mikaprok reading
09.05.202515:11
25.04.202509:08
18.04.202514:08
Вопросы для стрима можно оставлять в комментариях
04.04.202516:28
10.01.202507:39
BLM и все-все-все
Как многие знают, я наконец-то опубликовал свою вторую работу – «Три буквы, изменившие всё!»
Писать о своих книгах сложно и, как правило, не нужно. Объективность тут ожидаемо уступает место творческому эго или жеманной позе ущемленного самолюбия. И то и другое – вещи малоинтересные для информационной навигации читателей. А, соответственно, и лишние для уважающего себя автора.
Поэтому я скажу о другом, а именно о контексте, в котором эта книга возникла.
С момента ренессанса в начале 2010-х годов «активизма меньшинств», я несколько раз брался изучать эту тему с академических позиций, в своей джорджтаунской докторантуре, потом долгое время сотрудничал с самым известным в США think-tank'ом малых социальных групп – IPS, а затем уже осваивая публицистику на эту тему, которая в изобилии появилась после известных событий 2020 года.
Через коллег я познакомился с Джеймсом Линдси, одним из основных критиков Critical Theory (извините за тавтологию) в США, а с точки зрения публичности, пожалуй, и в мире. Он и его соавторы указали на несколько важных источников данных, которые я впоследствии использовал для своей журналисткой работы.
BLM – своеобразная вершина искусственного айсберга «активизма», полностью направляемая федеральными службами и спонсируемая через крупные корпоративные структуры, как в самих США, так и за их пределами.
Цель процесса заключается совсем не в достижении a priori невозможного «равенства результатов», а создания экрана для демонстрации набора политических изменений в интересах правящей группы лиц. Будь то Демократы северо-востока страны или Республиканцы юго-запада.
Напряженность создает общественный резонанс, необходимый для начала работы трансфертного механизма. То, что в этот момент с водой в окошко улетает и ребенок (вместе с посудой, а иногда и оконной рамой) никого не интересует.
Как и в случае #metoo, BLM проявило крайнюю изощренность и, фактически, научилось на лету подменять предмет исследования изучающим субъектом. «Большой успех», который не мог не вызвать моего сначала научного, а потом и публицистического интереса.
Сегодня в 20.00 по Мск состоится презентация книги на boosty. По этому поводу завел специализированный tier: "Зритель стримов" 😊
Как многие знают, я наконец-то опубликовал свою вторую работу – «Три буквы, изменившие всё!»
Писать о своих книгах сложно и, как правило, не нужно. Объективность тут ожидаемо уступает место творческому эго или жеманной позе ущемленного самолюбия. И то и другое – вещи малоинтересные для информационной навигации читателей. А, соответственно, и лишние для уважающего себя автора.
Поэтому я скажу о другом, а именно о контексте, в котором эта книга возникла.
С момента ренессанса в начале 2010-х годов «активизма меньшинств», я несколько раз брался изучать эту тему с академических позиций, в своей джорджтаунской докторантуре, потом долгое время сотрудничал с самым известным в США think-tank'ом малых социальных групп – IPS, а затем уже осваивая публицистику на эту тему, которая в изобилии появилась после известных событий 2020 года.
Через коллег я познакомился с Джеймсом Линдси, одним из основных критиков Critical Theory (извините за тавтологию) в США, а с точки зрения публичности, пожалуй, и в мире. Он и его соавторы указали на несколько важных источников данных, которые я впоследствии использовал для своей журналисткой работы.
BLM – своеобразная вершина искусственного айсберга «активизма», полностью направляемая федеральными службами и спонсируемая через крупные корпоративные структуры, как в самих США, так и за их пределами.
Цель процесса заключается совсем не в достижении a priori невозможного «равенства результатов», а создания экрана для демонстрации набора политических изменений в интересах правящей группы лиц. Будь то Демократы северо-востока страны или Республиканцы юго-запада.
Напряженность создает общественный резонанс, необходимый для начала работы трансфертного механизма. То, что в этот момент с водой в окошко улетает и ребенок (вместе с посудой, а иногда и оконной рамой) никого не интересует.
Как и в случае #metoo, BLM проявило крайнюю изощренность и, фактически, научилось на лету подменять предмет исследования изучающим субъектом. «Большой успех», который не мог не вызвать моего сначала научного, а потом и публицистического интереса.
Сегодня в 20.00 по Мск состоится презентация книги на boosty. По этому поводу завел специализированный tier: "Зритель стримов" 😊
09.05.202515:11
Волга впадает в современный дискурс
Большое и претендующее на историческую полноту исследование с амбициозным названием «The Volga. A History of Russia's greatest river».
Дженет Хартли – известный русист. Пропустить это было никак нельзя. Разумеется не из-за каких-то сенсаций, а для отслеживания фона рассуждений в той или иной мере колеблющегося вокруг основных участков пути.
