
Україна Online: Новини | Політика

Телеграмна служба новин - Україна

Резидент

Мир сегодня с "Юрий Подоляка"

Труха⚡️Україна

Николаевский Ванёк

Лачен пише

Реальний Київ | Украина

Реальна Війна

Україна Online: Новини | Політика

Телеграмна служба новин - Україна

Резидент

Мир сегодня с "Юрий Подоляка"

Труха⚡️Україна

Николаевский Ванёк

Лачен пише

Реальний Київ | Украина

Реальна Війна

Україна Online: Новини | Політика

Телеграмна служба новин - Україна

Резидент

Сёрен Киркегор (Кьеркегор)
Все о философе: факты и мифы, идеи и интерпретации, тексты и трудности перевода...
Рэйтынг TGlist
0
0
ТыпПублічны
Вертыфікацыя
Не вертыфікаваныНадзейнасць
Не надзейныРазмяшчэнне
МоваІншая
Дата стварэння каналаMar 07, 2025
Дадана ў TGlist
Mar 29, 2025Прыкрепленая група
СР
Сёрен Киркегор (Кьеркегор) chat
4
Рэкорды
10.04.202523:59
157Падпісчыкаў29.03.202523:59
200Індэкс цытавання04.04.202512:18
72Ахоп 1 паста23.04.202509:53
0Ахоп рэкламнага паста11.03.202512:18
9.72%ER11.03.202512:18
96.00%ERRРазвіццё
Падпісчыкаў
Індэкс цытавання
Ахоп 1 паста
Ахоп рэкламнага паста
ER
ERR
07.04.202516:47
Заметки о Повторении – 7
Ещё о повторах
Приведу ещё несколько примеров фигур повтора и расскажу, почему мне кажется важным передавать их при переводе.
Вот как Константин Констанций описывает то ложное повторение, которое он нашёл в Берлине:
«Всё оказалось тем же самым (det Samme): те же (de samme) остроты, те же (de samme) любезности, та же (den samme) учтивость, помещение то же самое (det samme) – словом, то же самое в том же самом (det Samme i det Samme)».
В этом коротком предложении присутствуют сразу четыре фигуры повтора:
1. Всё оказалось тем же самым: те же остроты … (анадиплосис)
2. «те же остроты, те же любезности, та же учтивость» (анафора)
3. «Всё оказалось тем же самым … помещение то же самое» (эпифора)
4. то же самое в том же самом (полиптотон)
(В переводе Ганзена/Лунгиной из этих четырёх передан только один: «И тут я нашел все по-прежнему, те же остроты, те же приемы в обращении, то же участливое внимание, и самую обстановку, словом, все то же самое».)
Киркегор в этом фрагменте настойчиво повторяет det Samme – «то же самое» для того, чтобы подчеркнуть, что такое повторение – не истинное. Это очень важный фрагмент, из которого видно, что сколько бы раз «то же самое» не повторилось – истинным повторением оно не станет никогда. Безусловно, здесь присутствует большая доля иронии. Константин Констанций посмеивается над самим собой: ты, мол, искал повторения – так вот оно, получай. Абзац заканчивается следующим образом:
«Соломон говорит, что женская сварливость подобна воде, капающей с крыши*; что бы он сказал об этом натюрморте? Страшно подумать, но здесь повторение оказалась возможным».
Ещё раз подчеркну: то повторение, которое «оказалась возможным» – вовсе не то, что Константин Констанций хотел найти. И в тексте несколько раз встречаются такого рода каламбуры**, в которых одно и то же слово (повторение) или однокоренные слова (например, повториться, повторение) используются в разных значениях. Один из таких фрагментов был рассмотрен в предыдущем посте. Вот ещё несколько похожих примеров:
«Единственное, что повторилось (gjentog sig) – это невозможность повторения (en Gjentagelse)».
«Что касается того значения, которое повторение (Gjentagelsen) имеет в жизни, то тут позволительно сказать многое без лишних повторений (en Gjentagelse)».
Киркегор не даёт чёткого определения истинному повторению - тому повторению, которое ищут его герои, но на основании приведённых выше (и им подобных) фрагментов читатель может по крайней мере сделать вывод о том, чем истинное повторение НЕ является. Поэтому мне кажется безусловно важным сохранять эти фигуры речи в переводе (не говоря уже о том, что они являются яркой стилистической особенностью языка Киркегора).
* Притчи 19:13.
** Строго говоря, такой приём называется антанакласис (греч. antanaklasis – отражение, преломление) – повтор слова с изменённым значением.
Ещё о повторах
Приведу ещё несколько примеров фигур повтора и расскажу, почему мне кажется важным передавать их при переводе.
Вот как Константин Констанций описывает то ложное повторение, которое он нашёл в Берлине:
«Всё оказалось тем же самым (det Samme): те же (de samme) остроты, те же (de samme) любезности, та же (den samme) учтивость, помещение то же самое (det samme) – словом, то же самое в том же самом (det Samme i det Samme)».
В этом коротком предложении присутствуют сразу четыре фигуры повтора:
1. Всё оказалось тем же самым: те же остроты … (анадиплосис)
2. «те же остроты, те же любезности, та же учтивость» (анафора)
3. «Всё оказалось тем же самым … помещение то же самое» (эпифора)
4. то же самое в том же самом (полиптотон)
(В переводе Ганзена/Лунгиной из этих четырёх передан только один: «И тут я нашел все по-прежнему, те же остроты, те же приемы в обращении, то же участливое внимание, и самую обстановку, словом, все то же самое».)
Киркегор в этом фрагменте настойчиво повторяет det Samme – «то же самое» для того, чтобы подчеркнуть, что такое повторение – не истинное. Это очень важный фрагмент, из которого видно, что сколько бы раз «то же самое» не повторилось – истинным повторением оно не станет никогда. Безусловно, здесь присутствует большая доля иронии. Константин Констанций посмеивается над самим собой: ты, мол, искал повторения – так вот оно, получай. Абзац заканчивается следующим образом:
«Соломон говорит, что женская сварливость подобна воде, капающей с крыши*; что бы он сказал об этом натюрморте? Страшно подумать, но здесь повторение оказалась возможным».
Ещё раз подчеркну: то повторение, которое «оказалась возможным» – вовсе не то, что Константин Констанций хотел найти. И в тексте несколько раз встречаются такого рода каламбуры**, в которых одно и то же слово (повторение) или однокоренные слова (например, повториться, повторение) используются в разных значениях. Один из таких фрагментов был рассмотрен в предыдущем посте. Вот ещё несколько похожих примеров:
«Единственное, что повторилось (gjentog sig) – это невозможность повторения (en Gjentagelse)».
«Что касается того значения, которое повторение (Gjentagelsen) имеет в жизни, то тут позволительно сказать многое без лишних повторений (en Gjentagelse)».
Киркегор не даёт чёткого определения истинному повторению - тому повторению, которое ищут его герои, но на основании приведённых выше (и им подобных) фрагментов читатель может по крайней мере сделать вывод о том, чем истинное повторение НЕ является. Поэтому мне кажется безусловно важным сохранять эти фигуры речи в переводе (не говоря уже о том, что они являются яркой стилистической особенностью языка Киркегора).
* Притчи 19:13.
** Строго говоря, такой приём называется антанакласис (греч. antanaklasis – отражение, преломление) – повтор слова с изменённым значением.
26.03.202511:36
<…>
Старик был не только фантазёр, но и диалектик, наделенный редкой для необразованного человека способностью к диспуту. Виртуозность формального мышления, которой предстояло столь ослепительно проявиться у сына, кажется, была развита уже у него. <…> Но он не испытывал довольства от своих выдающихся способностей, он был ипохондриком, страдавшим, особенно в последние годы жизни, от чувства неспособности; иногда у него случались вспышки, говорившие о том, что в своё время он чувствовал себя несчастнейшим человеком (Eft. Pap. II. 127). <…> этот мрачный и фантазирующий пуританин из народа посвятил своё несчастное дитя во все те тревоги и заботы, которыми может окружить детский ум христианская ортодоксия, проповедуемая необразованным человеком, живущим в сомнениях и возражениях.
Во «Взгляде на мою писательскую деятельность» (с. 59) Киркегор писал: «В детстве меня строго и серьёзно воспитывали по христианским законам, а по-человечески говоря совершенно безумно: уже в самом раннем детстве я надорвался под гнётом того впечатления, от которого этот меланхоличный [tungsindig] старик, произведший это впечатление на меня, сам валился с ног. Я был ребёнком, безумно одетым в меланхоличного [tungsindig] старика». Неудивительно, что бывали мгновения, когда старик тихо останавливался возле сына, печально смотрел на него и произносил фразу, которую впоследствии Киркегор никак не мог выкинуть из головы и которая нашла место в «Виновен–Невиновен» («Стадии жизненного пути»): «Бедное дитя! Ты впадаешь в тихое отчаяние» (Eft. Pap. II. 68, Stadier 2den Pdg. 179). Каждый из них со своей стороны чувствовал себя ответственным за меланхолию второго: сын переживал, что отец скорбит из-за него, и наоборот. Но при всем этом в душе ребенка лелеялось чувство, которое вскоре сделалось в нем преобладающим: почтительность, гнетущая [tungsindig] почтительность.
Старик был не только фантазёр, но и диалектик, наделенный редкой для необразованного человека способностью к диспуту. Виртуозность формального мышления, которой предстояло столь ослепительно проявиться у сына, кажется, была развита уже у него. <…> Но он не испытывал довольства от своих выдающихся способностей, он был ипохондриком, страдавшим, особенно в последние годы жизни, от чувства неспособности; иногда у него случались вспышки, говорившие о том, что в своё время он чувствовал себя несчастнейшим человеком (Eft. Pap. II. 127). <…> этот мрачный и фантазирующий пуританин из народа посвятил своё несчастное дитя во все те тревоги и заботы, которыми может окружить детский ум христианская ортодоксия, проповедуемая необразованным человеком, живущим в сомнениях и возражениях.
Во «Взгляде на мою писательскую деятельность» (с. 59) Киркегор писал: «В детстве меня строго и серьёзно воспитывали по христианским законам, а по-человечески говоря совершенно безумно: уже в самом раннем детстве я надорвался под гнётом того впечатления, от которого этот меланхоличный [tungsindig] старик, произведший это впечатление на меня, сам валился с ног. Я был ребёнком, безумно одетым в меланхоличного [tungsindig] старика». Неудивительно, что бывали мгновения, когда старик тихо останавливался возле сына, печально смотрел на него и произносил фразу, которую впоследствии Киркегор никак не мог выкинуть из головы и которая нашла место в «Виновен–Невиновен» («Стадии жизненного пути»): «Бедное дитя! Ты впадаешь в тихое отчаяние» (Eft. Pap. II. 68, Stadier 2den Pdg. 179). Каждый из них со своей стороны чувствовал себя ответственным за меланхолию второго: сын переживал, что отец скорбит из-за него, и наоборот. Но при всем этом в душе ребенка лелеялось чувство, которое вскоре сделалось в нем преобладающим: почтительность, гнетущая [tungsindig] почтительность.
Увайдзіце, каб разблакаваць больш функцый.