциплине я социолог, а тематически и содержательно – с 2004 года, когда я поехал на Кольский полуостров изучать «роль саамского этноса в российском суперэтносе» (откуда взялся такой жуткий вординг – потом отдельно расскажу) – я прежде всего делаю исследования этничности и пытаюсь понять, что это такое и как оно устроено. Явление это неуловимое, сложно определяемое, но одновременно практически повсеместное и при этом – очень легко воспламеняющееся.
Сделаю короткое отступление. В тему этничности приходят люди с тремя основными типами мотиваций – любящие культуру и разнообразие, борющиеся с несправедливостью и универсалисты (по этим линиям будет строиться много дискуссий и конфликтов в этой сфере, но это отдельный разговор). Хотя я ничего не имею против культурного разнообразия или справедливости, моя исходная и базовая мотивация — универсалистская. Поэтому я регулярно делаю разного рода прикладные, активистские проекты, связанные с интеграцией мигрантов и – шире – пониманием людьми друг друга. Но основной мой contribution в мир я вижу через научное понимание этничности.
Мы с коллегами из моей группы уже довольно сильно продвинулись. Можно прочесть мою теоретическую статью и дискуссию вокруг нее (пожалуй, важнейший текст на сегодня), посмотреть другие – эмпирические – работы, сделанные на дагестанском, московском и прочем материале. Я об этом регулярно писал в течение этого года, и значительная часть этого было сделано буквально на глазах у читателей этого канала. Вместе с тем – есть много вещей, которые только предстоит сделать – должная интеграция социологии, когнитивистики и истории, разные небольшие, но важные эмпирические проекты, эксперименты с методиками – и все это нужно для того, чтобы понять этничность в полноте и тем самым взять этот бензин, который так и норовит вспыхнуть, под контроль. На «полях» этой деятельности возникают мысли, идеи, интерпретации, которыми я и просто хочу делиться, и вижу в этом отдельный «гуманизирующий» смысл. В этой стезе было написано большинство постов в канале в прошлом году.
Но в этом году – поскольку думается не только об этничности – я буду постить и прочие свои соображения, интерпретации, книжные и статейные обзоры, наблюдения, воспоминания. Будет, кроме того, отражен мой интерес к тому, как должна быть устроена наука. То есть канал продолжает быть про этничность, но становится шире. При этом в этих – более широких – вещах, я разбираюсь очевидно хуже, чем в этничности, и это нужно принимать во внимание при чтении. Ну и – может быть – изредка позволю себе делиться (не удивляйтесь) кулинарными рецептами – это у меня отдых такой. Впрочем, возможно, делать я это буду в режиме деконструкции т.н. «этнической кухни» и придумывания того, как о культурном (в том числе кулинарном) разнообразии говорить без этнизации.
Спасибо за соучастие и – давайте вместе понимать мир, этничность и друг друга! Второй сезон запущен!
P.S. Теперь в описании канала есть мой телеграм-ник, мне можно писать.
07.02.202513:40
НАЧАЛО ВЫШЕ
Вторая история произошла через 4 года после этого. Теодор уже болел и мало выходил из дома. А как раз тогда вышел «Левиафан» Звягинцева, и московская общественность обсуждала его в довольно высокопарных терминах – цезаропапизм и все такое. Я тогда регулярно навещал Теодора, разговаривали о разном, я же активно приобщался к минибару у него в гостиной. Рассказал про «Левиафан». Он говорит – слаб, мол, я, до кинотеатра дойти не смогу. Я говорю – тогда кинотеатр придет к Вам.
И действительно, через пару недель я пришел к нему с ноутом, и мы посмотрели фильм. Он периодически дремал. Фильм закончился, я рассказал, что обсуждается в людях, что обсуждается сила, и сила там – в союзе светской и религиозной власти. Теодор ответил примерно так: «Нет, сила там в слабости адвоката, который переспал с женой друга, когда они вместе боролись за важное для них дело. Не поссорься они – они бы придумали, как победить: адвокат бы съездил в Москву, нашел поддержку. А так – порознь – они стали слабее и проиграли». Это была хорошая, действенная альтернатива московскому социологическому интеллектуализму и – еще один важный урок, который преподал мне Теодор.
Новость о смерти Теодора застала меня в полях – в Красноярске. Было самое начало февраля, громадье планов, а где-то на периферии ходила информация про какой-то вирус. Теодор умер, отпустил вожжи, и мир полетел туда, куда он полетел. И не то, чтобы мы преуспели в перехватывании этих вожжей. Но может быть все еще впереди, особенно если вместе.