Несмотря на заметный отпечаток концепции «проклятого царизма», профессионально подобранной фактографии достаточно для того, чтобы делать небольшие выписки на протяжении всего повествования.
Собственно, стоит взять в руки сей magnum opus дабы подметить для себя три важных ветви рассуждений.
Во-первых, мультикультурализм и «наш ответ империализму». Около четверти всего материала посвящено богатому наследию региона от иранцев до индусов (да-да) с понятной доминантой о станообразующей роли татар.
Во-вторых, экономика региона, большей частью освещаемая до 1930-х годов и буквально скороговоркой описанная после. Что не так плохо и отдельную благодарность Хартли можно выразить за умеренно критическое высказывание о XVIII столетии. К её чести персональных оценок абсолютный минимум и они подкрепляются ссылками. Библиография – то ради чего эту книгу вообще есть смысл приобретать.
В-третьих, экология. Тема, что в советское время, что в российское освещаемая крайне слабо нашла место в последней главе «The Volga». Тут тоже есть неплохая фактография с заходом на дополнительное исследование.
Цитаты:
Большое и претендующее на историческую полноту исследование с амбициозным названием «The Volga. A History of Russia's greatest river».
Дженет Хартли – известный русист. Пропустить это было никак нельзя. Разумеется не из-за каких-то сенсаций, а для отслеживания фона рассуждений в той или иной мере колеблющегося вокруг основных участков пути.
Несмотря на заметный отпечаток концепции «проклятого царизма», профессионально подобранной фактографии достаточно для того, чтобы делать небольшие выписки на протяжении всего повествования.
Собственно, стоит взять в руки сей magnum opus дабы подметить для себя три важных ветви рассуждений.
Во-первых, мультикультурализм и «наш ответ империализму». Около четверти всего материала посвящено богатому наследию региона от иранцев до индусов (да-да) с понятной доминантой о станообразующей роли татар.
Во-вторых, экономика региона, большей частью освещаемая до 1930-х годов и буквально скороговоркой описанная после. Что не так плохо и отдельную благодарность Хартли можно выразить за умеренно критическое высказывание о XVIII столетии. К её чести персональных оценок абсолютный минимум и они подкрепляются ссылками. Библиография – то ради чего эту книгу вообще есть смысл приобретать.
В-третьих, экология. Тема, что в советское время, что в российское освещаемая крайне слабо нашла место в последней главе «The Volga». Тут тоже есть неплохая фактография с заходом на дополнительное исследование.
Цитаты:
Однако русские крестьяне ели такое количество разнообразных овощей – лук, свеклу, чеснок, капусту, – что зарубежные путешественники отмечали: питание здесь лучше, чем у крестьян из Западной Европы. Марта Уилмот, англо-ирландская путешественница по России, была восхищена платьем и питанием крестьян, которых встретила в западной части России в начале XIX века, и одна из немногих признавала, что по материальному благосостоянию русские крестьяне даже превосходят европейских: «Крестьянство в этой стране поистине невероятным образом имеет не только самое необходимое, но и даже избыточное… те, кто воображает русских крестьян погрязшими в лени и нищете, удивительно обманываются. Если бы только наши пэдди… были бы хоть вполовину так хорошо одеты или сыты круглый год, как русские крестьяне!»
Немецкий дипломат Фридрих Христиан Вебер, который посетил Россию в начале XVIII века, заметил «с непередаваемым удивлением, как ревностно они блюдут свои посты». Он зашел даже так далеко, что заявил, будто бы о присутствии русского крестьянина рядом всегда можно догадаться по стойкому запаху лука!»
25.04.202509:08
О пристальном взгляде
Искал современный литературоведческий материал об И.С.Тургеневе и нашел пару интересных работ, спасибо лекциям Алексея Вдовина.
Во-первых, это «Странный Тургенев» Владимира Николаевича Топорова. Жанр классик о классике в оригинальной обработке. Редко удается сказать что-то новое о давно забытом старом, но тут, кажется, получилось. И получилось небезинтересно для стороннего наблюдателя. Последние т. н. мистические произведения Тургенева объясняются не исключением из общего ряда, а развитием давно присутствующей формы чуть ли не импрессионизма. Кстати, полезный вопрос: насколько И.С. следил за прогрессиными тенденциями. И, да, следил в том числе на уровне лекций Сеченова и интенсивной деятельности Александра Герцена-младшего. Как раз через этот Zeitgest можно попробовать найти ключ к превращению реалиста в экспериссиониста.
Во-вторых, это, конечно, «Hunting nature» Томаса Ходжа. Автор известный и т.с. убежденный русист, как мне кажется, выбрал очень интересный ракурс. «Записки охотника», конечно, во многом наследуют французской пасторали и в частности руссоистким заискиваниям Жорж Санд. Это невозможно отрицать ни сюжетно (присутствует калькирование), ни стилистически. Однако вот что любопытно, сам перенос действия в лес крайне симптоматичен.
