Тихий уголок Айдола Confessions+daily
Пераслаў з:
HATE MORALFUCKS CF
08.04.202507:41
🔢 #заебал социум‼️
вилькоммен цу...
😀😀😀😀😀😀😀😀
😀😀😀😀😀😀😀😀
😀😀😀😀😀😀😀😀🔡⭕🔡🔡
В этом конфешоне ты можешь рассказать о том как твои геройские
поступки и умное мнение каждый
день щемят и осуждают тупые
моралфаги. 😏
|🌟🤩 ADMINZ ; VP ; BOT ; BOOST |
#тебе ебут мозги ебанной моралью?
#твои поступки осуждают и считают аморальными?
вилькоммен цу...
😀😀😀😀😀😀😀😀
😀😀😀😀😀😀😀😀
😀😀😀😀😀😀😀😀🔡⭕🔡🔡
В этом конфешоне ты можешь рассказать о том как твои геройские
поступки и умное мнение каждый
день щемят и осуждают тупые
моралфаги. 😏
|🌟🤩 ADMINZ ; VP ; BOT ; BOOST |
05.04.202513:00
А мне откуда читать то🔇🔇
04.04.202517:34
Его пальцы соскользнули, и он рухнул обратно на пол. Голова закружилась, перед глазами поплыли темные пятна.
Снова собравшись, он повторил попытку. На этот раз он ухватился крепче, зацепился пальцами за край ступеньки. Он подтянулся немного, совсем чуть-чуть. Но этого было достаточно.
И вот, он на первой ступеньке. Медленно, с трудом, он приподнял свое израненное тело. Боль была адской, но он продолжал двигаться. Вторая ступенька, третья… все смешалось в глухом разуме, боль в теле уже начала игнорироватся словно она была просто фоновым шумом, но и так каждая ступенька давалась ему с огромным трудом. Он полз, цепляясь за ступеньки, словно утопающий. Его руки дрожали, ноги и не начинали слушаться.
Наконец, он добрался до последней. Он лежал, прижавшись к полу, тяжело дыша. Он был почти у цели.
Он перекатился на бок и попытался встать. Но его ноги не слушались. Он упал обратно на пол, пытаясь сильно не шуметь, она подставил кончики пальцев прямо перед падением чтобы не допустить предельного шума, но вдруг.... хруст, его пальцы сломались под весом собственного тела не выдержав нагрузки, но все таки они не позволили шуму просочится.
Только лишь его измученные вздохи прерывисто, смешанные с тихим рыданием доносились по этажу так тихо, как он мог себе позволить.
Он подполз к двери Андайн и да, слава богу, она была не открыта, словно сам бог услышал его мольбы, он тихо открыл дверь, и заполз внутрь, вся та же обычная комната, он продвинулся вглубь, подполз к шкафчикам, осмотрел полки, но ничего. Он отчаяился, руки задрожали, неужели все было зря, неужели меттатон не заслуживает ничего? Неужели бог про него забыл.
Он подполз к столу в последней надежде, и увидел выдвижной шкафчик стола, он выдвинул его, этот шкафчик занимал всю внутреннюю полость крепкого стола, там вс ебыло обито бархатной, чёрной... тканью, в ней было точное углубление под ружье, гладкоствольное и двузарядное ружье величественно лежало там, обремененное вырезами на ручке и прекрасном блестящем дуле. Но Меттатон не смог разглядеть это, в глазах помутнело, они не могли сосредоточиться на чем то одном, рядом, в более мелком углублении лежала маленькая коробочка с пулями, примерно 7/7см, красная, с большим логотипом красными буквами "FAUNA" в ней лежало ровно 4 пули, на 2 заряда.
Меттатон неумело сломал двуствольное ружье, открыл коробочку дрожащими руками и вставил патроны, они были в вызывающе яркой гильзе. Меттатон выровнял ружье, глубоко вдохнул поставил ружье под своим подбородком и закрыл глаза, чувства полнились и радостных и страшных, что если он не умрёт сразу, что если будет ещё хуже. Страх, ужасающий страх, метаттон думал, что все намного легче, но сейчас это было мукой. Он приготовился, и нажал на курок.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Щелчок… и тишина. Внутренности Меттатона сковал ледяной ужас, словно змея, заползшая под кожу и свернувшаяся в тугой узел. К горлу подступил ком, величиной с кулак, перекрывая кислород. Внутри все перекрутилось в хаотичном танце агонии, а истерзанные пальцы, словно ветви сломанного дерева, онемели, утратив даже способность чувствовать боль. Голова налилась свинцом, погребая под своей тяжестью последние искры надежды, и бессильно рухнула на стену, издав приглушенный стон отчаяния. Почему ружье не выстрелило? Брак? Злой рок? Судьба, насмешливо подмигнувшая в самый ответственный момент? Провал. Горький коктейль из боли, страха и отчаяния, перемешанный в вязкую, невыносимую субстанцию, обволакивал его душу.
Жалкое зрелище. Где же тот блистательный айдол, звезда сцены? Перед ним лишь груда обломков, искореженный мусор. Сломанные пальцы, вырванные клочья волос, вывихнутые конечности, и мерзкие, жирные маслянистые разводы, как грязные слезы, стекающие по металлическому телу, безмолвно кричали о его никчемности. Мусор. Бесполезный. Ненужный. Отброс.
Меттатон вновь ухватился за ружье, как утопающий за соломинку. Безуспешная попытка осмотреть проклятый механизм. Он ничего не понимал в этом смертоносном инструменте. Не способен даже выстрелить. Какой позор. Клеймо ничтожества, выжженное на самом сердце.
Снова собравшись, он повторил попытку. На этот раз он ухватился крепче, зацепился пальцами за край ступеньки. Он подтянулся немного, совсем чуть-чуть. Но этого было достаточно.
И вот, он на первой ступеньке. Медленно, с трудом, он приподнял свое израненное тело. Боль была адской, но он продолжал двигаться. Вторая ступенька, третья… все смешалось в глухом разуме, боль в теле уже начала игнорироватся словно она была просто фоновым шумом, но и так каждая ступенька давалась ему с огромным трудом. Он полз, цепляясь за ступеньки, словно утопающий. Его руки дрожали, ноги и не начинали слушаться.
Наконец, он добрался до последней. Он лежал, прижавшись к полу, тяжело дыша. Он был почти у цели.
Он перекатился на бок и попытался встать. Но его ноги не слушались. Он упал обратно на пол, пытаясь сильно не шуметь, она подставил кончики пальцев прямо перед падением чтобы не допустить предельного шума, но вдруг.... хруст, его пальцы сломались под весом собственного тела не выдержав нагрузки, но все таки они не позволили шуму просочится.
Только лишь его измученные вздохи прерывисто, смешанные с тихим рыданием доносились по этажу так тихо, как он мог себе позволить.
Он подполз к двери Андайн и да, слава богу, она была не открыта, словно сам бог услышал его мольбы, он тихо открыл дверь, и заполз внутрь, вся та же обычная комната, он продвинулся вглубь, подполз к шкафчикам, осмотрел полки, но ничего. Он отчаяился, руки задрожали, неужели все было зря, неужели меттатон не заслуживает ничего? Неужели бог про него забыл.
Он подполз к столу в последней надежде, и увидел выдвижной шкафчик стола, он выдвинул его, этот шкафчик занимал всю внутреннюю полость крепкого стола, там вс ебыло обито бархатной, чёрной... тканью, в ней было точное углубление под ружье, гладкоствольное и двузарядное ружье величественно лежало там, обремененное вырезами на ручке и прекрасном блестящем дуле. Но Меттатон не смог разглядеть это, в глазах помутнело, они не могли сосредоточиться на чем то одном, рядом, в более мелком углублении лежала маленькая коробочка с пулями, примерно 7/7см, красная, с большим логотипом красными буквами "FAUNA" в ней лежало ровно 4 пули, на 2 заряда.
Меттатон неумело сломал двуствольное ружье, открыл коробочку дрожащими руками и вставил патроны, они были в вызывающе яркой гильзе. Меттатон выровнял ружье, глубоко вдохнул поставил ружье под своим подбородком и закрыл глаза, чувства полнились и радостных и страшных, что если он не умрёт сразу, что если будет ещё хуже. Страх, ужасающий страх, метаттон думал, что все намного легче, но сейчас это было мукой. Он приготовился, и нажал на курок.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Щелчок… и тишина. Внутренности Меттатона сковал ледяной ужас, словно змея, заползшая под кожу и свернувшаяся в тугой узел. К горлу подступил ком, величиной с кулак, перекрывая кислород. Внутри все перекрутилось в хаотичном танце агонии, а истерзанные пальцы, словно ветви сломанного дерева, онемели, утратив даже способность чувствовать боль. Голова налилась свинцом, погребая под своей тяжестью последние искры надежды, и бессильно рухнула на стену, издав приглушенный стон отчаяния. Почему ружье не выстрелило? Брак? Злой рок? Судьба, насмешливо подмигнувшая в самый ответственный момент? Провал. Горький коктейль из боли, страха и отчаяния, перемешанный в вязкую, невыносимую субстанцию, обволакивал его душу.
Жалкое зрелище. Где же тот блистательный айдол, звезда сцены? Перед ним лишь груда обломков, искореженный мусор. Сломанные пальцы, вырванные клочья волос, вывихнутые конечности, и мерзкие, жирные маслянистые разводы, как грязные слезы, стекающие по металлическому телу, безмолвно кричали о его никчемности. Мусор. Бесполезный. Ненужный. Отброс.
Меттатон вновь ухватился за ружье, как утопающий за соломинку. Безуспешная попытка осмотреть проклятый механизм. Он ничего не понимал в этом смертоносном инструменте. Не способен даже выстрелить. Какой позор. Клеймо ничтожества, выжженное на самом сердце.
04.04.202517:34
Глава первая
Освобождение ♡
Меттатон аккуратно зашёл в дом, он наконец то после тяжёлого дня был дома, сняв бежевое пальто он повесил его на вешалку и прошёл в глубь деревянного строения Андайн.
Он зашёл на кухню где уже сидел фелл на стуле поджав колени и обхватив их руками, смотря телевизор, его 4 глаза расплывчато переместились от линзы телевизора, на фигуру вошедшего в комнату.
На телевизоре шла невнятная программа по кулинарии, она словно задавала нужный фоновый шум. Зайдя в кухню чуть глубже Меттатон тихо поздоровался с сидящим и подошёл к столешнице достав из верхнего шкафчика 2 почти одинаковых кружки, предварительно поставив чайник закипать, не обратив внимание на молчание Фелла в обмен на приветствие.
Меттатон тихо насыпал несколько ложек сахара в обе кружки поровну, из красиво украшеной сахарницей, ровно по 3 ложки сахара. В конце концов обратившись к феллу, из за столь тихого поведения, он присел рядом, приобняв того за плечи.
"Дорогуша... ты сегодня сам не свой.."
Тихо прошептал Меттатон, будто боясь встревожить своего друга, который только сильнее зарылся в коленях, не поднимая взгляд.
На продолжение молчания, Меттатон обхватил его руками, нежно дотрагиваясь до ключиц и словно укрывая его собой, укрывая белым маревом, пока ветер мчался вольной птицей за окном в лесу, словно в поле чистом видел свой полет.
И так и остались двое до самого утра, под визжащий чайник....
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Фелл аккуратно проснувшись от лучей раннего, утреннего солнца, которое будто стрелами света точно попало ему в глаза, сквозь окно, которое словно линза отделяющая его от внешнего мира, и своеобразное "табу" выходить наружу из за программы.
Он уже понял, что его перенесли с кухни, на которой нет окон, и света, кроме исскуственного. Встав с красиво уложеной постели, он направившись в прихожую вновь нашёл пустую вешалку для одежды.
Сам Фелл же вспоминал жёсткий запрет на шоу, в течении нескольких месяцев, и не специально поменял выражение лица, на недовольную гримассу.
Если бы только Меттатон не назвал его тогда тем ничтожным прозвищем, ничего подобного бы и не случилось... хотя в глубине души Фелл понимал, что это в этом и есть вина программы, или же даже его собственная.
Однако, зайдя в свою комнату и взглянув на решеточное окно, он спокойно прикрыл глаза, словно в ложном сне, он не привык там много чувствовать, возможно дело в постоянном стрессе, или же в постоянных "блядских" как их фелл называл, попытках Меттатона подбодрить того? Хотя сейчас все было уже не важно... или же он просто себе пытался внушить это?
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Необычное утро Фелла
Фелл вновь проснулся, ощущая привычное тепло постельного белья, которое обвивало его тело, словно уютный кокон. Каждый новый день начинался для него по одному и тому же сценарию, как будто он был актером в бесконечном спектакле, где все действия отрепетированы до мелочей. Он встал с кровати, потянулся, и, не спеша, направился на кухню. Этот путь был ему знаком, как собственная ладонь.
