«Это может быть связано с недостатком внимания к такому виду правонарушений, как сталкинг, с отсутствием законодательного регулирования, со сложностями в процессе доказывания и сбора подтверждающих документов и материалов, с трудностями с интерпретацией действий сталкера и недооценкой реальной угрозы».

«Это наказание несправедливо вследствие чрезмерной мягкости. Суд не учел всю степень общественной опасности деяния осужденного. При этом суд назначил наказание за лишение жизни человека меньшее, чем за разбой. В связи с этим сын убитой подал апелляционную жалобу с доводами которой согласился областной суд». 

«Я не знаю, как это решение суда может меня и ребенка защитить. Он продолжает меня преследовать. Недавно он попытался забрать дочку из садика, говорил охраннику, что он отец, хотя он лишен родительских прав».

«Уже сейчас мы видим, что вынесение обвинительного приговора, к сожалению, никак не повлияло на ситуацию. Александру продолжают преследовать. Каждый день она живет в страхе за себя и своих детей, так как реальных мер для ее защиты предпринято не было», — адвокат Анастасия Трифонова.

«Мы также готовим заявление о применении мер государственной защиты в интересах потерпевшей. Наша задача — добиться не только формального осуждения виновного, но и обеспечения реальной безопасности».

«Два года очень подробно коллегия судей изучала все материалы. И переписки, и психолого-психиатрические экспертизы, и лингвистические экспертизы, и показания свидетелей», — рассказывает адвокат Мари Давтян.

«В первую очередь, для трех девочек это означает восстановление справедливости, они ее видят впервые за эти семь лет. Во вторую очередь, уголовное дело против девочек до сих пор ведется, и после того, как сегодняшнее постановление вступит в законную силу, у нас будет больше оснований говорить о необходимой обороне и о необходимости прекратить уголовное дело в отношении самих девочек», — рассказала адвокат одной из сестёр Мари Давтян для Русской службе BBC.

«У нас люди живут в гражданских браках. Что мы будем делать с этой огромной частью людей? Вот мы работаем с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия, и на самом деле большинство все-таки у нас дел бывает, когда это неофициально зарегистрированные отношения, при этом они длятся по пять, по шесть лет, но люди не вступают в брак по разным причинам.

Поэтому эта инициатива больше направлена на то, чтобы в очередной раз привлечь к себе внимание и показать, отчитаться, что мы что-то делаем».

«В очередной раз, когда он ломился ко мне в квартиру он сказал “Ты разбудила во мне черта”, и до этого он много раз угрожал, что убьет меня, сам застрелится, а дочка отправится в детский дом».

«Женщины, пережившие сексуализированное насилие, часто боятся рассказать об этом. Одна из главных причин — страх осуждения и недоверия. Многие приходят в наш Центр спустя годы после случившегося, потому что раньше не решались заговорить. Когда кто-то решается рассказать о своем опыте публично, его обвиняют в желании привлечь внимание или получить выгоду. Это лишь усиливает давление на других пострадавших и мешает им обращаться за помощью», — сотрудница Консорциума женских НПО Софья Русова.

«Конечно, за эти годы девочки реабилитировались, чувствуют себя значительно лучше, но все эти судебные процессы каждый раз возвращают их в то страшное время. Это, конечно, неблагоприятно влияет на их психологическое состояние. Очень ждём, что 21 апреля суд вынесет постановление, которое поставит точку в их деле. Наконец-то появится вердикт, виновен ли Михаил Хачатурян в физическом, сексуальном и психическом насилии над своими дочерьми».

«Прошло уже полгода, но я не могу не думать об этой ситуации каждый день. Меня не только избили, но нас с Юлей как будто предала профессия психоаналитика — не могу принять то, как с нами обошлось руководство ВЕИПА, нас не только не защитили, а сделали виноватыми. Я плохо себя чувствую физически и морально».