Вторая история произошла через 4 года после этого. Теодор уже болел и мало выходил из дома. А как раз тогда вышел «Левиафан» Звягинцева, и московская общественность обсуждала его в довольно высокопарных терминах – цезаропапизм и все такое. Я тогда регулярно навещал Теодора, разговаривали о разном, я же активно приобщался к минибару у него в гостиной. Рассказал про «Левиафан». Он говорит – слаб, мол, я, до кинотеатра дойти не смогу. Я говорю – тогда кинотеатр придет к Вам.
И действительно, через пару недель я пришел к нему с ноутом, и мы посмотрели фильм. Он периодически дремал. Фильм закончился, я рассказал, что обсуждается в людях, что обсуждается сила, и сила там – в союзе светской и религиозной власти. Теодор ответил примерно так: «Нет, сила там в слабости адвоката, который переспал с женой друга, когда они вместе боролись за важное для них дело. Не поссорься они – они бы придумали, как победить: адвокат бы съездил в Москву, нашел поддержку. А так – порознь – они стали слабее и проиграли». Это была хорошая, действенная альтернатива московскому социологическому интеллектуализму и – еще один важный урок, который преподал мне Теодор.
Новость о смерти Теодора застала меня в полях – в Красноярске. Было самое начало февраля, громадье планов, а где-то на периферии ходила информация про какой-то вирус. Теодор умер, отпустил вожжи, и мир полетел туда, куда он полетел. И не то, чтобы мы преуспели в перехватывании этих вожжей. Но может быть все еще впереди, особенно если вместе.
15.01.202513:41
Когнитивный поворот в исследованиях этничности - секция на КАЭР 2025
Второй по счету колл на Конгресс этнологов и антропологов 2025. Мероприятие огромное, представительное (где еще на одной площадке «встретятся» секции про телесность, национальную политику и иконографию) и живое.
Мы с коллегами делаем там секцию за номером 31, которая называется «Когнитивный поворот в исследованиях этничности». Секция, если в двух словах, про то, как оптимально, на основании up-to-date социальных наук, исследовать этничность. Когнитивный поворот в этом смысле – многообещающее направление, но не им единым жив человек, и скорее секция планируется как место встречи «прогрессоров» и «инноваторов» в широком смысле и пространство производства коллективного усилия по междисциплинарному «расколдовыванию» этничности.
Вот официальное описание секции, а вот более подробное описание замысла, характеристик ожидаемых заявок и проч. Если возникают какие-то вопросы – смело пишите мне!
P.S. Вообще конгресс полон интересного и я обнаружил как минимум две «братские» секции – одна про этничность в музеях (а у нас целые две экспедиции были посвящены как раз этничности в музеях Карелии, Калмыкии и Дагестана), вторая про этничность и родство (и действительно, хотя в академических и «народных» интерпретациях этничности родство зашито, тема эта – слепое пятно для современных исследований). Жаль число заявок ограничено.
В общем, присоединяйтесь и распространяйте – рассылочно и адресно, если знаете кого-то, кто может заинтересоваться.
И до встречи на камском дебаркадере, будет весело!
Второй по счету колл на Конгресс этнологов и антропологов 2025. Мероприятие огромное, представительное (где еще на одной площадке «встретятся» секции про телесность, национальную политику и иконографию) и живое.
Мы с коллегами делаем там секцию за номером 31, которая называется «Когнитивный поворот в исследованиях этничности». Секция, если в двух словах, про то, как оптимально, на основании up-to-date социальных наук, исследовать этничность. Когнитивный поворот в этом смысле – многообещающее направление, но не им единым жив человек, и скорее секция планируется как место встречи «прогрессоров» и «инноваторов» в широком смысле и пространство производства коллективного усилия по междисциплинарному «расколдовыванию» этничности.
Вот официальное описание секции, а вот более подробное описание замысла, характеристик ожидаемых заявок и проч. Если возникают какие-то вопросы – смело пишите мне!
P.S. Вообще конгресс полон интересного и я обнаружил как минимум две «братские» секции – одна про этничность в музеях (а у нас целые две экспедиции были посвящены как раз этничности в музеях Карелии, Калмыкии и Дагестана), вторая про этничность и родство (и действительно, хотя в академических и «народных» интерпретациях этничности родство зашито, тема эта – слепое пятно для современных исследований). Жаль число заявок ограничено.
В общем, присоединяйтесь и распространяйте – рассылочно и адресно, если знаете кого-то, кто может заинтересоваться.
И до встречи на камском дебаркадере, будет весело!
14.11.202409:58
А стоит ли опровергать Смита?