На кухне его встречала привычная картина: старый кухонный стол, покрытый слоем пыли. Фелл подошел к чайнику, наполнил его водой и поставил на плиту. В ожидании закипания воды он включил телевизор, чтобы заполнить тишину, которая, казалось, нависала над домом, как тяжелое облако. На экране мелькали образы, не имеющие для него никакого значения — дерьмовые программы, которые он смотрел лишь для того, чтобы не слышать собственные мысли.
В доме, где он жил, было много жителей, но ни один из них не вызывал у него особой симпатии. Андайн, с её строгим взглядом и постоянными упреками, казалась ему слишком требовательной. Каждый раз, когда она входила в комнату, Фелл чувствовал, как его охватывает раздражение. Он не понимал, почему она не может просто оставить его в покое. Гастер, с другой стороны, был настолько молчаливым, что его присутствие ощущалось почти физически. Фелл не знал, что думать о нем — иногда он казался ему загадкой, а иногда просто тенью, которая не оставляла его в покое.
Освобождение ♡
Меттатон аккуратно зашёл в дом, он наконец то после тяжёлого дня был дома, сняв бежевое пальто он повесил его на вешалку и прошёл в глубь деревянного строения Андайн.
Он зашёл на кухню где уже сидел фелл на стуле поджав колени и обхватив их руками, смотря телевизор, его 4 глаза расплывчато переместились от линзы телевизора, на фигуру вошедшего в комнату.
На телевизоре шла невнятная программа по кулинарии, она словно задавала нужный фоновый шум. Зайдя в кухню чуть глубже Меттатон тихо поздоровался с сидящим и подошёл к столешнице достав из верхнего шкафчика 2 почти одинаковых кружки, предварительно поставив чайник закипать, не обратив внимание на молчание Фелла в обмен на приветствие.
Меттатон тихо насыпал несколько ложек сахара в обе кружки поровну, из красиво украшеной сахарницей, ровно по 3 ложки сахара. В конце концов обратившись к феллу, из за столь тихого поведения, он присел рядом, приобняв того за плечи.
"Дорогуша... ты сегодня сам не свой.."
Тихо прошептал Меттатон, будто боясь встревожить своего друга, который только сильнее зарылся в коленях, не поднимая взгляд.
На продолжение молчания, Меттатон обхватил его руками, нежно дотрагиваясь до ключиц и словно укрывая его собой, укрывая белым маревом, пока ветер мчался вольной птицей за окном в лесу, словно в поле чистом видел свой полет.
И так и остались двое до самого утра, под визжащий чайник....
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Фелл аккуратно проснувшись от лучей раннего, утреннего солнца, которое будто стрелами света точно попало ему в глаза, сквозь окно, которое словно линза отделяющая его от внешнего мира, и своеобразное "табу" выходить наружу из за программы.
Он уже понял, что его перенесли с кухни, на которой нет окон, и света, кроме исскуственного. Встав с красиво уложеной постели, он направившись в прихожую вновь нашёл пустую вешалку для одежды.
Сам Фелл же вспоминал жёсткий запрет на шоу, в течении нескольких месяцев, и не специально поменял выражение лица, на недовольную гримассу.
Если бы только Меттатон не назвал его тогда тем ничтожным прозвищем, ничего подобного бы и не случилось... хотя в глубине души Фелл понимал, что это в этом и есть вина программы, или же даже его собственная.
Однако, зайдя в свою комнату и взглянув на решеточное окно, он спокойно прикрыл глаза, словно в ложном сне, он не привык там много чувствовать, возможно дело в постоянном стрессе, или же в постоянных "блядских" как их фелл называл, попытках Меттатона подбодрить того? Хотя сейчас все было уже не важно... или же он просто себе пытался внушить это?
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Необычное утро Фелла
Фелл вновь проснулся, ощущая привычное тепло постельного белья, которое обвивало его тело, словно уютный кокон. Каждый новый день начинался для него по одному и тому же сценарию, как будто он был актером в бесконечном спектакле, где все действия отрепетированы до мелочей. Он встал с кровати, потянулся, и, не спеша, направился на кухню. Этот путь был ему знаком, как собственная ладонь.
На кухне его встречала привычная картина: старый кухонный стол, покрытый слоем пыли. Фелл подошел к чайнику, наполнил его водой и поставил на плиту. В ожидании закипания воды он включил телевизор, чтобы заполнить тишину, которая, казалось, нависала над домом, как тяжелое облако. На экране мелькали образы, не имеющие для него никакого значения — дерьмовые программы, которые он смотрел лишь для того, чтобы не слышать собственные мысли.
В доме, где он жил, было много жителей, но ни один из них не вызывал у него особой симпатии. Андайн, с её строгим взглядом и постоянными упреками, казалась ему слишком требовательной. Каждый раз, когда она входила в комнату, Фелл чувствовал, как его охватывает раздражение. Он не понимал, почему она не может просто оставить его в покое. Гастер, с другой стороны, был настолько молчаливым, что его присутствие ощущалось почти физически. Фелл не знал, что думать о нем — иногда он казался ему загадкой, а иногда просто тенью, которая не оставляла его в покое.
04.04.202517:34
Меттатон, этот вечный оптимист и балагур, был для Фелла настоящей головной болью. Он постоянно лез к нему с вопросами, не зная почти ничего о его жизни, и это раздражало Фелла до глубины души. Остальные жители дома были просто бесхребетными, не способными на самостоятельные действия и мысли. Фелл чувствовал себя в этом обществе как в клетке, окруженный монстрами, которые не понимали его и не хотели понимать.
Когда вода в чайнике закипела, Фелл открыл коробку с заварным чаем, но, к его ужасу, обнаружил, что почти ничего не осталось. Он забыл попросить Меттатона купить еще чая, и это разозлило его. Лицо Фелла искажалось в гримасе, когда он осознал, что его утренний ритуал снова будет нарушен. В порыве гнева он схватил глиняную коробку, покрытую тонкими узорами, напоминающими каплю воды, и с размаху бросил её в окно.
Треск стекла раздался, как гром среди ясного неба, и осколки, словно мерцающие снежинки, полетели в воздух. Фелл смотрел, как они рассыпались по полу, закатываясь под столешницы, стулья и остальную мебель кухни. Окно было разбито, а от дыры виднелись десятки мелких и исполинских трещин, которые расползались по стеклу, как паутина. В этот момент рука Фелла дрогнула, и он осознал, что перешел черту.
Но в этот самый момент в дверном проеме послышался звук проворачивающегося ключа. Это был звук, который заставил его сердце забиться быстрее. Он быстро поспешил в свою комнату, словно накосячивший ребенок, который боится наказания. В голове у него крутились мысли о том, что он натворил, и о том, как ему теперь придется объяснять свои действия. Закрыв за собой дверь, Фелл прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Он пытался успокоить свое дыхание, но гнев все еще бурлил внутри него.
Мысли о том, что он не может контролировать свою злость, терзавшую его.
Успокоив сбившееся дыхание и максимально спрятав растеряное состояние, он услышал стук в свою дверь, послышался лёгкий, но растеряный голос мтт, а в мыслях пронеслось мол:
"Какого хера он вернулся так рано?!"
Однако, он уселся и стал пытатся вслушиватся в быстрый ритм восклицаний, вопросов и упрёков мтт, который говорил даже с небольшой угрозой это.
Андайн дала проживание, без неё никогда не было бы снятия штрафов и запретов, обвинений, однако феллу было плевать, он не чувствовал себя должным, он не просил об этом, не нуждался в подачках, как это было по его мнению. Он резко открыв дверь, воскликнул прервав речь меттатона "да мне всё равно" Однако дверь, угодила по лбу Меттатона, металлический угол оставил след краски на нем, тот упав на пол стал держатся за больное место.
Фелл схватил себя за плечо, но после подал руку Меттатону, пытаясь скрыть малейшее беспокойство, но вдруг Мтт потянул того на себя, а после захватил в крепкие объятия.
Фелл рефлекторно дал тому пощёчину, после чего его отпустили, а он чуть ли не бегом зашёл в комнату. Заперевшись и запрыгнув на кровать. Из за двери послышался заглушенный, извиняющийся голос мтт, а после отдаляющиеся шаги.
Фелл лёг на бок, обхватив свои ноги, а после задремал...
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Фелл МТТ вновь пробудился в смятой постели. Голова гудела растревоженным ульем, словно вчерашний вечер был отмечен яростной вакханалией. Веки неохотно расступались, пропуская мутный свет, пока процессор, словно старый механизм, со скрипом восстанавливал обрывки вчерашнего дня. Разбитый чайник, вспышка гнева и удар в лицо бедняге МТТ за излишнюю фамильярность… Скудный улов воспоминаний. Дни неумолимо сжимались, превращаясь в серую полосу. И снова Фелл МТТ забыл попросить купить чай. Сколько уже минуло с тех пор, как он в последний раз покидал стены дома? Кажется, целая полумесяц. Превозмогая тяжесть, он поднялся и, сладко потянувшись, покинул комнату, отперев дверь. Тишина, звенящая и пугающая. Спустившись на первый этаж, взгляд зацепился за висящую куртку Классик Меттатона, но самого хозяина вещи нигде не было видно. Следы вчерашнего происшествия исчезли: ни осколков стекла, ни глиняных черепков. Лишь окно, наспех заклеенное фольгой и изолентой, служило временной латкой на зияющей ране.
Когда вода в чайнике закипела, Фелл открыл коробку с заварным чаем, но, к его ужасу, обнаружил, что почти ничего не осталось. Он забыл попросить Меттатона купить еще чая, и это разозлило его. Лицо Фелла искажалось в гримасе, когда он осознал, что его утренний ритуал снова будет нарушен. В порыве гнева он схватил глиняную коробку, покрытую тонкими узорами, напоминающими каплю воды, и с размаху бросил её в окно.
Треск стекла раздался, как гром среди ясного неба, и осколки, словно мерцающие снежинки, полетели в воздух. Фелл смотрел, как они рассыпались по полу, закатываясь под столешницы, стулья и остальную мебель кухни. Окно было разбито, а от дыры виднелись десятки мелких и исполинских трещин, которые расползались по стеклу, как паутина. В этот момент рука Фелла дрогнула, и он осознал, что перешел черту.
Но в этот самый момент в дверном проеме послышался звук проворачивающегося ключа. Это был звук, который заставил его сердце забиться быстрее. Он быстро поспешил в свою комнату, словно накосячивший ребенок, который боится наказания. В голове у него крутились мысли о том, что он натворил, и о том, как ему теперь придется объяснять свои действия. Закрыв за собой дверь, Фелл прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Он пытался успокоить свое дыхание, но гнев все еще бурлил внутри него.
Мысли о том, что он не может контролировать свою злость, терзавшую его.
Успокоив сбившееся дыхание и максимально спрятав растеряное состояние, он услышал стук в свою дверь, послышался лёгкий, но растеряный голос мтт, а в мыслях пронеслось мол:
"Какого хера он вернулся так рано?!"
Однако, он уселся и стал пытатся вслушиватся в быстрый ритм восклицаний, вопросов и упрёков мтт, который говорил даже с небольшой угрозой это.
Андайн дала проживание, без неё никогда не было бы снятия штрафов и запретов, обвинений, однако феллу было плевать, он не чувствовал себя должным, он не просил об этом, не нуждался в подачках, как это было по его мнению. Он резко открыв дверь, воскликнул прервав речь меттатона "да мне всё равно" Однако дверь, угодила по лбу Меттатона, металлический угол оставил след краски на нем, тот упав на пол стал держатся за больное место.
Фелл схватил себя за плечо, но после подал руку Меттатону, пытаясь скрыть малейшее беспокойство, но вдруг Мтт потянул того на себя, а после захватил в крепкие объятия.
Фелл рефлекторно дал тому пощёчину, после чего его отпустили, а он чуть ли не бегом зашёл в комнату. Заперевшись и запрыгнув на кровать. Из за двери послышался заглушенный, извиняющийся голос мтт, а после отдаляющиеся шаги.
Фелл лёг на бок, обхватив свои ноги, а после задремал...
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Фелл МТТ вновь пробудился в смятой постели. Голова гудела растревоженным ульем, словно вчерашний вечер был отмечен яростной вакханалией. Веки неохотно расступались, пропуская мутный свет, пока процессор, словно старый механизм, со скрипом восстанавливал обрывки вчерашнего дня. Разбитый чайник, вспышка гнева и удар в лицо бедняге МТТ за излишнюю фамильярность… Скудный улов воспоминаний. Дни неумолимо сжимались, превращаясь в серую полосу. И снова Фелл МТТ забыл попросить купить чай. Сколько уже минуло с тех пор, как он в последний раз покидал стены дома? Кажется, целая полумесяц. Превозмогая тяжесть, он поднялся и, сладко потянувшись, покинул комнату, отперев дверь. Тишина, звенящая и пугающая. Спустившись на первый этаж, взгляд зацепился за висящую куртку Классик Меттатона, но самого хозяина вещи нигде не было видно. Следы вчерашнего происшествия исчезли: ни осколков стекла, ни глиняных черепков. Лишь окно, наспех заклеенное фольгой и изолентой, служило временной латкой на зияющей ране.
