Что просто огонь – «Слово Вирявы» при всей динамике отличается подробностью и вниманием к деталям. Эрзянская и мокшанская культурно-мифологическая картина – то, как она встроена в язык, в быт, в детали – просто супер, тут есть и вставные новеллы-легенды, и – что важно для добротного фэнтези, переосмысление мифа, его пересобирание на авторский манер.
Так, Варя бы стопудово погибла ещё в первые пару дней, если бы случайно не пригрела яйцо с древним проклятым духом Куйгорожем, который её спасает почти весь роман. В мифологиях это такой коварный демон-помощник а ля голем, которому надо постоянно давать задания, и чем дальше, тем быстрее придумывать новые, иначе он тебя убьёт. В «Слове Вирявы» образ Куйгорожа получает новое прочтение, здесь он – проклятый древний дух, чем-то напоминающий поначалу Коровьева-Бегемота из «Мастера и Маргариты» (особенно булгаковским выглядит это постепенное слетание демонического вида, как, впрочем, и некоторые другие моменты в книге), а ещё Куйгорож у Бауэр оказывается чуть-чуть… Прометеем, и особенно любопытно, что по канону освобождает Прометея Геракл, который тоже, как Варя, находится в конфликте с влиятельной богиней и вынужден по сути искать себя по её велению. Таким образом, я вижу много перекличек «Слова Вирявы» с гуманитарным мифом «о борьбе за огонь», о борьбе человека за право не быть жертвой природы (то есть духов, опасных и сильных в Верхнем мире, и современного городского «общества спектакля», которое в мире людском выполняет функцию природного хаоса)
Первые главы романа построены как детектив, который уместно – и главное, постепенно – погружает в курс дела. В процессе я даже осознал, что по объёму книга примерно как «Тоннель» Яны Вагнер, но экшен середину держит плотно, обеими руками, и в итоге чтение удивительно цепляющее.
При всем классном общем впечатлении, захваливать роман совсем для меня было бы пристрастно – я кое-где заметил прямолинейность, которая выглядела лишней или била в лоб, например, в сцене, где героиня впервые решается спасти Куйгорожа, хотя ей страшно, так и написано в конце абзаца: «Пора выйти навстречу страху». И тут ты, конечно, внутренне обращаешься к тексту: «не надо мне разжевывать, я уже взрослый птенец». Такого мало, но оно есть – как и мелькает иногда пересказ персонажами содержания прошлых глав, и изредка образная избыточность, которая тоже пробовала меня отпугнуть в начале «схлёстывающимся с холодным воздухом облачком дыхания». Сомневался я больше всего на кульминационном моменте в любовной линии, где ожидаемо было с фразой «И она приказала».
Но все эти вещи я простил довольно легко, потому что роман и содержательно крутой, и удачный композиционно, и понятно, что со сложным замыслом не успеть отрихтовать что-то в первой редакции, особенно если был дедлайн – почти неизбежное. Тем более есть тут и очень красивые, мощные сцены, местами не уступающие по языку текстам таких стилистов от фолк-фэнтези, как Ирина Богатырёва. Например, в «Слове Вирявы» прекрасно описан спуск в мир мертвых:
«Лошадь замедлила ход, погарцевала в облаках и вновь заложила дугу вниз. Под копытами зазвенел ночной воздух Саранска. В нем лениво текли реки и ручьи огней. Теплые окна гасли и загорались в высоких бетонных домах. Пылил мокрым туманом фонтан-одуванчик. Варя засмеялась и показала на него Куйгорожу. Тот лишь крепче обнял ее сзади.
Тянулся взглядом куда-то вдаль отлитый в бронзе вождь, но там, вдали, ничего не было видно. Позади него, в собачнике, где она сама так часто бродила побитой собакой, целовались подростки, а терьер и дрожащая болонка, переплетясь поводками, дергали в разные стороны своих пьяных от недозревшей любви хозяев».