Его глаза не выглядят живыми. Потусторонними, жуткими, преисполненными инфернального холода — да. Достаточно одного взгляда на лицо, бледное, лишенное какого-либо выражения, и становится понятно, что даже на человека он похож весьма отдаленно.
Холодный ветер развевает темные волосы, и они почти сливаются во тьме с цветом ночи. Горят только глаза, и трудно описать, что выражает их бездонная адская глубина: то ли презрение ко всему сущему, то ли отвращение к самому себе, то ли ненависть, чистую, ни на кого не направленную, а просто являющую собой сущность этого создания.
Ветер играет с его волосами, хлопает полами черного плаща за спиной, но совсем не касается человека, спящего на его руках.
Его волосы светлые, а лицо во сне выглядит безмятежным, и его можно было бы назвать красивым, если бы не залегшие под глазами теми. Человек перенес очень многое и явно заслужил недолгий отдых, вот только даст ли его ему демонический монстр, чья ладонь уже собственнически лежит на его груди?
Растерзать, смять когтями-лезвиями, окунуть во тьму и наживо содрать остатки светлого — этого же он хочет?
Губы его едва шевелятся, но голос, хрипловатый и низкий, едва слышно.
— Я спал так долго… без тебя. Моя вечность слилась в монотонное течение коротких, ничего не значащих событий, и все подчинялись законам, которые устраивали меня. И я спал… я готов был спать еще бесконечно долго.
Он ведет ладонью по груди мужчины, лежащего у него на коленях, касается пальцами шеи, волос. Опускает веки и безумно, жутко усмехается. Руки его крепче сжимают безвольное тело, словно он опасается, что тот сбежит.
— Во всех моих снах теперь я забираю тебя с собой. Знаешь, что это значит, Цзин Юань? Без меня спать ты больше не будешь никогда.