03.04.202519:46
Осталось недолго до выхода 4 части, ждите
Пераслаў з:
ПИДОРЫ
08.04.202507:30
Довел очередного гомосека до слез и хочешь похвастаться❓❓
или...
Тупые гомофобы угнетают тебя за твой выбор и тебе грустно ❓❓
m8! welcome to..
🔠🔠🔠🔠🔠🔠 CF
🌟🌟🌟🌟
мы тут привествуем любое мнение о гомодрилах будь то отрицательное или положительно 😃 мама анархия мне похуй
НАВИГАЦИОН
или...
Тупые гомофобы угнетают тебя за твой выбор и тебе грустно ❓❓
m8! welcome to..
🔠🔠🔠🔠🔠🔠 CF
🌟🌟🌟🌟
мы тут привествуем любое мнение о гомодрилах будь то отрицательное или положительно 😃 мама анархия мне похуй
НАВИГАЦИОН
05.04.202509:59
[<>🐬<>]
Хотите слез и драмы?
2 глава начнёт выходить на 75 подписчиков ❤️🔥
Хотите слез и драмы?
2 глава начнёт выходить на 75 подписчиков ❤️🔥
04.04.202517:34
Клочья тусклых, когда-то сияющих волос торчали во все стороны, вырванные с корнем.
Он бил, не глядя, не думая. Бил по суставам, лишая подвижности, по груди, где, как ему казалось, бьется механическое сердце, по голове, заглушая его мысли и лишая возможности сопротивляться.
После каждой атаки Меттатон становился все податливее, словно кукла. Его конечности вывернуты неестественно, корпус искорежен, а лицо покрылось паутиной трещин, превратившись в неразборчивую мешанину металла и пластика.
В конце концов, он перестал сопротивляться вовсе. Он лежал неподвижно на полу, словно выброшенная, сломанная игрушка.
Наконец, обессиленный и опустошенный, Фелл отступил назад. Он смотрел на лежащего Меттатона. И понял, что натворил. Он был еще жив, но его тело превратилось в руины. Одежда висела на нем лохмотьями, открывая взгляду искореженный металл, обнаженные провода.
И в этот момент Фелл осознал, что победил, правда в чем заключалась эта победа, в избиении, в жестоком обращении с и так покореженным телом, это было уже не важно, фелл медленно прошёл в другую комнату, он сел в кресло и просто стал смотреть в окно
Тишина в комнате давила на Фелла, словно груз. Он смотрел в окно, но не видел ничего, кроме отражения собственной души – искорёженной, измученной, сломленной. Осознание содеянного накрыло его волной леденящего ужаса он собственными руками превратил меттатона в руины.
Он забрал его голос, его подвижность, его гордость. Он лишил его всего, что делало его тем, кем он был. Хотя... нет, он лишил его не всего. Фелл ясно осознавал, назад дороги уже никогда не будет, странно, но сейчас сознание работало как никогда, словно отточеные до невозможности часы, быстро, без запинок.
Комната словно бы слишком давила, напоминала что совсем рядом лежит тело, что лежит на предсмертном одре, фелл встряхнул запястьями и резко встав, пошёл на второй этаж, мельком оглядывая парой глаз, комнаты по обеим от рук сторонам.
Он поднялся по лестнице, быстрым шагом доходя до своей комнаты, закрывая за собой железную, толстую дверь, что со скрипом захлопнулась и встала в дверном проёме.
Как только послышалось закрытие двери, лежащее тело на кухне вздрогнуло, глаза, тихо, медленно открылись оглядывая местность вокруг на обнаружение Фелла, поняв, что закрытая дверь была его рук дело, он постарался встать или хотя-бы пошевелиться, в теле отдалась острая боль, сводящая с ума, затмевающая и так изорваный рассудок.
Даже смерть была бы благоприятнее чем это, но смерти ему было не видать, он был избит, унижен, но умереть он все ещё не мог, это была пытка терзающая тело и разум, даже предательство именно от Фелла, отошло на 2 план. Но, он не вспомнил что Андайн была любительницей всякой экзотики, дорогих вещей, даже было бы вспомнить только её трубку для курения выполненную с уникальной резьбой по дереву и видимо из какого то редкого дерева, Меттатон не разбирался, но пришла надежда... надежда на быструю смерть, на освобождение от мук, освобождение от становление агнецом, возможно ли, что статная "леди" могла купить хотя-бы какой нибудь огнестрел?
Он постарался сдвинутся с места, боль вновь сковала тело, но ползти по полу было вполне возможно, он через боль поставил локти впереди себя насколько это было возможно и пополз к лестнице, она была достаточно высокой, около 20-30 ступенек, дойдя до неё он остановился, изматывающее действие угнетало, а мотивация улетучивалась, чем больше меттатон старался достичь "освобождения" от страданий, тем больше его ими и накрывало, словно по злой шутке иронии, ему просто не было дано достичь заслуженного.
Достигнув основания лестницы, он замер. Его силы были на исходе, боль была невыносимой. Он чувствовал, как конечности начинают отказывать, как энергия покидает его тело.
Он положил ладонь на первую ступеньку. Холодный металл отозвался слабой вибрацией. Собрав последние силы, он попытался подтянуться. Боль пронзила его тело, словно молния. Он захрипел, но даже этот малейший звук застрял в его горле.
Он бил, не глядя, не думая. Бил по суставам, лишая подвижности, по груди, где, как ему казалось, бьется механическое сердце, по голове, заглушая его мысли и лишая возможности сопротивляться.
После каждой атаки Меттатон становился все податливее, словно кукла. Его конечности вывернуты неестественно, корпус искорежен, а лицо покрылось паутиной трещин, превратившись в неразборчивую мешанину металла и пластика.
В конце концов, он перестал сопротивляться вовсе. Он лежал неподвижно на полу, словно выброшенная, сломанная игрушка.
Наконец, обессиленный и опустошенный, Фелл отступил назад. Он смотрел на лежащего Меттатона. И понял, что натворил. Он был еще жив, но его тело превратилось в руины. Одежда висела на нем лохмотьями, открывая взгляду искореженный металл, обнаженные провода.
И в этот момент Фелл осознал, что победил, правда в чем заключалась эта победа, в избиении, в жестоком обращении с и так покореженным телом, это было уже не важно, фелл медленно прошёл в другую комнату, он сел в кресло и просто стал смотреть в окно
Тишина в комнате давила на Фелла, словно груз. Он смотрел в окно, но не видел ничего, кроме отражения собственной души – искорёженной, измученной, сломленной. Осознание содеянного накрыло его волной леденящего ужаса он собственными руками превратил меттатона в руины.
Он забрал его голос, его подвижность, его гордость. Он лишил его всего, что делало его тем, кем он был. Хотя... нет, он лишил его не всего. Фелл ясно осознавал, назад дороги уже никогда не будет, странно, но сейчас сознание работало как никогда, словно отточеные до невозможности часы, быстро, без запинок.
Комната словно бы слишком давила, напоминала что совсем рядом лежит тело, что лежит на предсмертном одре, фелл встряхнул запястьями и резко встав, пошёл на второй этаж, мельком оглядывая парой глаз, комнаты по обеим от рук сторонам.
Он поднялся по лестнице, быстрым шагом доходя до своей комнаты, закрывая за собой железную, толстую дверь, что со скрипом захлопнулась и встала в дверном проёме.
Как только послышалось закрытие двери, лежащее тело на кухне вздрогнуло, глаза, тихо, медленно открылись оглядывая местность вокруг на обнаружение Фелла, поняв, что закрытая дверь была его рук дело, он постарался встать или хотя-бы пошевелиться, в теле отдалась острая боль, сводящая с ума, затмевающая и так изорваный рассудок.
Даже смерть была бы благоприятнее чем это, но смерти ему было не видать, он был избит, унижен, но умереть он все ещё не мог, это была пытка терзающая тело и разум, даже предательство именно от Фелла, отошло на 2 план. Но, он не вспомнил что Андайн была любительницей всякой экзотики, дорогих вещей, даже было бы вспомнить только её трубку для курения выполненную с уникальной резьбой по дереву и видимо из какого то редкого дерева, Меттатон не разбирался, но пришла надежда... надежда на быструю смерть, на освобождение от мук, освобождение от становление агнецом, возможно ли, что статная "леди" могла купить хотя-бы какой нибудь огнестрел?
Он постарался сдвинутся с места, боль вновь сковала тело, но ползти по полу было вполне возможно, он через боль поставил локти впереди себя насколько это было возможно и пополз к лестнице, она была достаточно высокой, около 20-30 ступенек, дойдя до неё он остановился, изматывающее действие угнетало, а мотивация улетучивалась, чем больше меттатон старался достичь "освобождения" от страданий, тем больше его ими и накрывало, словно по злой шутке иронии, ему просто не было дано достичь заслуженного.
Достигнув основания лестницы, он замер. Его силы были на исходе, боль была невыносимой. Он чувствовал, как конечности начинают отказывать, как энергия покидает его тело.
Он положил ладонь на первую ступеньку. Холодный металл отозвался слабой вибрацией. Собрав последние силы, он попытался подтянуться. Боль пронзила его тело, словно молния. Он захрипел, но даже этот малейший звук застрял в его горле.
04.04.202517:34
Фелл, как ночной мотылек, зачарованный пляской огня в мобильном устройстве, всецело был поглощен сияющим экраном своего телефона и не сразу уловил этот взгляд, полный упрёка и боли. Он был погружен в виртуальный чат, отгородившись от реальности, от Меттатона, от всего, что могло потревожить его душевное равновесие. Лишь завершив свои манипуляции с гаджетом, он поднял взор на Меттатона, распростертого на столе, словно поверженный идол, низвергнутый с небес.
Ощутив этот пронзительный взгляд, словно игла, вонзающаяся в сознание, Фелл нервно отвернулся, словно ища спасения в тени, словно пытаясь избежать осуждения, которое он читал в глазах Меттатона. И принялся за какое-то незначительное дело, пытаясь игнорировать присутствие Меттатона, точно тот был… лишь назойливым призраком прошлого, преследующим его, ведь ему сейчас все равно никак не помочь… так думал Фелл, рационализируя своё поведение, убеждая себя, что лучше держаться на расстоянии. И эта мысль жгла его изнутри, как раскалённое клеймо, напоминая о его неспособности помочь, о его собственной беспомощности перед лицом страданий Меттатона. Он боялся признать, что его нежность, его попытка утешить, была лишь мимолетным порывом, который он не смог удержать, который он сам же и прервал.
Меттатон наблюдал, как Фелл кружит по комнате, словно хищник в клетке, словно... загнанный зверь, пытающийся найти выход из сложной ситуации. И каждый его шаг отзывался в груди Меттатона ледяным эхом, напоминая о пропасти, которая разделяла их сейчас как никогда больше... Теперь перед ним стоял лишь силуэт, облаченный в броню безразличия, настолько толстую, что сквозь нее не пробивался даже намек на теплоту, ни единого лучика надежды.
Фелл избегал его взгляда, словно Меттатон был заразной болезнью, словно его боль могла передаться Феллу, заразить его. Каждый его жест, каждое движение дышали отчуждением, словно Фелл нарочно пытался создать барьер между ними. Меттатон видел, как напряжены его плечи, как стиснуты челюсти, как все его тело говорит о желании убежать, скрыться, исчезнуть. Близость с Меттатоном была для него самой страшной угрозой...
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Цепляясь за любовь, за которую он так отчаянно сражался, Меттатон вновь взглянул на Фелла, пытаясь найти в его глазах хоть что-то, за что можно было бы уцепиться. Но больше не было сил – ни на свою починку, ни на то, чтобы заслужить его расположение, ни на то, чтобы бороться за то, что, казалось, было потеряно навсегда. Сердце, некогда безудержно стучавшее, замерло, неся на себе груз прошлого, боль, разочарование и утрату. Быть рядом с ним день и ночь стало равносильно тому, чтобы рвать собственный рассудок в клочья, медленно, мучительно, без возможности остановить процесс. Судьба вновь обошлась с ним жестоко, словно сам дьявол коснулся его жизни, оставив после себя лишь пепел и разруху. Казалось, что все вокруг превратилось в пепел, а в руках стыли лишь бледные отголоски былой страсти и любви, воспоминания, которые больше не согревали, а причиняли лишь боль.
