Записки на манжетах

– Ладно, – Рассел поднялся из-за стола и подошел к молодому человеку. – Вы свободны на этот раз. Идите домой и постарайтесь вспомнить его имя.
– И не сметь уезжать из города, – добавил инспектор Боумен.
– Ведь вы можете нам понадобится, – смягчил угрозу Рассел. – Всего доброго.

Ненависть, она ведь, как болезнь или зависимость. Только от такой трудно вылечиться, когда тебя всю жизнь ненавидели. Знаешь, мне кажется, она давно срослась со мной, и истребить ее можно лишь одним путем – убив меня.

– Здравствуйте, мистер Уэлт, – поздоровался следователь, и в его душу закралось неприятное чувство. – Что-то случилось?

Огонь породил крик. О помощи взмолились каторжники, которые не могли покинуть больницы – они были прикованны цепями к своим койкам. Несколько аргузенов бросились в здание госпиталя, освободили десяток арестантов, но часть больницы уже густо обвил дым. Три зала остались отрезанными от жизни. И там, за толщей копоти, в огне, не смолкали мольбы каторжников.
Когда к аргузену пулей подлетел Мулен, он не сомневался в том, чего потребует арестант.
– Так и быть, беги, добродетель, – усмехнулся аргузен; 3127 теперь вызывал доверие.
Мулена освободили от цепей, и он ринулся в горящий госпиталь.

– Я не хочу вам лгать, – пряча глаза, пролепетал арестант. – Но правду сказать не могу. Не спрашивайте меня ни о чем, Ваша Милость… Спасибо, что пришли. Спасибо, что простили. Теперь вам лучше оставить меня.
В растерянности

– Ну, я тебя поздравляю с новым убийством.