Тургенев, охотившийся активно всю свою жизнь, явился первооткрывателем большого реалистического романа в русской литературе. Это не случайность и не совпадение. Охота, как и в широком смысле общение с дикой природой — важная часть мира русского человека. Американский фронтир, например, тоже без ума от лесных чащ, широких рек, высоченных горных хребтов. Но в отличие от Генри Торо или Джона Мьюра у Тургенева, как и у всех его вынужденных последователей вплоть до Пришвина это не трепетно-восторженный взгляд и не агрессивное выживание с демонстрацией воли, а инструментальный подход к использованию природы. Мы и есть часть того ландшафта, который мы наблюдаем, а поэтому здесь требуется хирургическая точность действий. Внимание к деталям, от которых зависит многое. Побеждать тут некого и нечего — жили и продолжаем жить на опушке бескрайнего моря деревьев. Речь о сложно устроенном ритуале, а не труде.
Любопытно, что Ходж написал не только про охоту сквозь тургеневскую оптику, но и про рыбалку глазами Аксакова, но в другом томе. Дуплет.
Искал современный литературоведческий материал об И.С.Тургеневе и нашел пару интересных работ, спасибо лекциям Алексея Вдовина.
Во-первых, это «Странный Тургенев» Владимира Николаевича Топорова. Жанр классик о классике в оригинальной обработке. Редко удается сказать что-то новое о давно забытом старом, но тут, кажется, получилось. И получилось небезинтересно для стороннего наблюдателя. Последние т. н. мистические произведения Тургенева объясняются не исключением из общего ряда, а развитием давно присутствующей формы чуть ли не импрессионизма. Кстати, полезный вопрос: насколько И.С. следил за прогрессиными тенденциями. И, да, следил в том числе на уровне лекций Сеченова и интенсивной деятельности Александра Герцена-младшего. Как раз через этот Zeitgest можно попробовать найти ключ к превращению реалиста в экспериссиониста.
Во-вторых, это, конечно, «Hunting nature» Томаса Ходжа. Автор известный и т.с. убежденный русист, как мне кажется, выбрал очень интересный ракурс. «Записки охотника», конечно, во многом наследуют французской пасторали и в частности руссоистким заискиваниям Жорж Санд. Это невозможно отрицать ни сюжетно (присутствует калькирование), ни стилистически. Однако вот что любопытно, сам перенос действия в лес крайне симптоматичен.
Тургенев, охотившийся активно всю свою жизнь, явился первооткрывателем большого реалистического романа в русской литературе. Это не случайность и не совпадение. Охота, как и в широком смысле общение с дикой природой — важная часть мира русского человека. Американский фронтир, например, тоже без ума от лесных чащ, широких рек, высоченных горных хребтов. Но в отличие от Генри Торо или Джона Мьюра у Тургенева, как и у всех его вынужденных последователей вплоть до Пришвина это не трепетно-восторженный взгляд и не агрессивное выживание с демонстрацией воли, а инструментальный подход к использованию природы. Мы и есть часть того ландшафта, который мы наблюдаем, а поэтому здесь требуется хирургическая точность действий. Внимание к деталям, от которых зависит многое. Побеждать тут некого и нечего — жили и продолжаем жить на опушке бескрайнего моря деревьев. Речь о сложно устроенном ритуале, а не труде.
Любопытно, что Ходж написал не только про охоту сквозь тургеневскую оптику, но и про рыбалку глазами Аксакова, но в другом томе. Дуплет.
18.04.202509:46
Дорогие друзья!
Чтение и особенно понимание прочитанного становится всё более редким занятием что меня как заядлого чтеца, не представляющего себе жизнь без книги в руке, не может не удручать.
В качестве своего ответа текущему положению дел, я предлагаю медленное и направленное чтение. Больше думать и меньше поглощать, обсуждать и структурировать.
Именно этим мы и будем заниматься в рамках нашего общего образовательного проекта — Клуба вдумчивого читателя.
Сегодня в 20.00 я проведу первую онлайн-встречу, посвященную открытию нашего книжного клуба.
Расскажу о концепции и порядке действий по присоединению к нему.
Надеюсь увидеть вас в рядах активных читателей.
Чтение и особенно понимание прочитанного становится всё более редким занятием что меня как заядлого чтеца, не представляющего себе жизнь без книги в руке, не может не удручать.
В качестве своего ответа текущему положению дел, я предлагаю медленное и направленное чтение. Больше думать и меньше поглощать, обсуждать и структурировать.
Именно этим мы и будем заниматься в рамках нашего общего образовательного проекта — Клуба вдумчивого читателя.
Сегодня в 20.00 я проведу первую онлайн-встречу, посвященную открытию нашего книжного клуба.