С трудом поднявшись со скрипучего сиденья, Меттатон медленно побрел к своей комнате, не питая никаких надежд, не веря в возможность исцеления, не ожидая чуда. Тело дрожало, но не от холода – от истощения, от полного опустошения, от осознания того, что его предали, пусть и не намеренно.
Меттатон закончился, даже не начавшись, его мечты и надежды разбились о жестокую реальность, оставив после себя лишь пустоту.
Фелл, отвлеченный на него, поспешил следом, словно преданный пес, словно его инстинкты взяли верх над разумом.
"Куда ты, черт возьми, собрался?" – хотел рявкнуть Фелл, его слова были готовы сорваться с губ, наполненные тревогой и раздражением. Но Меттатон, словно прочитав его мысли, жестом попросил замолчать, его жест был наполнен усталостью и безнадежностью. Тогда Фелл подошел ближе и грубо развернул его за плечи, заставляя смотреть в свои глаза...
Ощутив этот пронзительный взгляд, словно игла, вонзающаяся в сознание, Фелл нервно отвернулся, словно ища спасения в тени, словно пытаясь избежать осуждения, которое он читал в глазах Меттатона. И принялся за какое-то незначительное дело, пытаясь игнорировать присутствие Меттатона, точно тот был… лишь назойливым призраком прошлого, преследующим его, ведь ему сейчас все равно никак не помочь… так думал Фелл, рационализируя своё поведение, убеждая себя, что лучше держаться на расстоянии. И эта мысль жгла его изнутри, как раскалённое клеймо, напоминая о его неспособности помочь, о его собственной беспомощности перед лицом страданий Меттатона. Он боялся признать, что его нежность, его попытка утешить, была лишь мимолетным порывом, который он не смог удержать, который он сам же и прервал.
Меттатон наблюдал, как Фелл кружит по комнате, словно хищник в клетке, словно... загнанный зверь, пытающийся найти выход из сложной ситуации. И каждый его шаг отзывался в груди Меттатона ледяным эхом, напоминая о пропасти, которая разделяла их сейчас как никогда больше... Теперь перед ним стоял лишь силуэт, облаченный в броню безразличия, настолько толстую, что сквозь нее не пробивался даже намек на теплоту, ни единого лучика надежды.
Фелл избегал его взгляда, словно Меттатон был заразной болезнью, словно его боль могла передаться Феллу, заразить его. Каждый его жест, каждое движение дышали отчуждением, словно Фелл нарочно пытался создать барьер между ними. Меттатон видел, как напряжены его плечи, как стиснуты челюсти, как все его тело говорит о желании убежать, скрыться, исчезнуть. Близость с Меттатоном была для него самой страшной угрозой...
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Цепляясь за любовь, за которую он так отчаянно сражался, Меттатон вновь взглянул на Фелла, пытаясь найти в его глазах хоть что-то, за что можно было бы уцепиться. Но больше не было сил – ни на свою починку, ни на то, чтобы заслужить его расположение, ни на то, чтобы бороться за то, что, казалось, было потеряно навсегда. Сердце, некогда безудержно стучавшее, замерло, неся на себе груз прошлого, боль, разочарование и утрату. Быть рядом с ним день и ночь стало равносильно тому, чтобы рвать собственный рассудок в клочья, медленно, мучительно, без возможности остановить процесс. Судьба вновь обошлась с ним жестоко, словно сам дьявол коснулся его жизни, оставив после себя лишь пепел и разруху. Казалось, что все вокруг превратилось в пепел, а в руках стыли лишь бледные отголоски былой страсти и любви, воспоминания, которые больше не согревали, а причиняли лишь боль.
С трудом поднявшись со скрипучего сиденья, Меттатон медленно побрел к своей комнате, не питая никаких надежд, не веря в возможность исцеления, не ожидая чуда. Тело дрожало, но не от холода – от истощения, от полного опустошения, от осознания того, что его предали, пусть и не намеренно.
Меттатон закончился, даже не начавшись, его мечты и надежды разбились о жестокую реальность, оставив после себя лишь пустоту.
Фелл, отвлеченный на него, поспешил следом, словно преданный пес, словно его инстинкты взяли верх над разумом.
"Куда ты, черт возьми, собрался?" – хотел рявкнуть Фелл, его слова были готовы сорваться с губ, наполненные тревогой и раздражением. Но Меттатон, словно прочитав его мысли, жестом попросил замолчать, его жест был наполнен усталостью и безнадежностью. Тогда Фелл подошел ближе и грубо развернул его за плечи, заставляя смотреть в свои глаза...
04.04.202517:34
Войдя в кухню, Фелл Мтт все же обнаружил своего "друга" и невольно нахмурился, гонимый тенями вчерашних воспоминаний. К удивлению, Меттатон не обронил ни единого колкого слова, даже не поприветствовал. Он сидел на краю стола, погруженный во что-то увлекательное в своем мобильном телефоне, а на его устах играла обворожительная улыбка. Фелл Мтт, проходя мимо, невольно бросил мимолетный взгляд на экран, успев заметить лишь чат в мессенджере с подписью "Веросика". Не успев разглядеть деталей, Фелл Мтт ухмыльнулся про себя, окрестив незнакомку "шмарой", и, стараясь остаться незамеченным, проследовал к столешнице. В углу ее уже стоял дешевый пакетированный черный чай – обычно Меттатон никогда такой не брал. Впрочем, сейчас заварной чай негде было хранить по-достоинству, так что ничего удивительного. Фелл Мтт медленно поставил чайник закипать и, щедро отмерив три ложки сахара в свою кружку, наконец решил соизволить поприветствовать Меттатона самому, раз уж тот, по его мнению, "слишком деградировал" для этого.
Меттатон, словно очнувшись от глубокого гипноза, или вырвавшись из плена собственных дум, резко вздрогнул. Тень удивления скользнула по его лицу при виде Фелла, застигнутого врасплох на кухне. Неловкое приветствие потонуло в визгливом крике закипающего чайника. Фелл, уже погруженный в свои собственные мрачные размышления, словно не замечая странного поведения сожителя, медленно наливал чай. Такое рассеянное состояние было совершенно не свойственно Меттатону, но Фелл, уставший от вечной игры в вопросы и ответы, решил не копаться в этом. Или, возможно, просто убеждал себя в этом. Не желая оставаться ни секундой дольше рядом со своей копией, Фелл взял стакан с обжигающим напитком и направился к двери, как вдруг резкое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть. "Куда ты?" — прозвучал вопрос Меттатона. От неожиданности Фелл выронил стакан, и кипяток обжег его руку и ногу. Громкий мат вырвался из его уст, а Меттатон, предчувствуя неминуемую бурю, отдернул руку и отступил на несколько шагов, готовясь вновь извиняться за свою неловкость. Фелл же, в ярости, уже представлял, как поднимет осколки едва уцелевшей кружки и разнесет их о голову своего непутевого друга под аккомпанемент собственных проклятий и ругательств в адрес его и всей его родословной.
Фелл, стремительно приблизившись к Меттатону, вновь услышал это въедливое, жалобное "прости, я не хотел, Дорогуша, я просто…", но тут же оборвал его. Эти слова лишь сильнее терзали, словно жалкие извинения могли что-то исправить, повернуть время вспять. "Ты просто идиот, даже молчать нормально не умеешь. Каждое твоё чёртово действие подталкивает меня к тому, чтобы отправить тебя на свалку, потому что ты жалкий, неприспособленный к жизни кусок дерьма. Была бы здесь Моя Альфис, тебя бы уже не было, она бы…"
Внезапно Фелла прервал поцелуй. Лёгкое, воздушное касание губ Меттатона коснулось его правой щеки, а затем ласковый, успокаивающий голос прошептал: "Дорогуша, не будь таким серьёзным. Всё не так уж плохо, и, к тому же, мы скоро переедем". Фелл был готов задушить Меттатона прямо сейчас. Лишь одна мысль, что с его помощью он сможет выбраться из этой жалкой хижины в место поприличнее, удерживала его. И одновременно бесила эта зависимость, не давая выпустить ярость.
Рука Фелла дрожала от раздражения, готовая обрушиться на лицо Меттатона, но он сделал глубокий вдох и, резко развернувшись, направился в ванную, чтобы смыть липкий чайный след с щеки и больше не видеть эту идиотскую рожу.
В ванной Фелл с остервенением тер щеку грубым полотенцем, словно пытался стереть не только чайный налет, уже давно смыв липкий чай, но и сам факт этого прикосновения. Злость клокотала внутри, требуя выхода, но он заставлял себя сдерживаться, напоминая себе о цели. О лучшей жизни, где не будет этой убогой обстановки, вечного нытья и этого идиота.
Меттатон, словно очнувшись от глубокого гипноза, или вырвавшись из плена собственных дум, резко вздрогнул. Тень удивления скользнула по его лицу при виде Фелла, застигнутого врасплох на кухне. Неловкое приветствие потонуло в визгливом крике закипающего чайника. Фелл, уже погруженный в свои собственные мрачные размышления, словно не замечая странного поведения сожителя, медленно наливал чай. Такое рассеянное состояние было совершенно не свойственно Меттатону, но Фелл, уставший от вечной игры в вопросы и ответы, решил не копаться в этом. Или, возможно, просто убеждал себя в этом. Не желая оставаться ни секундой дольше рядом со своей копией, Фелл взял стакан с обжигающим напитком и направился к двери, как вдруг резкое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть. "Куда ты?" — прозвучал вопрос Меттатона. От неожиданности Фелл выронил стакан, и кипяток обжег его руку и ногу. Громкий мат вырвался из его уст, а Меттатон, предчувствуя неминуемую бурю, отдернул руку и отступил на несколько шагов, готовясь вновь извиняться за свою неловкость. Фелл же, в ярости, уже представлял, как поднимет осколки едва уцелевшей кружки и разнесет их о голову своего непутевого друга под аккомпанемент собственных проклятий и ругательств в адрес его и всей его родословной.
Фелл, стремительно приблизившись к Меттатону, вновь услышал это въедливое, жалобное "прости, я не хотел, Дорогуша, я просто…", но тут же оборвал его. Эти слова лишь сильнее терзали, словно жалкие извинения могли что-то исправить, повернуть время вспять. "Ты просто идиот, даже молчать нормально не умеешь. Каждое твоё чёртово действие подталкивает меня к тому, чтобы отправить тебя на свалку, потому что ты жалкий, неприспособленный к жизни кусок дерьма. Была бы здесь Моя Альфис, тебя бы уже не было, она бы…"
Внезапно Фелла прервал поцелуй. Лёгкое, воздушное касание губ Меттатона коснулось его правой щеки, а затем ласковый, успокаивающий голос прошептал: "Дорогуша, не будь таким серьёзным. Всё не так уж плохо, и, к тому же, мы скоро переедем". Фелл был готов задушить Меттатона прямо сейчас. Лишь одна мысль, что с его помощью он сможет выбраться из этой жалкой хижины в место поприличнее, удерживала его. И одновременно бесила эта зависимость, не давая выпустить ярость.
Рука Фелла дрожала от раздражения, готовая обрушиться на лицо Меттатона, но он сделал глубокий вдох и, резко развернувшись, направился в ванную, чтобы смыть липкий чайный след с щеки и больше не видеть эту идиотскую рожу.
В ванной Фелл с остервенением тер щеку грубым полотенцем, словно пытался стереть не только чайный налет, уже давно смыв липкий чай, но и сам факт этого прикосновения. Злость клокотала внутри, требуя выхода, но он заставлял себя сдерживаться, напоминая себе о цели. О лучшей жизни, где не будет этой убогой обстановки, вечного нытья и этого идиота.
03.04.202519:46
Дорогуши
06.04.202508:20
[✨]-Да я пикми фембойчик и кто меня за это осудит?
04.04.202517:36
~[<>🐬<>]~
Решила соединить для вас всё ❤️🩹
Решила соединить для вас всё ❤️🩹
04.04.202517:34
Пощечина. Звук, разнесшийся по пространству, словно удар грома, расколол тишину, словно хрупкое стекло. Горечь, мгновенно наполнившая рот Фелла, была не просто вкусом – это было предвкушение надвигающейся бури, привкус неминуемой катастрофы. Щека вспыхнула адским пламенем, заставляя руку рефлекторно прижаться к месту удара. Настроение, до этого балансировавшее на зыбкой грани между напряжением и надеждой, рухнуло в бездну.
"Ёбаная истеричка!" – выплюнул Фелл, слова. Но в его голосе сквозило не только злоба, но и какая-то болезненная беспомощность. Он не понимал, не мог понять этого блистательного андроида. И в ответ на его оскорбление последовал второй удар.
Не просто удар – откровение. Мгновенная, оглушающая проекция эмоций Меттатона.
Железные руки, костяшки которых побелели от напряжения, словно предвестие обрушивающегося наводнения, заговорили о желании ответить силой на атаку.
