Нас рэйна хранят, судьбы мира сплетая.
В чаще лесной живут подле Храма, всегда подле Храма.
Они не позволят - ты путь не найдешь к ним.
Жизнь им подвластна, море им вторит,
Отзывается, мчится, приходит на зов.

Рэйна могут коснуться и чувств, и желаний,
Изменить твои мысли и путь твой направить,
Оградить от беды и привлечь наказанье.
Их воля как море, их сила как море,
Дыхание мира их души и жизнь.

Распахнудась дверь, и «церемония» прервалась. Вошел подтянутый мужчина в дымчато-сером костюме и неожиданно яркой лиловой рубашке. Волосы у него были темные и густые, кожа смуглая, на лацкане пиджака алел значок - два перламутровых цветка вроде лилий.

Только мальчик не должен плакать
Только мальчик не должен сдохнуть
Только мальчик не должен помнить
Только мальчик не должен
…
Охотнику было ровно пять зим.
Он не должен, но.

- Ну погнали, - вздохнула Кира, когда прозвучал сигнал таймера. - Ты понял вообще, что делать?
Пак поднял перчатки - красные, в цвет футболки - к лицу и замер.
- Ду ю спик инглиш? - предприняла очередную попытку Кира.

У меня на тебя есть особые планы
Будем вместе лечить душевные раны
У меня ведь тебя никого нету ближе
Опускаемся, но вместе, ниже, ниже, ниже!

Через тысячи холодных дней
Мы с тобой прорвёмся, слышишь?
Просто посмотри в мои глаза
И ты в них всё увидишь

Два кроваво-ржавых глаза, уставившихся на меня, заставили мигом успокоиться. Я опустила взгляд на вцепившуюся в предплечье руку - тьма медленно, но верно начала выходить за кромку ногтей.

- Чтобы помнить, - наконец едва внятно произнёс Охотник. Он отвык говорить. Он очень устал.
- Зачем помнить? - не сдавался Парень. Он знал одно - люди без сна ломаются, и он был не готов наблюдать за этим.
Охотник вздохнул тяжело, запахнул плащ поплотнее, медленно сел на землю перед огнем и почесал щеку, ухо, шею, поковырялся в земле. Поднял взгляд, когда в него прилетела веточка, брошенная нетерпеливой Девочкой. Он пожал плечами и сдался.
- Потому что, если я забуду, не будет
больше нас.

Кот, ты приехала из Питера, но почему из Питера не приехало твоё чувство юмора?

- Хочу быть мастером спорта, мам.
- Мастером спорта, - выдохнула мама. Её губы поджались. - А потом что - так и будешь всю жизнь по голове получать?
- Не, тренером стану. Буду смотреть, как получают по голове мои ученики.

Новая жизнь, напомнила она себе, началась новая жизнь. Это будет - нет, не легендарно, конечно. Но хотя бы просто по-другому.

Анне было страшно. Тревожно. И вместе с тем - невыносимо смешно. Двойка тебе Анна Зейдман, за способность серьезно принимать чужие традиции и обычаи.
Единица. Может даже ноль.

В этом состоит суть межкультурной коммуникации. Понять другого - даже если кажется, что это невозможно.

- Вау. Вот это романтика недоступного мне уровня.
-Ром... - переспросила Анна и возмущённо вскинула: - Да ты чего? Какая романтика!
- А что, очень даже. Ночь, фонтан, мужик. Я в такие игры не играю, но на вкус и цвет.

Нельзя подстроить. Можно только создать условия, и люди сами сделают то, что в их характере.

Мир - пчелиные соты вероятностей.
И выбор, что мы делаем каждый день.
Выбор, что делает нас нами.
Мы - его результат и следствие.

Что делать, если осталась одна в чужом городе, а у тебя ни денег, ни работы, ни даже места для ночлега? Конечно же, откликнуться на подозрительное объявление и заселиться в общежитие, в котором, по слухам, обитают привидения!
Таинственный дом, оживающий после полуночи. Жестокие шутки со стороны соседей, ночные кошмары и шепот, приказывающий сгинуть, - вот что ожидало Кору Сонину.
Плакать бесполезно, бежать - невозможно. Девушке остается попытаться разгадать загадки этого места, научиться защищать себя и постараться выжить. Ведь тьма затаилась поблизости и выжидает момента, чтобы напасть.

Охотник замер. Его взгляд наткнулся
на ничто. Он моргнул. Он моргнул. Он моргнул и ужаснулся. Там на табуретке стояла бездна. А за бездной, обвив ее длинным змеиным хвостом, стоял
огромный демон.
Охотник смотрел на демона. Демон
смотрел на Охотника.
…
- Господь Всемогущий, что ж за кошмар-то такой?! - воскликнул Охотник.
И он усилием воли приглушил свои глаза, свое зрение выключил, он приказал себе Словом не видеть демона и тогда увидел перед собой маленькую Девочку и утонул в ee черных бездонных глазах, заблудился в узоре ее шрамов. Он улыбнулся ей.

Смертный страх важен не менее любви. Он пронзает нашу жизнь до глубин нутра - и так мы понимаем, кто мы есть. Попятишься, прикроешь глаза? Или тебе хватит сил шагнуть к обрыву и заглянуть в бездну? Хочешь ты знать, что там обитает, или и дальше жить в сумеречном самообмане, где нас заточил этот мир торгашей, где мы запер-ты, как слепые гусеницы в вечном коконе? Что ты сделаешь - зажмуришься, съежишься и умрешь? Или с боем пробьешься наружу и взлетишь?
Станислас Кордова
«Роллинг Стоун», 29 декабря 1977 г.

- Прекрасно...
Слышу шепот за спиной и с интересом смотрю на Грегори в отражении зеркала. Любопытно, о чем он. А он смотрит в окно, на мое ранчо, а потом переводит глаза и на меня. Так мы и замираем: я в попытках застегнуть пуговицы на рубахе, а он - со своей в руках. Время словно застыло. И я, и Грегори словно позируем для картины.
Хотелось бы мне запечатлеть этот момент.
Я жадно хватаюсь за утекающие секунды, еще ни разу они не казались мне настолько ценными. Я желал стать чем-то вечным - искусством, но стану лишь отражением в воде. Невесомое касание ветра - и волны рябью развеют один из лучших моментов моей жизни.
Хрупкий. Одно слово, чтобы описать целый мир.