Прокрастинация перед обсчетом огромного массива привела меня на веб-страницу последнего выпуска журнала Studies in Ethnicity and Nationalism. А там – среди прочего – статья некоторых новозеландцев Александра Максвелла и Ханны Дэвид, которая называется «Ливанское финикийство: опровергая этносимволизм Энтони Смита». Ну и дальше – если в двух словах – через аргумент, что дельцы от национализма/этничности могут собирать свои символические ряды в довольно произвольном режиме, буквально изобретая их из ничего, и эти ряды оказываются вполне жизнеспособны – они и «опровергают Энтони Смита». С точки зрения современного когнитивизированного конструктивизма, однако, сама постановка вопроса кажется странной. Ведь, в той мере, в какой люди коалируются на основании категорий и связанных с ними символов, и это и есть основной их смысл, эти связки должны быть работающими сейчас, и такие работающие связки могут быть как старыми, так и новыми, более того, старые – де-факто – это не старые, а тоже новые, просто пересобранные под прагматику момента в похожем на старые виде. И, по всей видимости, во многих ситуациях действительно когнитивно и социально "экономичнее" полагаться на уже существующие связки категории-символы-прочее, потому что они, что называется, «намоленнее», с ними связаны индивидуальные когнитивные схемы (какие-нибудь теплые воспоминания из детства, в которых любимая мама молится, говорит о ком-то хорошо или участвует в демонстрации) и, за счет этого, они проще актуализируются и политизируются. Но бывает и наоборот – эти связки оказываются слишком громоздки, тянут за собой много ненужного и неудобного и, в результате, прагматика момента позволяет (и в некотором смысле заставляет) собрать что-то новое или – как в случае с финикийцами – достать из закромов что-то реально исчезнувшее и «пересобраться» на этой основе. И вопрос оказывается в том, какие политические и социальные arrangements благоволят реальной символической преемственности, а какие – разрывам. И в такой логике никакого Смита опровергать не надо, а надо наоборот инкорпорировать и проапдейтить его идеи и, переставив акценты, заняться нормальным эмпирическим исследованием. Окей, это исследование будет непростым теоретически и методологически, но на уровне онтологии и подхода, кажется, все прозрачно и верно.
Maxwell, Alexander, and David Hannah. "Lebanese Phoenicianism: Rebutting Anthony Smith's Ethno‐Symbolism." Studies in Ethnicity and Nationalism (2024).
Прокрастинация перед обсчетом огромного массива привела меня на веб-страницу последнего выпуска журнала Studies in Ethnicity and Nationalism. А там – среди прочего – статья некоторых новозеландцев Александра Максвелла и Ханны Дэвид, которая называется «Ливанское финикийство: опровергая этносимволизм Энтони Смита». Ну и дальше – если в двух словах – через аргумент, что дельцы от национализма/этничности могут собирать свои символические ряды в довольно произвольном режиме, буквально изобретая их из ничего, и эти ряды оказываются вполне жизнеспособны – они и «опровергают Энтони Смита». С точки зрения современного когнитивизированного конструктивизма, однако, сама постановка вопроса кажется странной. Ведь, в той мере, в какой люди коалируются на основании категорий и связанных с ними символов, и это и есть основной их смысл, эти связки должны быть работающими сейчас, и такие работающие связки могут быть как старыми, так и новыми, более того, старые – де-факто – это не старые, а тоже новые, просто пересобранные под прагматику момента в похожем на старые виде. И, по всей видимости, во многих ситуациях действительно когнитивно и социально "экономичнее" полагаться на уже существующие связки категории-символы-прочее, потому что они, что называется, «намоленнее», с ними связаны индивидуальные когнитивные схемы (какие-нибудь теплые воспоминания из детства, в которых любимая мама молится, говорит о ком-то хорошо или участвует в демонстрации) и, за счет этого, они проще актуализируются и политизируются. Но бывает и наоборот – эти связки оказываются слишком громоздки, тянут за собой много ненужного и неудобного и, в результате, прагматика момента позволяет (и в некотором смысле заставляет) собрать что-то новое или – как в случае с финикийцами – достать из закромов что-то реально исчезнувшее и «пересобраться» на этой основе. И вопрос оказывается в том, какие политические и социальные arrangements благоволят реальной символической преемственности, а какие – разрывам. И в такой логике никакого Смита опровергать не надо, а надо наоборот инкорпорировать и проапдейтить его идеи и, переставив акценты, заняться нормальным эмпирическим исследованием. Окей, это исследование будет непростым теоретически и методологически, но на уровне онтологии и подхода, кажется, все прозрачно и верно.
Maxwell, Alexander, and David Hannah. "Lebanese Phoenicianism: Rebutting Anthony Smith's Ethno‐Symbolism." Studies in Ethnicity and Nationalism (2024).
Shown 1 - 12 of 12
Log in to unlock more functionality.