Меттатон завибрировал, словно оголенный провод под высоким напряжением, перегруженный потоком невыразимых эмоций. Его идеальное лицо, всегда безупречное издало судорожный всхлип, прорвавшийся из его искусственного горла, прозвучал как признание поражения, как крик отчаяния, вырвавшийся из глубины его механической души.
Оттолкнув Фелла, Меттатон едва не сбил его с ног. "Не трогай меня! Не смей!" – слова прозвучали как заклинание, как отчаянная попытка оградить себя. Слезы, которые никогда не могли пролиться, душили его изнутри. Он не мог плакать, не мог найти утешение в слезах, не мог. Он был заперт в своем металлическом теле, в своей искусственной реальности.
Зашатавшись, словно пьяный, он обернулся к стене и обрушил на нее всю свою ярость. Кулак обрушился на металл с оглушительным грохотом, разнося по комнате эхо. Казалось, что вместе с каждым ударом он пытается разбить не только стену, но и преграду, отделяющую его от понимания, от сочувствия.
Фелл, ошеломленный внезапным взрывом ярости, застыл на месте. Он видел Меттатона блистательным шоуменом, эксцентричным артистом, но никогда – таким. Перед ним стояло сломленное, измученное существо. И в этот момент Фелл осознал, что его слова, его поведение, стали последней каплей, переполнившей чашу терпения Меттатона.
"Ты думаешь, мне легко?" – заорал Фелл в ответ. "Ты прав, Я нихуя не понимаю в твоем ебаном характере, Я не знаю, что делать, но я пытался помочь тебе."
Эти слова сорвались с его губ, словно проклятие, и он ударил. Это был не обдуманный поступок, а инстинктивная реакция, попытка. Удар. Он был сильным, точным, обрушившим Меттатона на пол.
Фелл стоял над ним, тяжело дыша, грудь вздымалась от напряжения. Он смотрел на лежащего Меттатона, и в его глазах отражалась мучительная смесь гнева, вины.
Предал собственную попытку примирения.
Но одного удара было недостаточно. Фелл наклонился над лежащим Меттатоном, схватил его за волосы и резко дернул вверх, заставляя поднять голову.
"Ты думаешь, ты один страдаешь?" – прорычал Фелл, слова, словно плевок, сорвавшийся с его губ. Он не видел, не хотел видеть боль в глазах Меттатона, не хотел признавать свою вину. Он был одержим желанием наказать его за ту боль, которую он сам чувствовал.
И он ударил снова. На этот раз в живот. Механическое тело Меттатона содрогнулось от боли, согнулось под напором удара. Металлические пластины деформировались, обнажая клубок проводов и искрящихся внутренностей. Струйки жидкости, необходимой для функционирования, потекли по полу, оставляя темные, маслянистые пятна, словно следы крови.
"Хватит!" – прохрипел Меттатон, голос, полный отчаяния и мольбы. Но Фелл не слышал. Он продолжал наносить удары, каждый из которых казался сильнее и беспощаднее предыдущего. Он бил Меттатона до тех пор, пока тот не перестал сопротивляться.
Изуродованный металл, провода, торчащие из разбитых панелей, тусклый свет, пробивающийся сквозь трещины – вот что представляло собой тело Меттатона после жестоких побоев. Его когда-то безупречный, глянцевый корпус теперь был покрыт вмятинами и царапинами, словно холст, на котором ярость выплеснула свой гнев.
"Ёбаная истеричка!" – выплюнул Фелл, слова. Но в его голосе сквозило не только злоба, но и какая-то болезненная беспомощность. Он не понимал, не мог понять этого блистательного андроида. И в ответ на его оскорбление последовал второй удар.
Не просто удар – откровение. Мгновенная, оглушающая проекция эмоций Меттатона.
Железные руки, костяшки которых побелели от напряжения, словно предвестие обрушивающегося наводнения, заговорили о желании ответить силой на атаку.
Меттатон завибрировал, словно оголенный провод под высоким напряжением, перегруженный потоком невыразимых эмоций. Его идеальное лицо, всегда безупречное издало судорожный всхлип, прорвавшийся из его искусственного горла, прозвучал как признание поражения, как крик отчаяния, вырвавшийся из глубины его механической души.
Оттолкнув Фелла, Меттатон едва не сбил его с ног. "Не трогай меня! Не смей!" – слова прозвучали как заклинание, как отчаянная попытка оградить себя. Слезы, которые никогда не могли пролиться, душили его изнутри. Он не мог плакать, не мог найти утешение в слезах, не мог. Он был заперт в своем металлическом теле, в своей искусственной реальности.
Зашатавшись, словно пьяный, он обернулся к стене и обрушил на нее всю свою ярость. Кулак обрушился на металл с оглушительным грохотом, разнося по комнате эхо. Казалось, что вместе с каждым ударом он пытается разбить не только стену, но и преграду, отделяющую его от понимания, от сочувствия.
Фелл, ошеломленный внезапным взрывом ярости, застыл на месте. Он видел Меттатона блистательным шоуменом, эксцентричным артистом, но никогда – таким. Перед ним стояло сломленное, измученное существо. И в этот момент Фелл осознал, что его слова, его поведение, стали последней каплей, переполнившей чашу терпения Меттатона.
"Ты думаешь, мне легко?" – заорал Фелл в ответ. "Ты прав, Я нихуя не понимаю в твоем ебаном характере, Я не знаю, что делать, но я пытался помочь тебе."
Эти слова сорвались с его губ, словно проклятие, и он ударил. Это был не обдуманный поступок, а инстинктивная реакция, попытка. Удар. Он был сильным, точным, обрушившим Меттатона на пол.
Фелл стоял над ним, тяжело дыша, грудь вздымалась от напряжения. Он смотрел на лежащего Меттатона, и в его глазах отражалась мучительная смесь гнева, вины.
Предал собственную попытку примирения.
Но одного удара было недостаточно. Фелл наклонился над лежащим Меттатоном, схватил его за волосы и резко дернул вверх, заставляя поднять голову.
"Ты думаешь, ты один страдаешь?" – прорычал Фелл, слова, словно плевок, сорвавшийся с его губ. Он не видел, не хотел видеть боль в глазах Меттатона, не хотел признавать свою вину. Он был одержим желанием наказать его за ту боль, которую он сам чувствовал.
И он ударил снова. На этот раз в живот. Механическое тело Меттатона содрогнулось от боли, согнулось под напором удара. Металлические пластины деформировались, обнажая клубок проводов и искрящихся внутренностей. Струйки жидкости, необходимой для функционирования, потекли по полу, оставляя темные, маслянистые пятна, словно следы крови.
"Хватит!" – прохрипел Меттатон, голос, полный отчаяния и мольбы. Но Фелл не слышал. Он продолжал наносить удары, каждый из которых казался сильнее и беспощаднее предыдущего. Он бил Меттатона до тех пор, пока тот не перестал сопротивляться.
Изуродованный металл, провода, торчащие из разбитых панелей, тусклый свет, пробивающийся сквозь трещины – вот что представляло собой тело Меттатона после жестоких побоев. Его когда-то безупречный, глянцевый корпус теперь был покрыт вмятинами и царапинами, словно холст, на котором ярость выплеснула свой гнев.
04.04.202517:34
Выйдя из ванной, он увидел, что Меттатон уже накрывает на стол. Его движения были нарочито плавными, словно он танцевал, даже когда ставил тарелки. Фелл скривился. Эта театральность раздражала его больше всего. Он хотел сорваться, разбить всю эту посуду, но вместо этого просто сел за стол.
Ужин прошел в напряженной тишине. Меттатон пытался завести разговор, но Фелл игнорировал его, сосредоточившись на еде. Каждый глоток давался ему с трудом, как будто он глотал комья ненависти и разочарования. Он мечтал о том дне, когда сможет выкинуть Меттатона из своей жизни навсегда.
Закончив есть, Фелл резко встал из-за стола, не сказав ни слова. Он направился в свою комнату, хлопнув дверью так, что со стены посыпалась штукатурка. Ему нужно было выплеснуть свою ярость, иначе он задохнется. Он начал метаться по комнате, хватая все, что попадалось под руку, и швыряя в стену. Старые книги, дешевые статуэтки, – все летело в стену, становясь жертвой его гнева.
Наконец, обессилев, он рухнул на кровать. Ярость постепенно угасала, оставляя после себя лишь пустоту и отвращение к самому себе. Он понимал, что это неправильно, что так продолжаться не может. Но как изменить свою жизнь, он не знал. Единственное, что он знал наверняка – он больше не мог выносить Меттатона.
Он закрыл глаза, пытаясь заглушить клокочущую ненависть. В голове всплыли образы той лучшей жизни, о которой он так мечтал. Жизни, где он свободен от этой убогой квартиры, от вечного нытья и от "липких" поцелуев Меттатона. Он должен был найти способ вырваться из этого болота, чего бы это ни стоило.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Меттатон проснулся с непривычной бодростью, сон словно смыл остатки усталости. Приведя себя в порядок и оставив хижину сиять чистотой, он вышел на работу. Зимний лес встретил его тихим великолепием. Снежинки, словно крошечные балерины, кружились в морозном воздухе, а ветви деревьев утопали в пушистых сугробах. Миновав лесную чащу, Меттатон вскоре достиг отеля. У входа, как всегда, маячил Бургерпентс. Тот спешно затушил сигарету, едва завидев босса, и замер в неестественной позе.
Меттатон приветливо поздоровался, на что Бургерпентс пробормотал что-то невнятное в ответ. Их отношения нельзя было назвать дружескими, но и врагами их было сложно представить. Продвигаясь вглубь отеля, Меттатон машинально заглядывал в коридоры, а затем вышел на улицу и направился к студии. Коллег он недолюбливал, но обещание Фелла о скором переезде удерживало его от импульсивного решения бросить все. К тому же, стабильность вносила свои коррективы. Частые съемки в чужих студиях были неизбежны, и спорить с этим было бесполезно. На поверхности его популярность померкла. Образ "робота-убийцы" оказался невостребованным, а новые идеи не приносили желаемого успеха. Звезда Подземелья, кумир миллионов, здесь стал лишь одной из тысяч, если не больше, заурядных знаменитостей. Наконец, впереди показалось здание чужой студии. Меттатон вошел внутрь. Все как обычно: нелюбимые лица, безответственный персонал, грубое "начальство", если его можно так назвать, и бесконечная работа. Лишь мысль о Фелле не давала ему сломаться и сбежать. Рабочий день начался.
Меттатон вошел в гримерку, где его уже ждала утомленная визажистка. Она молча принялась за работу, нанося слои грима на его металлическое лицо. Меттатон не любил этот процесс, но понимал его необходимость. Он чувствовал себя марионеткой, куклой, которую готовят к выступлению.
Съемки начались с опозданием. Режиссер, толстый и потный тип, постоянно кричал и нервничал. Меттатон старался не обращать на него внимания и сосредоточиться на своей роли. Он должен был изображать радость и восторг, хотя внутри него клокотала тоска. Каждый жест, каждое слово были выверены и отрепетированы. Меттатон же, любил больше импровизации.
После съемок Меттатон чувствовал себя опустошенным. Он устало брел по коридорам студии, мечтая о доме и объятиях Фелла, которых он никогда нн дождется. На выходе его окликнул режиссер, но Меттатон слушал вполуха. Ему хотелось лишь одного – поскорее уйти.
Ужин прошел в напряженной тишине. Меттатон пытался завести разговор, но Фелл игнорировал его, сосредоточившись на еде. Каждый глоток давался ему с трудом, как будто он глотал комья ненависти и разочарования. Он мечтал о том дне, когда сможет выкинуть Меттатона из своей жизни навсегда.
Закончив есть, Фелл резко встал из-за стола, не сказав ни слова. Он направился в свою комнату, хлопнув дверью так, что со стены посыпалась штукатурка. Ему нужно было выплеснуть свою ярость, иначе он задохнется. Он начал метаться по комнате, хватая все, что попадалось под руку, и швыряя в стену. Старые книги, дешевые статуэтки, – все летело в стену, становясь жертвой его гнева.
Наконец, обессилев, он рухнул на кровать. Ярость постепенно угасала, оставляя после себя лишь пустоту и отвращение к самому себе. Он понимал, что это неправильно, что так продолжаться не может. Но как изменить свою жизнь, он не знал. Единственное, что он знал наверняка – он больше не мог выносить Меттатона.
Он закрыл глаза, пытаясь заглушить клокочущую ненависть. В голове всплыли образы той лучшей жизни, о которой он так мечтал. Жизни, где он свободен от этой убогой квартиры, от вечного нытья и от "липких" поцелуев Меттатона. Он должен был найти способ вырваться из этого болота, чего бы это ни стоило.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Меттатон проснулся с непривычной бодростью, сон словно смыл остатки усталости. Приведя себя в порядок и оставив хижину сиять чистотой, он вышел на работу. Зимний лес встретил его тихим великолепием. Снежинки, словно крошечные балерины, кружились в морозном воздухе, а ветви деревьев утопали в пушистых сугробах. Миновав лесную чащу, Меттатон вскоре достиг отеля. У входа, как всегда, маячил Бургерпентс. Тот спешно затушил сигарету, едва завидев босса, и замер в неестественной позе.
