Сахар далеко не сразу стал общеупотребительным в России. В XVII веке в страну завозился тростниковый сахар, и понятно, что он был еще дорогим. В обычной жизни чаще использовался мед. Для напитков его разводили водой — сытили — или ягодным соком. А для консервации ягод и плодов использовалась патока, как назывался тогда жидкий чистый мед. Василий Левшин в «Словаре поваренном» (1795 год. — Прим. ред.) подробно рассказывает, как ее готовили. «Выбери лучшего меду, — пишет он, — и очищай оный таковым образом: поставь в тазу на таган и, когда станет кипеть, снимай с него тщательно пену. Довольно ли он уварился, можно узнать положением в него куриного яйца: если оное потонет, значит, что еще не уварен, а когда будет плавать на поверхности, снять с огня. В этом меду можно варить всякие ягоды и плоды».

Еще долго варенье с медом готовилось не меньше, чем с сахаром. И даже Александр Пушкин, похоже, отдавал должное и тому и другому. По воспоминаниям мемуаристки и фрейлины двора Александры Смирновой-Россет, любимым вареньем поэта было белое крыжовенное, в которое на фунт ягод бралось два фунта сахара и один стакан воды. А вот в «Капитанской дочке» Александр Сергеевич упоминает другое лакомство, уже на меду: «Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки».

источник eda.ru

– Это… настоящий глинтвейн? – уточнила я, стараясь словами отгородиться от неприятного взгляда.

– Не совсем настоящий, но для реанимации сойдет. Пей. – Егор сел напротив и продолжил сверлить мой мозг. Вместе с кружкой он принес еще бокал виски для себя и сделал глоток.

Я поднесла горячую кружку к губам. Поначалу вино не чувствовалось совсем, но потом неожиданно запекло в груди, и щеки, без сомнения, порозовели. Алкоголь стал присутствовать настойчивее, будто его щедро добавили пару секунд назад. Он обжигал язык… Или так казалось?

– Не слишком крепкий? – непривычно мягко спросил Егор.

Медленно подняв голову, я с любопытством встретила его взгляд. И, быть может, впервые мне не захотелось отвести глаза в сторону. Я вовсе не трусила, как обычно.

– Нет.

Лицо Егора стало спокойным. Раздражение, злость, усталость… Все ушло. Даже небритость перестала добавлять выражению лица жесткость.

– Скажи честно, тебе снятся страшные сны?

– Откуда ты знаешь?..

– Я несколько раз приходил к тебе, когда ты уже спала.

– Что? – Быстро поставив опустевшую кружку на журнальный столик, я вскочила и почувствовала, какой кипяточной стала моя кровь. Показалось, будто она несется по венам с утроенной скоростью и обжигает изнутри. В висках застучали молоточки, картинка перед глазами дрогнула.

– Я почему-то так и знал, что тебе это не понравится, – с долей иронии произнес Егор и лениво положил ногу на ногу.

Всегда помни: мир прекрасен.
Мир был прекрасен и будет прекрасен. Только не надо мешать ему.

— Наверное, скоро изобретут и паровую газонокосилку, — предположил Роберт.

— Откровенно говоря, я бы не хотел, чтобы по лужайке, извергая дым, целый день носился закопчённый паровоз с машинистом, — недовольно поморщился лорд Аткинсон.

Долгий изучающий взгляд прошелся по мне с головы до ног и взметнулся вверх так хлестко и стремительно, что я качнулась. Наши глаза встретились, и я, защищаясь, вытянулась в струну и сжала кулаки. Конечно, я проиграю, но хотя бы две минуты пусть будут мои.

– Ты отвратительно выглядишь, – сухо произнес он, и я автоматически посмотрела на бутылку виски.

«Кто бы говорил… Я, по крайней мере, не пью».

– Мне все равно.

– Хочешь выпить? – На его губах появилась знакомая едкая усмешка, но через секунду от нее не осталось и следа. – Не советую. Алкоголь плохо влияет на детский мозг. Полагаю, тебе в школе об этом рассказывали.

Потеряв ко мне интерес, он вернулся к столу и доске. Но интуитивно я почувствовала перемену в его настроении, рубанок теперь двигался гораздо быстрее, а стружка, закручиваясь в длинную спираль, отлетала, подпрыгивая.

– Интересно, что ты делаешь? – прошептал Глеб, приблизился к закрытой двери, поднял руки и прижал ладони к прохладному дереву. Чуть помедлил, закрыл глаза и сосредоточился.

Темноту разорвал тусклый свет, который постепенно становился ярче. Сначала появились очертания мебели, а потом комната проявилась в полной мере и лишь бледная серая рябь мешала видеть все абсолютно четко. Чемодан, стул, а на нем белая кофточка с нелепыми рюшами и плиссированная юбка… угол кровати, кровать…

«Приятных снов, ретро-девчонка», – мысленно произнес Глеб, обнаружив на кровати Дашу. Она мирно спала на боку, положив ладонь под щеку и накрывшись одеялом-простыней…

Мой дорогой друг, здравый смысл — скучная вещь. Каждый должен быть немного сумасшедшим, с лёгкими завихрениями, и тогда жизнь покажется в новом свете, в совершенно неожиданном ракурсе.