в Челноке.
30.01.202512:29
я прятал пальцы
от нежных
касаний января;
нежных,
но таящих в себе
несоразмерное жизни
величие холода.
позади
мать и ребёнок
спорили
о том,
есть ли Бог
и,
если есть,
прекрасно ли
его
одиночество?
тогда-то,
кажется,
и показалась
твоя улыбка
из-за иссохших ладоней тополя.
от нежных
касаний января;
нежных,
но таящих в себе
несоразмерное жизни
величие холода.
позади
мать и ребёнок
спорили
о том,
есть ли Бог
и,
если есть,
прекрасно ли
его
одиночество?
тогда-то,
кажется,
и показалась
твоя улыбка
из-за иссохших ладоней тополя.
31.12.202419:19
Изумрудный сонет
я надкусил кусочек ночи,
по горлу катится Эол.
звезда Нави меня волочет
к порогу звёздогранных форм.
за стопой стопа
бесснежная серая ночь влита
в медальончик матери.
копоть касается редких ресниц;
белый, как лебедь, пылает костёр.
я надкусил кусочек ночи,
по горлу катится Эол.
звезда Нави меня волочет
к порогу звёздогранных форм.
за стопой стопа
бесснежная серая ночь влита
в медальончик матери.
копоть касается редких ресниц;
белый, как лебедь, пылает костёр.
23.11.202404:22
На моём столе
размороженный труп Пуруши.
К стене
прилипла фотография,
на которой ты —
розовая
наложница лунного бога.
Но если ты
возникнешь в дверном проёме
с привычным,
бессонницей обрамлённым телом,
с повисшими на кончиках ресниц
комплиментами прохожих
и скажешь,
что
Хараппа сожжена,
а реки изменили цвет,
то я
продолжу
всенаправленное возникновение
в себе
и в собой наблюдаемом.
размороженный труп Пуруши.
К стене
прилипла фотография,
на которой ты —
розовая
наложница лунного бога.
Но если ты
возникнешь в дверном проёме
с привычным,
бессонницей обрамлённым телом,
с повисшими на кончиках ресниц
комплиментами прохожих
и скажешь,
что
Хараппа сожжена,
а реки изменили цвет,
то я
продолжу
всенаправленное возникновение
в себе
и в собой наблюдаемом.
20.01.202505:57
мои глаза слипаются
и я не вижу пухловатых губ;
ни облаков — обрывков паруса,
ни снов, ни Бога, ни секунд.
мои глаза слипаются.
ни проморгаться, ни уснуть.
и я не вижу пухловатых губ;
ни облаков — обрывков паруса,
ни снов, ни Бога, ни секунд.
мои глаза слипаются.
ни проморгаться, ни уснуть.
18.12.202409:32
Я сдёрнул скатерть со стола.
Свистел январь;
свистели скрипки;
и я дивился, мол:
не смолкли.
Чёрные окна смотрели в залу,
Чёрные окна —
только они и есть,
только вечные
чёрные окна.
Я сдёрнул скатерть со стола
и смолкли скрипки,
смолкла детвора
как будто мать им говорила:
пора домой.
Пора.
Я сдёрнул скатерть со стола.
Свистел январь;
свистели скрипки;
и я дивился, мол:
не смолкли.
Чёрные окна смотрели в залу,
Чёрные окна —
только они и есть,
только вечные
чёрные окна.
Я сдёрнул скатерть со стола
и смолкли скрипки,
смолкла детвора
как будто мать им говорила:
пора домой.
Пора.
Я сдёрнул скатерть со стола.
16.11.202408:36
Застыл на севере острова Бишкек,
чешуя моя белая
ползёт по телу к опавшим осколкам.
Я забываю о черте
вручённой мне при рождении,
потому что память —
облупленное яйцо.
Без оправданий,
без объяснений.
Завет песчаной книги
гласит:
Логос
распластался на льду,
над тощей Техом
в лохмотьях угаритских рабынь
и ты,
странник,
на закате всевозможных форм
должен вычеркнуть
поголовье слов
из сметы расходов
на прошедшие миры.
