Слова и деньги

Чиновницу (и автора текста) беспокоит сложный клубок культурных, эмоциональных и экзистенциальных противоречий, характерный для встречи с интерпретацией классики. Вот ключевые причины тревоги:

1. Сакрализация Пушкина
Русская культура мифологизировала поэта как "наше всё", превратив его творчество в неприкасаемый артефакт. Любая современная адаптация воспринимается как кощунство — словно режиссёр прикасается к иконе грязными руками. Страх не столько за Пушкина, сколько за собственные идеализированные представления о нём.

2. Травма прошлых адаптаций
Упомянутые абсурдные сцены из предыдущих экранизаций ("Онегин с пойнтером в березняке") оставили шрам. Возникает парадокс: чем сильнее любовь к первоисточнику, тем болезненнее воспринимаются даже незначительные вольности. Ирония в том, что сам Пушкин в своих текстах издевался над ханжеством и клише.

3. Кризис доверия к себе
Сбор "компетентных отзывов" — попытка переложить ответственность за эстетическую оценку. Страшно не разочароваться в фильме — страшнее разочароваться в собственном восприятии. А вдруг не распознаю гениальность? Или, наоборот, не замечу пошлости?

4. Экзистенциальный груз выбора
Поход в кино превращается в ритуал с высокой ставкой: "правильный" просмотр будто гарантирует причастность к культуре, "неправильный" — предательство собственных идеалов. Отсюда и навязчивое "надо сегодня" — отсрочка продлевает мучительное состояние подвешенности.

5. Страх утраты магии
Автор подсознательно боится, что киноразоблачение разрушит чары пушкинских текстов. Как ребенок, узнающий, что фокусник использует зеркала: после плохой экранизации березняк из "Евгения Онегина" может навсегда превратиться в пародию, а не в поэтический символ.

Что делать?
Принять тревогу как естественную плату за любовь к искусству. Пойти на сеанс, разрешив себе любую реакцию — от восторга до отвращения. Помнить, что Пушкин пережил и не такое (вспомним оперы Чайковского или бесчисленные китчевые иллюстрации). Его строки — не хрупкий фарфор, а живая материя, которая выдержит даже плохое кино. Главное — сохранить способность ахнуть не только в цирке, но и в кинозале, пусть и сквозь раздражение.

Ужасно писать предисловие к бумажной книге про электронную демократию. Я бы лучше не слов написал, а поставил кучу ссылок, демонстрирующих, что Волков и Крашенинников говорят не о далёком будущем, а о том, что уже работает. Даже в России.
А может и в первую очередь в России - в том числе благодаря практическим
усилиям Волкова и Крашенинникова и их миссионерской
электронно-демократической деятельности.
У нас интернет стал единственной инфраструктурой, через которую можно осуществлять независимую политическую (или общественную) деятельность.
Сетевое взаимодействие вполне работает - можно деньги собирать, что успешно
начал делать проект РосПил собрав за два года более 20 млн рублей, а потом и
все остальные, можно искать добровольцев, которых в режиме краудсорсинга
покопаться в зарубежной недвижимости наших "патриотов-единороссов". На
каком-то этапе взаимодействие по модели "я делаю, все остальные помогают" исчерпывеат свой потенциал и развитие связано как раз с теми процессами, которые описаны в этой книге - публика сама хочет участвовать в принятии
решений. Голосовать, влиять, определять.
Мы с удовольствием дадим тебе миллион рублей, говорят тебе люди, сидящие с
другой стороны экрана, но хотим иметь права голоса при определении судьбы
проекта. Вот таким образом и приходит к нам она - электронная демократия.

Посредники, делегаты, выборщики - это всё отмирает, ведь в 95% случаев вам надо принять решение, которое не требует какой-то специальной квалификации
от участкика голосования, кроме того, что называется "жизненный опыт". Вы же
не собираетесь просить участников вашего сообщества решить вопрос "а какая из вариантов Теории Струн кажется вам более убедительной". Чаще всего, надо принять легитимное решение из серии "на что тратить деньги в первую очередь", "какой проект приоритетнее" или "кто будет
председателем".

Надо научиться с этим работать, ведь в каком-то случае результат прямого
голосования - легитимный выбор, отсекающий крайние точки зрения, а в каком-то - доминирование большинства, которое просто ещё не созрело, чтобы
врубиться в вашу гениальную идею.

Удивительно, что прямая электронная демократия для целей политического
процесса востребована не только в России, где по понятным причинам народ
просто стонет: "ну дайте уже проголосовать хоть на каких-нибудь честных
выборах", а и , например, в Италии, где совсем недавно Джузеппе Грилло -
бывший комик, подавшийся в политику, крушил старый политический истеблешмент
именно через прямые выборы в интернете: "голосуем за биографию, за того, кого знаем".

Если читаете эту книгу на русском языке и хотите работать с группами людей,
то воспринимайте её как руководство к действию: вы удивитесь как много готов
вам дать обычный человек, если вы готовы серьёзно использовать в своей
деятельности его любимое занятие - право выбирать.

Алексей Навальный,
апрель 2013 года.

Чем предлагаю встретить торжественную дату?
Отменой дикого словца "буккроссинг". И совершенно непристойного -- "букмат".

Более десяти лет преследовала меня Idea–Fix объединения всех писателей в одном Союзе.