Меттатон приветливо поздоровался, на что Бургерпентс пробормотал что-то невнятное в ответ. Их отношения нельзя было назвать дружескими, но и врагами их было сложно представить. Продвигаясь вглубь отеля, Меттатон машинально заглядывал в коридоры, а затем вышел на улицу и направился к студии. Коллег он недолюбливал, но обещание Фелла о скором переезде удерживало его от импульсивного решения бросить все. К тому же, стабильность вносила свои коррективы. Частые съемки в чужих студиях были неизбежны, и спорить с этим было бесполезно. На поверхности его популярность померкла. Образ "робота-убийцы" оказался невостребованным, а новые идеи не приносили желаемого успеха. Звезда Подземелья, кумир миллионов, здесь стал лишь одной из тысяч, если не больше, заурядных знаменитостей. Наконец, впереди показалось здание чужой студии. Меттатон вошел внутрь. Все как обычно: нелюбимые лица, безответственный персонал, грубое "начальство", если его можно так назвать, и бесконечная работа. Лишь мысль о Фелле не давала ему сломаться и сбежать. Рабочий день начался.
Меттатон вошел в гримерку, где его уже ждала утомленная визажистка. Она молча принялась за работу, нанося слои грима на его металлическое лицо. Меттатон не любил этот процесс, но понимал его необходимость. Он чувствовал себя марионеткой, куклой, которую готовят к выступлению.
Съемки начались с опозданием. Режиссер, толстый и потный тип, постоянно кричал и нервничал. Меттатон старался не обращать на него внимания и сосредоточиться на своей роли. Он должен был изображать радость и восторг, хотя внутри него клокотала тоска. Каждый жест, каждое слово были выверены и отрепетированы. Меттатон же, любил больше импровизации.
После съемок Меттатон чувствовал себя опустошенным. Он устало брел по коридорам студии, мечтая о доме и объятиях Фелла, которых он никогда нн дождется. На выходе его окликнул режиссер, но Меттатон слушал вполуха. Ему хотелось лишь одного – поскорее уйти.
04.04.202517:34
Меттатон пробудился медленно, словно из кошмарного сна. Твердый, деревянный пол под ним казался могильной плитой, напоминая о ночном забытье, вызванном адской болью. Теперь эта дыра в голове, пульсирующая отвращением, не давала сосредоточиться. Боль стала фантомной, неотступной, словно вечный саундтрек его страданий.
Дверь оставалась предательски запертой – Фелл так и не вернулся. Печально. За окном, похоже, уже вовсю хозяйничал день. Меттатон проспал работу, да и вряд ли пошел бы туда в таком состоянии. Даже не потрудился бы предупредить. Пустой внутренний карман пиджака красноречиво говорил о том, что кто-то уже воспользовался его беспомощностью, обворовав на бумажник.
Попытка встать обернулась головокружительной неудачей. Внутренности головы, казалось, превратились в кипящий хаос. Ноги, словно чужие, отказывались повиноваться. Он пополз к кровати, тщетно пытаясь осмыслить события прошлой ночи. В голове не укладывалось, как подобное могло произойти так легко и безнаказанно…
Вцепившись пальцами в край матраса, он ощутил призрачное облегчение, мимолетный проблеск сознания в густой пелене боли.
В голове роились обрывки мыслей, тут же погребенные новой волной мучений, словно оглушительный, нескончаемый шторм. Но главная, настойчивая мысль сверлила сознание: "Что теперь делать?". Денег на ремонт едва ли хватит, тем более, выговор сегодня почти гарантирован, а там и до увольнения рукой подать.
Альфис, конечно, могла бы помочь, но это все равно неподъемная гора работы и материалов. Меттатон с горечью вспомнил недавнее обещание Феллу о переезде в дом в городе, а может, даже в его сердце. Хижина Андайн была уютной, но совершенно непрактичной для них двоих.
Андайн сейчас даже не в стране, она уехала по делам в Лимбо и никак не сможет помочь. Поглощенный этими мыслями, Меттатон рухнул на кровать животом. Даже думать было невыносимо… хотелось лишь, чтобы все разрешилось само собой… чтобы не приходилось тратить последние силы на борьбу за выживание… Потолок, казалось, невесомо давил на него, а четыре стены просторной комнаты высасывали остатки вдохновения, всякую надежду что-то исправить.
Хотелось лишь прекратить эти муки. Ядовитый мрак комнаты обесцвечивал боль, превращая её в тусклое подобие. У Меттатона не осталось ничего. Ни былой популярности, ни звонких монет, ни желанной свободы – одна лишь зияющая пустота. Даже боль казалась фальшивой, предназначенной для чужих глаз, отчего становилось невыносимо тошно.
Еле волоча ноги, он добрался до кухни, где, на удивление, никого не было. Обессиленно рухнув на стул, Меттатон вновь ощупал карманы в тщетной надежде. Телефон и бумажник исчезли. Даже позвонить некому. Видимо, дом опустел. Бисквит, вероятно, гуляет где-то на воле, Тэмми пропала неделю назад, Андайн пропадает на работе, Гастер вместе с ней. Фелл… Фелл никуда не денется. Возможно, он сможет помочь… или хотя бы попытается.
Понимая, что сил добраться до Фелла нет, Меттатон, хрипло выкрикивая его имя, уже начал терять надежду. Но. Спустя томительное время, в дверях кухни появился Фелл, с натянутой гримасой недовольства на лице, все так же погруженный в молчание.
Но все таки спустя минуту томительного молчания, Меттатон даже не мог придумать что сказать, все варианты были просто... нелепыми... жалкими.. тошными даже для самого него. Собравшись с силами, метаттон произнес
"Дорогуша, можешь... позвонить Андайн?"
Хриплым голосом проговорил Он, ложась туловищем и головой на стол, чтобы хоть немного снять напряжение тела, которое не могло расслабится, как раньше, продолжая насильно напрягаться, без продыху.
Фелл же, не спешил звонить ей, медлясь, не решаясь. Однако, смотря на ситуацию вновь, он медленно достал телефон. Набрал номер, "абонент временно не доступен, пожалуйста, перезвоните позже или оставьте голосовое сообщение."
Фелл сбросил, и видя по лицу меттатона, что он услышал из трубки телефона те слова. Перезвонить позже.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
Дверь оставалась предательски запертой – Фелл так и не вернулся. Печально. За окном, похоже, уже вовсю хозяйничал день. Меттатон проспал работу, да и вряд ли пошел бы туда в таком состоянии. Даже не потрудился бы предупредить. Пустой внутренний карман пиджака красноречиво говорил о том, что кто-то уже воспользовался его беспомощностью, обворовав на бумажник.
Попытка встать обернулась головокружительной неудачей. Внутренности головы, казалось, превратились в кипящий хаос. Ноги, словно чужие, отказывались повиноваться. Он пополз к кровати, тщетно пытаясь осмыслить события прошлой ночи. В голове не укладывалось, как подобное могло произойти так легко и безнаказанно…
Вцепившись пальцами в край матраса, он ощутил призрачное облегчение, мимолетный проблеск сознания в густой пелене боли.
В голове роились обрывки мыслей, тут же погребенные новой волной мучений, словно оглушительный, нескончаемый шторм. Но главная, настойчивая мысль сверлила сознание: "Что теперь делать?". Денег на ремонт едва ли хватит, тем более, выговор сегодня почти гарантирован, а там и до увольнения рукой подать.
Альфис, конечно, могла бы помочь, но это все равно неподъемная гора работы и материалов. Меттатон с горечью вспомнил недавнее обещание Феллу о переезде в дом в городе, а может, даже в его сердце. Хижина Андайн была уютной, но совершенно непрактичной для них двоих.
Андайн сейчас даже не в стране, она уехала по делам в Лимбо и никак не сможет помочь. Поглощенный этими мыслями, Меттатон рухнул на кровать животом. Даже думать было невыносимо… хотелось лишь, чтобы все разрешилось само собой… чтобы не приходилось тратить последние силы на борьбу за выживание… Потолок, казалось, невесомо давил на него, а четыре стены просторной комнаты высасывали остатки вдохновения, всякую надежду что-то исправить.
Хотелось лишь прекратить эти муки. Ядовитый мрак комнаты обесцвечивал боль, превращая её в тусклое подобие. У Меттатона не осталось ничего. Ни былой популярности, ни звонких монет, ни желанной свободы – одна лишь зияющая пустота. Даже боль казалась фальшивой, предназначенной для чужих глаз, отчего становилось невыносимо тошно.
Еле волоча ноги, он добрался до кухни, где, на удивление, никого не было. Обессиленно рухнув на стул, Меттатон вновь ощупал карманы в тщетной надежде. Телефон и бумажник исчезли. Даже позвонить некому. Видимо, дом опустел. Бисквит, вероятно, гуляет где-то на воле, Тэмми пропала неделю назад, Андайн пропадает на работе, Гастер вместе с ней. Фелл… Фелл никуда не денется. Возможно, он сможет помочь… или хотя бы попытается.
Понимая, что сил добраться до Фелла нет, Меттатон, хрипло выкрикивая его имя, уже начал терять надежду. Но. Спустя томительное время, в дверях кухни появился Фелл, с натянутой гримасой недовольства на лице, все так же погруженный в молчание.
Но все таки спустя минуту томительного молчания, Меттатон даже не мог придумать что сказать, все варианты были просто... нелепыми... жалкими.. тошными даже для самого него. Собравшись с силами, метаттон произнес
"Дорогуша, можешь... позвонить Андайн?"
Хриплым голосом проговорил Он, ложась туловищем и головой на стол, чтобы хоть немного снять напряжение тела, которое не могло расслабится, как раньше, продолжая насильно напрягаться, без продыху.
Фелл же, не спешил звонить ей, медлясь, не решаясь. Однако, смотря на ситуацию вновь, он медленно достал телефон. Набрал номер, "абонент временно не доступен, пожалуйста, перезвоните позже или оставьте голосовое сообщение."
Фелл сбросил, и видя по лицу меттатона, что он услышал из трубки телефона те слова. Перезвонить позже.
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
03.04.202519:40
05.04.202517:07
[<>🐬<>]
Личная реклама от меня, дорогуши
https://t.me/fellmettaton
Вот канал Фелла из фф отсюда, если бы не он, этого канала бы не существовало, вдохновлялась я именно им💋
Личная реклама от меня, дорогуши
https://t.me/fellmettaton
Вот канал Фелла из фф отсюда, если бы не он, этого канала бы не существовало, вдохновлялась я именно им💋
04.04.202517:34
Он вновь, как в забытом кошмаре, приставил дуло к подбородку, еще до того, как Фелл успел выйти. А потом… словно очнулся. Почему он должен страдать? Почему он должен прощать? Почему именно он? Почему… Меттатон поднял взгляд и увидел спину Фелла, который уже почти скрылся за дверью. Сдавленно хныкая, он вскинул ружье. Раздался резкий, прорезающий воздух звук, а после – тишина. В груди Фелла, чуть ниже ключицы, расцвела железная роза – большая дыра, оставленная пулей крупнокалиберной винтовки. Тело Фелла затряслось в агонии, и комната вновь наполнилась хныкающим, мелодично повторяющимся звуком.
В голове Фелла бушевал ураган мыслей. Он обернулся на Меттатона, все еще державшего ружье, но теперь нацеленного дулом ему в голову. Видимо, бог услышал его молитвы – он хотел принять боль Меттатона, хотел занять его место. В конце осталась лишь одна мысль: может быть, это все к лучшему?
Раздался новый выстрел, и тело Фелла безжизненно рухнуло на пол. Меттатон сделал то, что хотел. Так почему же ему не стало легче? Почему стало только хуже? Он отомстил, он одержал победу, он должен радоваться, что все, наконец, закончено… Так почему же ему хочется лишь сильнее умереть? Почему? Меттатон издал нервный смешок, перешедший в хныканье. Через минуту он уже рвал свое горло беспрерывным стоном боли. Он истерил, сидел на коленях, бил пол, стены, ломая пальцы ещё сильнее, рыдал бесслезно, стонал, хныкал, рыдал… И этому не было конца. Он не планировал останавливаться.
Он вновь окинул взглядом ружье, он подполз к нему, "сломал" дуло, откуда вывалились 2 гильзы и вставил патроны. После чего затянул рычаг на нём, послышался характерный щелчок, он приставил ружье к подбородку, буквально поставив свою голову на ружье, пальцы нежно коснулись курка отдаваясь болью, а в голове пронеслось, словно бы прощальное обращение к зрителям "это моё последнее шоу." Руки резко надавили вниз, пальцы заныли болью, но не долго, уже через секунду все затихло. Оставив лишь тишину вокруг... может в следующий раз все будет немного лучше?