чешуя моя белая
ползёт по телу к опавшим осколкам.
Я забываю о черте
вручённой мне при рождении,
потому что память —
облупленное яйцо.
Без оправданий,
без объяснений.
Завет песчаной книги
гласит:
Логос
распластался на льду,
над тощей Техом
в лохмотьях угаритских рабынь
и ты,
странник,
на закате всевозможных форм
должен вычеркнуть
поголовье слов
из сметы расходов
на прошедшие миры.
13.01.202508:36
Твой запах —
зимняя прохлада,
когда
подтаял снег
и полдень мелькает
меж небом
и бледно-оранжевым скальпом города.
Горе
как скомканный поцелуй
во внутреннем кармане;
за горем — тревога:
проснешься —
дождинки впиваются в лёд;
вдруг вспомню:
январь. я читал Мураками.
Январь. 10:20. Автобус ревёт.
зимняя прохлада,
когда
подтаял снег
и полдень мелькает
меж небом
и бледно-оранжевым скальпом города.
Горе
как скомканный поцелуй
во внутреннем кармане;
за горем — тревога:
проснешься —
дождинки впиваются в лёд;
вдруг вспомню:
январь. я читал Мураками.
Январь. 10:20. Автобус ревёт.
16.12.202411:06
вот и ты теперь
моя Зарема.
Вот и врозь.
Чёрный мороз
торчит обгоревшими пальцами;
солдатом потерянным
в напуганном свистом городе.
Когда-то и мне
хорошо спалось:
вьюнки у моей кровати
были
и жёлтые, и маренговые.
На стенах
тени зубчатых колёс
натыкались на гроздья-мгновения
и я просыпался, думая:
лишь бы не врозь.
А выйдешь на улицу:
тучи, туман;
сосульки повисли перьями.
Хлопчатобумажный мороз.
И с ним, и с тобой —
о, Зарема! —
со всеми навеки врозь.
моя Зарема.
Вот и врозь.
Чёрный мороз
торчит обгоревшими пальцами;
солдатом потерянным
в напуганном свистом городе.
Когда-то и мне
хорошо спалось:
вьюнки у моей кровати
были
и жёлтые, и маренговые.
На стенах
тени зубчатых колёс
натыкались на гроздья-мгновения
и я просыпался, думая:
лишь бы не врозь.
А выйдешь на улицу:
тучи, туман;
сосульки повисли перьями.
Хлопчатобумажный мороз.
И с ним, и с тобой —
о, Зарема! —
со всеми навеки врозь.
11.11.202405:53
я завязал глаза
сантюровой петлёй,
безлапый пёс за мной
до дома ковылял,
ноябрь был
то холоден, то мраком раскалён,
взметнулся звон
в небесные убежища мирян.
и в лужах я искал
подобие весны,
искал таинственный
и полный пены ропот
на то, как ночь
над памятью луны
истошно потешается,
хохочет.
я завязал глаза:
возник неясный облик
в холодных,
разукрашенных стенах;
висел как гроздь
рождённый мною отблеск
и чёрной куклой стал,
застрявший в кронах страх.
взметнулось ввысь
подобие отваги неразумной,
на кухне стыл
наполненный стакан,
слова сплелись
и, как в "Весне" Везувий,
на фоне — смерть
тянулась к облакам.
сантюровой петлёй,
безлапый пёс за мной
до дома ковылял,
ноябрь был
то холоден, то мраком раскалён,
взметнулся звон
в небесные убежища мирян.
и в лужах я искал
подобие весны,
искал таинственный
и полный пены ропот
на то, как ночь
над памятью луны
истошно потешается,
хохочет.
я завязал глаза:
возник неясный облик
в холодных,
разукрашенных стенах;
висел как гроздь
рождённый мною отблеск
и чёрной куклой стал,
застрявший в кронах страх.
взметнулось ввысь
подобие отваги неразумной,
на кухне стыл
наполненный стакан,
слова сплелись
и, как в "Весне" Везувий,
на фоне — смерть
тянулась к облакам.
Shown 1 - 11 of 11
Log in to unlock more functionality.