Подзабытые «фрики фиолетовой ветки» (и др.)
После долгой разлуки возвращаюсь под землю, как в места юности. Фрики и чудики меня дождались, но этой зимой все как будто немного через силу и у них.
***
Утром порция коммьютеров вроде меня семенит по перрону к выходу со станции. Торжественный и строгий голос сверху:
— Внимание, уважаемые пассажиры!
Толпа дисциплинированно замирает и я вместе с ней, с тоской думая, что это потому, что редко выбираюсь в столицу, все доступные приключения случаются непременно, когда спешу. Диспетчер продолжает:
—...в новогоднюю ночь движение электропоездов будет осуществляться до трех часов утра.
Мужской голос:
— Опять новый год?!
Детский:
— Говоря-ат под новый год, что-о не пожела-ается...
Толпа отмирает, идем к валидаторам.
***
На ЦСКА подсаживается мужик лет пятидесяти в шапке конькобежца:
— Девушка, а вот вы знаете, на кого похожи?
Я, которой недавно под фотографией написали, что у меня деформационный тип старения, как у артиста Стоянова в женской роли, но упорно считающая себя бледноватой копией позднего Брюса Уиллиса, решаю услышать новую версию:
— Нет, на кого?
Мужик, расстроенно:
— Я думал, вы мне подскажете. Смотрю и смотрю: такое лицо знакомое, а на кого похоже — не помню.
Я, как можно нейтральнее:
— На Юрия Стоянова.
Мужик спешно отсаживается.
***
Вечером моя соседка — вылитая Шурочка из бухгалтерии. На ней шапка пирожком и рыжая шуба, линяющая быстрее, чем мой кот. Она ставит на колени бумажный пакет с эмблемой сетевого бутика нижнего белья и доверительно сообщает:
— Надо почитать.
Спорю сама с собой, что она достанет: дамский роман, иронический детектив, потрепанный номер «роман-газеты»? Шурша упаковочной бумагой, она извлекает из пакета лакированный том неведомого мне Андрея Круза «Эпоха мертвых-3». Книга заложена погрызенным простым карандашом. Дама мгновенно погружается в чтение, иногда делая пометки прямо на странице. Мне ужасно интересно, что там за эпоха такая, но уступаю место изобильно беременной женщине, прижимающей к себе мелко дрожащую рокочущую собачью переноску.
***
На Водном стадионе заходит несколько будто задрапированных в коричневое человек с изможденными лицами, похожими на лики Шаровских участников «Репетиций». Их пытается сфотографировать на зеркалку, извлеченную из ярко-зеленой дутой пазухи, немолодой и какой-то неуместный хипстер в белой ушанке: отшатнувшись, безвозрастные мужчины и женщины сбиваются плотнее — еще немного и сольются в фрагмент обгорелой бересты, а я, беззастенчиво разглядывая их всех, шучу про себя шутку-самосмейку «Никон есть у нас дома». Видимо, я говорю это вслух.
Фотограф смотрит на меня и улыбается всем своим добрым лицом пожилого мальчика. Сфотографированные даже не выходят — выпадают на Речном. Хипстер, сверкнув бледными щиколотками в подвернутых штанишках, юркает за ними. Кажется, все они уходят в свое время, а я, минувшим летом потерявшая счет дням и месяцам, остаюсь.
***
Заторможенный снег, идущий из фонарей, и вечерний свет в сепии как на картинах Волигамси. В наушниках Бликса урчит как кот, и как только я дежурно расстраиваюсь, что 741 день ударного режима с зеленой совой не сделал меня сильнее, неожиданно понимаю текст в деталях. Ого, созависимые отношения принесли дивиденды, — успеваю подумать я, прежде чем осознаю, что Бликса с немецкого перешел на английский. Краем глаза улавливаю движение слева — рядом стоит курьер и завороженно смотрит на снегопад. Поворачивает ко мне плоское лицо терракотового воина, беззубо улыбается и восклицает с детским восторгом:
— Пиздец, а?!
— Он, — соглашаюсь я и бреду на звук удаляющейся верещащей электрички.
Я люблю этот город вязевый.