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
В голове Фелла бушевал ураган мыслей. Он обернулся на Меттатона, все еще державшего ружье, но теперь нацеленного дулом ему в голову. Видимо, бог услышал его молитвы – он хотел принять боль Меттатона, хотел занять его место. В конце осталась лишь одна мысль: может быть, это все к лучшему?
Раздался новый выстрел, и тело Фелла безжизненно рухнуло на пол. Меттатон сделал то, что хотел. Так почему же ему не стало легче? Почему стало только хуже? Он отомстил, он одержал победу, он должен радоваться, что все, наконец, закончено… Так почему же ему хочется лишь сильнее умереть? Почему? Меттатон издал нервный смешок, перешедший в хныканье. Через минуту он уже рвал свое горло беспрерывным стоном боли. Он истерил, сидел на коленях, бил пол, стены, ломая пальцы ещё сильнее, рыдал бесслезно, стонал, хныкал, рыдал… И этому не было конца. Он не планировал останавливаться.
Он вновь окинул взглядом ружье, он подполз к нему, "сломал" дуло, откуда вывалились 2 гильзы и вставил патроны. После чего затянул рычаг на нём, послышался характерный щелчок, он приставил ружье к подбородку, буквально поставив свою голову на ружье, пальцы нежно коснулись курка отдаваясь болью, а в голове пронеслось, словно бы прощальное обращение к зрителям "это моё последнее шоу." Руки резко надавили вниз, пальцы заныли болью, но не долго, уже через секунду все затихло. Оставив лишь тишину вокруг... может в следующий раз все будет немного лучше?
‧⁺˚*･༓☾ ... ☽༓･*˚⁺‧
04.04.202517:34
Тем временем, Фелл, словно подбитая птица, забился в угол своей комнаты. Сидел на краю кровати, согбенный под тяжестью вины. Голова поникла, словно сломанный стебель, спина сгорблена, а верхняя пара рук тщетно пыталась удержать голову, в которой вихрем кружилась лишь одна мысль: "Надо было остановиться…" Самоистязание. Нескончаемый, мучительный процесс, начавшийся в тот самый момент, когда он переступил порог комнаты.
Он не знал, как попросить прощения. Как хотя бы попытаться помочь Меттатону. Он понимал его боль, знал о его внутренних демонах, но все равно поддался ярости, вспыхнувшей от малейшей искры. Хотелось крушить все вокруг, бросать вещи, разбивать керамику, рвать на себе волосы, но сил хватало лишь на тихое, бесслезное хныканье. Ему бы отмотать время назад, вернуться в прошлое, надеяться, что он окажется слабее Меттатона, что сможет сдержаться, что не причинит боль тому, кто стал ему так дорог. Надеяться… словно наивное дитя, верящее в сказки. Он знал, что был создан для насилия, для подобного. Но теперь, когда он сам "коснулся" близкого… это было нестерпимо больно. Такой болью, что он готов был поменяться местами с Меттатоном, принять на себя все его страдания, моральные и физические. Но все, что он мог, это хныкать, надеяться и думать о призрачной возможности прощения. Он чувствовал себя монстром, чудовищем, и его собственное сердце стало для него самой жестокой тюрьмой.
Он хотел, истово желал вскочить, броситься к Меттатону, вымолить прощение, пасть ниц, принести униженный поклон. Он жаждал исправить хоть что-то, но оковы вины сковывали его. В памяти терзали его же слова, брошенные в лицо Меттатону: "Ты – ничто, без меня ты жалок и беспомощен".
Какие же гнилые, ядовитые семена посеяли те слова, Ведь именно Фелл оказался немощен, сломлен. Без Меттатона он – тень, не способная ни работать, ни общаться, ни просто выйти на улицу без катастрофы. И вот, апогей падения – он, жалкий, избил того, кто хоть как-то пытался соткать для него полотно тепла и заботы. Мелочи, да, но какие драгоценные: разговоры, робкие попытки объятий, покупка его любимого, хоть и дорогого чая… А что Фелл? Лишь требовал, как ненасытный демон. Требовал переезда, лучшего отношения. Но заслуживал ли он вообще чего-либо, кроме презрения к самому себе?
Охх, кажется, он утонул в бездне самобичевания, ушел в прошлое настолько глубоко, что перестал различать очертания реальности. Или, может, просто бежал от нее, как от чумы. Каждая минута отзывалась ударом молота по сердцу, голова наливалась свинцом.
Он, скуля, словно раненый зверь, попытался подняться на непослушные, онемевшие ноги. Они, словно чужие, заплетались, грозя обрушить все его тело на пол, в пучину бессилия.
Фелл вывалился из комнаты, и в глаза ему ударила жгучая деталь: распахнутая дверь в комнату Андайн. В груди кольнуло, как от удара кинжала. Он, спотыкаясь, подбежал к двери, голова шла кругом, и он увидел… своего близкого друга? Он сидел на полу, прислонившись к стене, а рядом валялась винтовка, зловеще поблескивая в полумраке. Челюсть задрожала в бессильной истерике, правую руку свело судорогой, она дернулась, словно одержимая. Фелл бросился к лежащему и крепко обнял его, словно пытаясь впитать в себя всю его боль. Меттатон же, словно сомнамбула, смотрел равнодушным взглядом, как Фелл мечется вокруг него, как молит о прощении, хнычет, обнимает, касается его… Это было так чуждо, так нереально – получать заботу от него, от Фелла. И Меттатон, словно автомат, соглашался, прощал его, тысячи раз принимал извинения, не вникая в смысл слов. В голове его была лишь ледяная пустота. Чувства не вернулись. Не было ни тепла, ни надежды.
Спустя бесконечную череду извинений, Фелл зачем-то начал говорить о своих планах, видимо, только что озвучил их, но Меттатону было все равно. Когда Фелл отвернулся, Меттатон заметил маленький блестящий металлический "рычажок" на винтовке. Он взял винтовку в руки и потянул его на себя. Послышался тихий щелчок, и в Меттатона вновь ворвалась… жизнь. Страх, боль, отчаяние – ледяной водой окатили его.
Он не знал, как попросить прощения. Как хотя бы попытаться помочь Меттатону. Он понимал его боль, знал о его внутренних демонах, но все равно поддался ярости, вспыхнувшей от малейшей искры. Хотелось крушить все вокруг, бросать вещи, разбивать керамику, рвать на себе волосы, но сил хватало лишь на тихое, бесслезное хныканье. Ему бы отмотать время назад, вернуться в прошлое, надеяться, что он окажется слабее Меттатона, что сможет сдержаться, что не причинит боль тому, кто стал ему так дорог. Надеяться… словно наивное дитя, верящее в сказки. Он знал, что был создан для насилия, для подобного. Но теперь, когда он сам "коснулся" близкого… это было нестерпимо больно. Такой болью, что он готов был поменяться местами с Меттатоном, принять на себя все его страдания, моральные и физические. Но все, что он мог, это хныкать, надеяться и думать о призрачной возможности прощения. Он чувствовал себя монстром, чудовищем, и его собственное сердце стало для него самой жестокой тюрьмой.
Он хотел, истово желал вскочить, броситься к Меттатону, вымолить прощение, пасть ниц, принести униженный поклон. Он жаждал исправить хоть что-то, но оковы вины сковывали его. В памяти терзали его же слова, брошенные в лицо Меттатону: "Ты – ничто, без меня ты жалок и беспомощен".
Какие же гнилые, ядовитые семена посеяли те слова, Ведь именно Фелл оказался немощен, сломлен. Без Меттатона он – тень, не способная ни работать, ни общаться, ни просто выйти на улицу без катастрофы. И вот, апогей падения – он, жалкий, избил того, кто хоть как-то пытался соткать для него полотно тепла и заботы. Мелочи, да, но какие драгоценные: разговоры, робкие попытки объятий, покупка его любимого, хоть и дорогого чая… А что Фелл? Лишь требовал, как ненасытный демон. Требовал переезда, лучшего отношения. Но заслуживал ли он вообще чего-либо, кроме презрения к самому себе?
Охх, кажется, он утонул в бездне самобичевания, ушел в прошлое настолько глубоко, что перестал различать очертания реальности. Или, может, просто бежал от нее, как от чумы. Каждая минута отзывалась ударом молота по сердцу, голова наливалась свинцом.
Он, скуля, словно раненый зверь, попытался подняться на непослушные, онемевшие ноги. Они, словно чужие, заплетались, грозя обрушить все его тело на пол, в пучину бессилия.
Фелл вывалился из комнаты, и в глаза ему ударила жгучая деталь: распахнутая дверь в комнату Андайн. В груди кольнуло, как от удара кинжала. Он, спотыкаясь, подбежал к двери, голова шла кругом, и он увидел… своего близкого друга? Он сидел на полу, прислонившись к стене, а рядом валялась винтовка, зловеще поблескивая в полумраке. Челюсть задрожала в бессильной истерике, правую руку свело судорогой, она дернулась, словно одержимая. Фелл бросился к лежащему и крепко обнял его, словно пытаясь впитать в себя всю его боль. Меттатон же, словно сомнамбула, смотрел равнодушным взглядом, как Фелл мечется вокруг него, как молит о прощении, хнычет, обнимает, касается его… Это было так чуждо, так нереально – получать заботу от него, от Фелла. И Меттатон, словно автомат, соглашался, прощал его, тысячи раз принимал извинения, не вникая в смысл слов. В голове его была лишь ледяная пустота. Чувства не вернулись. Не было ни тепла, ни надежды.
Спустя бесконечную череду извинений, Фелл зачем-то начал говорить о своих планах, видимо, только что озвучил их, но Меттатону было все равно. Когда Фелл отвернулся, Меттатон заметил маленький блестящий металлический "рычажок" на винтовке. Он взял винтовку в руки и потянул его на себя. Послышался тихий щелчок, и в Меттатона вновь ворвалась… жизнь. Страх, боль, отчаяние – ледяной водой окатили его.
04.04.202517:34
Фелл, обычно сотканный из грубости и угловатости, словно высеченный из неотёсанного камня, совершил нечто невероятное, нечто, идущее вразрез со всей его сутью. Он неуклюже, словно стесняясь собственной доброты, приобнял Меттатона. Это было как если бы буря внезапно стихла, оставив после себя лишь тихий шепот ветра. Вторая пара его механических рук, коснулась спины Меттатона с неожиданной, почти робкой деликатностью. Каждое движение этих металлических конечностей было наполнено внутренней борьбой, будто Фелл пытался обуздать свою собственную грубость, чтобы предложить хоть каплю утешения. Голова Фелла склонилась к нему, почти касаясь сияющих, словно ореол, волос Меттатона, в нерешительном, почти испуганном поглаживании. Это было так не похоже на Фелла, что казалось сном, моментом безумия, подкинутым коварным разумом.
Меттатон, скорчившийся от пронзительной боли, уткнулся лицом в холодную поверхность стола. Он не ответил на этот неожиданный жест, не произнёс ни слова, не издал ни звука. Но он и не оттолкнул Фелла, не отверг эту… невероятную, почти невозможную нежность, исходящую от того, от кого он ожидал чего угодно, но только не этого. Это было настолько не в его характере, что почти шокировало, словно демон, решил вязать кружева, создавая утонченные узоры. Это было настолько неестественно, что заставило Меттатона засомневаться в реальности происходящего. Возможно, это всего лишь галлюцинация, порождённая болью...
Меттатон скорее удивился, чем обрадовался. Нет, это прикосновение не было приятным в том смысле, в котором он привык ощущать Фелла. Раньше, прикосновения Фелла возможно бы и зажигали искры радости, согревали душу, словно горячее пламя в зимнюю стужу, пробуждали… Меттатон застыл в раздумьях, словно пойманный в паутину воспоминаний, в лабиринт прошлого, где каждый уголок был наполнен эхом тепла.
Но теперь… Теперь по ощущению осталась лишь тень былого, бледное отражение того, что когда-то было. Лёгкое тепло, едва коснувшееся его, тут же угасло, как искра, попавшая в воду, когда Фелл отстранился, оставив лишь зябкую пустоту на месте прикосновения. И он ушёл, растворился в другой комнате, унося с собой осколок былого тепла, оставляя лишь терпкий привкус упущенной близости, горечь разочарования, которая заполняла каждую клеточку его существа. Это было словно предательство, пусть и не намеренное. Будто Фелл случайно обронил драгоценность, а потом, не заметив, прошёл мимо.
Меттатон, словно молнией поражённый, вдруг выстрелил рукой вперёд и вцепился в предплечье Фелла. Это было не просто удержать, а скорее… надежда, робкая, как первый луч солнца сквозь густые, мрачные тучи, а может и проверка на "вшивость" ? Будто Меттатон отчаянно пытался нашарить в ледяной глыбе Фелла хоть искру тепла, намек на родство душ, подтверждение того, что между ними все есть связь... или зотябы возможна. Это был отчаянный жест, попытка ухватиться за ускользающую нить, связывающую их вместе.
Фелл(ллллллушеч) секунду задержав на нём взгляд, полный непонятной смеси раздражения и… чего-то ещё? Чего-то, что Меттатон не мог расшифровать, чего-то спрятанного глубоко внутри, за стеной цинизма и грубости. – резким рывком вырвал свою руку из стальной хватки Меттатона и, отойдя назад, принялся строчить что-то в своём телефоне для Андайн, видимо синдром нежности у него закончился так же внезапно, как и начался. Это было словно пощёчина, удар, нанесённый прямо в сердце.
Словно проколотый воздушный шарик, Меттатон исторг звук, пропитанный разочарованием и высокомерием, но под маской надменности скрывалась глубокая боль. И его глаза взметнулись вверх, словно две неоновые планеты, совершающие свой вечный, бессмысленный круговорот в бескрайнем космосе отчаяния. Он вновь коснулся ушибленного места, словно стремясь смыть с себя печать проигрыша, словно пытаясь стереть воспоминание о прикосновении, которое обернулось лишь разочарованием. И бросил на Фелла взгляд, полный снисходительной досады, подобно учителю, заставшему ученика за списыванием, полному осознания собственной правоты и превосходства.
Меттатон, скорчившийся от пронзительной боли, уткнулся лицом в холодную поверхность стола. Он не ответил на этот неожиданный жест, не произнёс ни слова, не издал ни звука. Но он и не оттолкнул Фелла, не отверг эту… невероятную, почти невозможную нежность, исходящую от того, от кого он ожидал чего угодно, но только не этого. Это было настолько не в его характере, что почти шокировало, словно демон, решил вязать кружева, создавая утонченные узоры. Это было настолько неестественно, что заставило Меттатона засомневаться в реальности происходящего. Возможно, это всего лишь галлюцинация, порождённая болью...
Меттатон скорее удивился, чем обрадовался. Нет, это прикосновение не было приятным в том смысле, в котором он привык ощущать Фелла. Раньше, прикосновения Фелла возможно бы и зажигали искры радости, согревали душу, словно горячее пламя в зимнюю стужу, пробуждали… Меттатон застыл в раздумьях, словно пойманный в паутину воспоминаний, в лабиринт прошлого, где каждый уголок был наполнен эхом тепла.
Но теперь… Теперь по ощущению осталась лишь тень былого, бледное отражение того, что когда-то было. Лёгкое тепло, едва коснувшееся его, тут же угасло, как искра, попавшая в воду, когда Фелл отстранился, оставив лишь зябкую пустоту на месте прикосновения. И он ушёл, растворился в другой комнате, унося с собой осколок былого тепла, оставляя лишь терпкий привкус упущенной близости, горечь разочарования, которая заполняла каждую клеточку его существа. Это было словно предательство, пусть и не намеренное. Будто Фелл случайно обронил драгоценность, а потом, не заметив, прошёл мимо.
Меттатон, словно молнией поражённый, вдруг выстрелил рукой вперёд и вцепился в предплечье Фелла. Это было не просто удержать, а скорее… надежда, робкая, как первый луч солнца сквозь густые, мрачные тучи, а может и проверка на "вшивость" ? Будто Меттатон отчаянно пытался нашарить в ледяной глыбе Фелла хоть искру тепла, намек на родство душ, подтверждение того, что между ними все есть связь... или зотябы возможна. Это был отчаянный жест, попытка ухватиться за ускользающую нить, связывающую их вместе.
Фелл(ллллллушеч) секунду задержав на нём взгляд, полный непонятной смеси раздражения и… чего-то ещё? Чего-то, что Меттатон не мог расшифровать, чего-то спрятанного глубоко внутри, за стеной цинизма и грубости. – резким рывком вырвал свою руку из стальной хватки Меттатона и, отойдя назад, принялся строчить что-то в своём телефоне для Андайн, видимо синдром нежности у него закончился так же внезапно, как и начался. Это было словно пощёчина, удар, нанесённый прямо в сердце.
Словно проколотый воздушный шарик, Меттатон исторг звук, пропитанный разочарованием и высокомерием, но под маской надменности скрывалась глубокая боль. И его глаза взметнулись вверх, словно две неоновые планеты, совершающие свой вечный, бессмысленный круговорот в бескрайнем космосе отчаяния. Он вновь коснулся ушибленного места, словно стремясь смыть с себя печать проигрыша, словно пытаясь стереть воспоминание о прикосновении, которое обернулось лишь разочарованием. И бросил на Фелла взгляд, полный снисходительной досады, подобно учителю, заставшему ученика за списыванием, полному осознания собственной правоты и превосходства.
04.04.202517:34
Работа больше не приносила Меттатону былой услады. В тесных рамках существующих ограничений его удерживало лишь данное Феллу обещание скорого переезда в достойное жилье. "Может, хоть тогда Фелл перестанет так напряженно ко мне относиться…" – робко надеялся Меттатон. Сейчас же, мечтая лишь о скорейшем уходе, он медленно брёл по тёмным закоулкам закулисья.
Внезапная, пронзительная боль в затылке окатила Меттатона, словно ядом, лишая сил. Ноги, словно налитые ватой, предательски подгибались. Голова стала непомерно тяжелой, а глаза, застилаемые слезами, судорожно дрожали, отчаянно сопротивляясь тьме, стремящейся поглотить зрение. И вдруг… непроглядная бездна. Тело обмякло, пораженное сокрушительным ударом чего-то тяжелого и острого, пришедшегося точно по шву, соединяющему металлические пластины головы.
Тем временем Фелл, с показной небрежностью, восседал в гостиной перед телевизором, механически переключая каналы. Мелькнув взглядом на часы, он подумал: "Что-то этот идиот задерживается. Хотя, так даже лучше". Компания Меттатона не доставляла ему особого удовольствия. Скорее, он был полезен, а после нелепого поцелуя все стало только хуже. Час тянулся за часом, и отсутствие монстра начало тревожить Фелла.
Спустя пять томительных часов Фелл попытался дозвониться до Меттатона, но безуспешно. Общаться с другими людьми он не мог, а просить кого-либо в хижине о помощи казалось ему чем-то унизительным, признаком слабости. Нарастающее беспокойство внезапно прервал скрип входной двери. Фелл быстрым шагом направился туда, готовый обрушить на Меттатона поток ругательств, но замер в оцепенении.
Меттатон лежал на полу, судорожно прижимая руку к зияющей ране на голове. За ним, по снегу, тянулся след. От былой самодовольной улыбки не осталось и следа, на лице застыла гримаса мучительной боли. На голове алела глубокая, десятисантиметровая рана, металл был словно пропилен насквозь.
Казалось, его будто пронзили пилой по металлу. Глаза Меттатона, будь они способны на то, уже бы покраснели и наполнились слезами. Перед Феллом стояло лишь жалкое подобие его прежнего друга, глубоко раненый, безмолвный, словно испуганный ребенок. Неужели такого робота так легко сломить? Феллу и в голову не приходило, что на поверхности найдутся те, кто захочет столь жестоко расправиться с его надоедливым, пусть и не самым приятным, но все же… другом? В этот миг Фелл был снедаем противоречивыми чувствами, разрываемый между желанием помочь и отвернуться от страдающего.
♤♤голосование решило спасти Меттатона♡♡
Фелл приблизился к Меттатону, и тот не сопротивлялся, лишь трепетал в его объятиях, словно осенний лист, сорвавшийся с ветки. Фелл понес его в комнату, как небрежно перекинул бы через плечо кошку, но даже эта грубость казалась проявлением заботы. Он бросил Меттатона на кровать и, помедлив, направился к выходу. Равнодушие, лишь слегка подкрашенное жалостью, заставило его помочь. Уже у самой двери Фелл бросил через плечо: «Идиот. Без меня ты ни на что не способен». И, не дождавшись ответа, закрыл дверь, оставив Меттатона в одиночестве.
Меттатон лежал, глядя в потолок, и слова Фелла эхом отдавались в его металлическом черепе. "Без меня ты ни на что не способен…" Он знал, что это правда, или просто пытался убедить себя в лживые слова?... Без Фелла он считал себя лишь куском металла, запрограммированным на развлечение, но не имеющим цели. Фелл наполнил его существование смыслом, пусть и болезненным, извращенным. Ему нравилось быть рядом с ним..
Он был сломан, разбит, брошен..
Собрав остатки сил, Меттатон все же поднялся и поплелся к зеркалу. В отражении он увидел лишь жалкое подобие себя. Он больше не был блистательным и уверенным в себе идолом, каким его знало все Подземелье. Он был лишь сломанной игрушкой, брошенной на произвол судьбы. И все же, в глубине души, он все еще надеялся, что Фелл вернется... вернётся... же?...
вы дождались проды, молодцы
Внезапная, пронзительная боль в затылке окатила Меттатона, словно ядом, лишая сил. Ноги, словно налитые ватой, предательски подгибались. Голова стала непомерно тяжелой, а глаза, застилаемые слезами, судорожно дрожали, отчаянно сопротивляясь тьме, стремящейся поглотить зрение. И вдруг… непроглядная бездна. Тело обмякло, пораженное сокрушительным ударом чего-то тяжелого и острого, пришедшегося точно по шву, соединяющему металлические пластины головы.
Тем временем Фелл, с показной небрежностью, восседал в гостиной перед телевизором, механически переключая каналы. Мелькнув взглядом на часы, он подумал: "Что-то этот идиот задерживается. Хотя, так даже лучше". Компания Меттатона не доставляла ему особого удовольствия. Скорее, он был полезен, а после нелепого поцелуя все стало только хуже. Час тянулся за часом, и отсутствие монстра начало тревожить Фелла.
Спустя пять томительных часов Фелл попытался дозвониться до Меттатона, но безуспешно. Общаться с другими людьми он не мог, а просить кого-либо в хижине о помощи казалось ему чем-то унизительным, признаком слабости. Нарастающее беспокойство внезапно прервал скрип входной двери. Фелл быстрым шагом направился туда, готовый обрушить на Меттатона поток ругательств, но замер в оцепенении.
Меттатон лежал на полу, судорожно прижимая руку к зияющей ране на голове. За ним, по снегу, тянулся след. От былой самодовольной улыбки не осталось и следа, на лице застыла гримаса мучительной боли. На голове алела глубокая, десятисантиметровая рана, металл был словно пропилен насквозь.
Казалось, его будто пронзили пилой по металлу. Глаза Меттатона, будь они способны на то, уже бы покраснели и наполнились слезами. Перед Феллом стояло лишь жалкое подобие его прежнего друга, глубоко раненый, безмолвный, словно испуганный ребенок. Неужели такого робота так легко сломить? Феллу и в голову не приходило, что на поверхности найдутся те, кто захочет столь жестоко расправиться с его надоедливым, пусть и не самым приятным, но все же… другом? В этот миг Фелл был снедаем противоречивыми чувствами, разрываемый между желанием помочь и отвернуться от страдающего.
♤♤голосование решило спасти Меттатона♡♡
Фелл приблизился к Меттатону, и тот не сопротивлялся, лишь трепетал в его объятиях, словно осенний лист, сорвавшийся с ветки. Фелл понес его в комнату, как небрежно перекинул бы через плечо кошку, но даже эта грубость казалась проявлением заботы. Он бросил Меттатона на кровать и, помедлив, направился к выходу. Равнодушие, лишь слегка подкрашенное жалостью, заставило его помочь. Уже у самой двери Фелл бросил через плечо: «Идиот. Без меня ты ни на что не способен». И, не дождавшись ответа, закрыл дверь, оставив Меттатона в одиночестве.
Меттатон лежал, глядя в потолок, и слова Фелла эхом отдавались в его металлическом черепе. "Без меня ты ни на что не способен…" Он знал, что это правда, или просто пытался убедить себя в лживые слова?... Без Фелла он считал себя лишь куском металла, запрограммированным на развлечение, но не имеющим цели. Фелл наполнил его существование смыслом, пусть и болезненным, извращенным. Ему нравилось быть рядом с ним..
Он был сломан, разбит, брошен..
Собрав остатки сил, Меттатон все же поднялся и поплелся к зеркалу. В отражении он увидел лишь жалкое подобие себя. Он больше не был блистательным и уверенным в себе идолом, каким его знало все Подземелье. Он был лишь сломанной игрушкой, брошенной на произвол судьбы. И все же, в глубине души, он все еще надеялся, что Фелл вернется... вернётся... же?...
вы дождались проды, молодцы
03.04.202518:47
Паказана 1 - 24 з 112
Увайдзіце, каб разблакаваць больш функцый.