Расскажу о концепции и порядке действий по присоединению к нему.
Надеюсь увидеть вас в рядах активных читателей.
21.03.202512:21
Рекомендация: Визуализация пространства
С опозданием в каких-то 20 лет (пустяки) на русском начали выходить труды Сьюзен Вудфорд, ведущего эксперта по интерпретации античного искусства в англоязычной среде.
Вот работа «Образы мифов в классической античности» (2003-2023, соответственно). Это один из трех-четырех базовых материалов для любого искусствоведа, занимающегося периодом классического антика до 2 в. н.э..
К особым достоинствам Вудфорд можно отнести её очень прозрачное, структурированное повествование, совершенно понятную даже для старшеклассников систематизацию при отсутствии поверхностных суждений. Понятно, что это пишет исследователь старой школы, готовый к освещению разных точек зрения и придерживающейся какой-либо позиции постольку, поскольку она методологически допустима.
Очевидно проблемное место подобных изданий – попытка уместить все в карманном формате. Читать все в мягкой обложке на русском не доставляет такого удовольствия, потому что иллюстрации греческой посуды, разумеется, должны печататься намного крупнее и на другой бумаге. Понимаю насколько это удорожает проект, но что поделать.
Ясно, что начинать нужно было совсем не с этой работы, а с её «The Art of Greece and Rome». Там она вводит всю свою терминологию и после неё читать «Images of Myths...» гораздо проще и неподготовленный читатель наверняка может получить большее удовольствие от процесса.
А в остальном, конечно, лучше поздно, чем никогда 😉
С опозданием в каких-то 20 лет (пустяки) на русском начали выходить труды Сьюзен Вудфорд, ведущего эксперта по интерпретации античного искусства в англоязычной среде.
Вот работа «Образы мифов в классической античности» (2003-2023, соответственно). Это один из трех-четырех базовых материалов для любого искусствоведа, занимающегося периодом классического антика до 2 в. н.э..
К особым достоинствам Вудфорд можно отнести её очень прозрачное, структурированное повествование, совершенно понятную даже для старшеклассников систематизацию при отсутствии поверхностных суждений. Понятно, что это пишет исследователь старой школы, готовый к освещению разных точек зрения и придерживающейся какой-либо позиции постольку, поскольку она методологически допустима.
Очевидно проблемное место подобных изданий – попытка уместить все в карманном формате. Читать все в мягкой обложке на русском не доставляет такого удовольствия, потому что иллюстрации греческой посуды, разумеется, должны печататься намного крупнее и на другой бумаге. Понимаю насколько это удорожает проект, но что поделать.
Ясно, что начинать нужно было совсем не с этой работы, а с её «The Art of Greece and Rome». Там она вводит всю свою терминологию и после неё читать «Images of Myths...» гораздо проще и неподготовленный читатель наверняка может получить большее удовольствие от процесса.
А в остальном, конечно, лучше поздно, чем никогда 😉
29.11.202416:15
Непрактичная жизнь
Я, большой поклонник прагматизма, и как философского направления, и как набора соответствующих мировоззренческих установок, не мог пройти мимо первой русскоязычной биографии идейного вдохновителя – «Чарльз Сандерс Пирс или Оса в бутылке» Виталия Кирющенко.
Пирса часто сравнивают Юмом, а в последнее время и Аристотелем, что демонстрирует возросшие интеллектуальные амбиции США при довольно скромных достижениях, которые можно было бы обналичить.
Автор – специалист по американской философии XIX-XX веков, а заодно и переводчик Пирса, Серля и Остина. Это о многом говорит, потому что в советской традиции эстафетная палочка, что прагматиков, что бихевиористов передавалась от одного интерпретатора к другому, подолгу не задерживаясь на глубоких местах.
Тем не менее, направление того заслуживает и, очевидно, пробел давно пора было компенсировать.
Два базовых материала, послуживших остовом «Осы в бутылке»: полная опубликованная переписка Пирса (гораздо более значимая, чем его скудные прижизненные сочинения) и отличная англоязычная биография Джозефа Брента «Charles Sanders Peirce: A Life».
Книга разбита на географические, а не идейные секции – так гораздо проще и это подсвечивает основные точки перемещения Пирса по континенту: от Кембриджа до Милфорда. В противном случае нужно было бы писать уже не о нем, а об его идеях. Труд явно не 360 страниц и даже не на 3600.
Автор совершенно корректно дает слово своим героям всякий раз, когда хочет продемонстрировать стилистику и до известной степени подыгрывает им выспренным слогом. Это может сбить с толку, но к этому на удивление быстро привыкаешь.
Кирющенко дополняет и расширяет Брента в двух местах: романтически-мистической судьбн второй жены Пирса Джульетты и его отношениях, практически всегда посредственных, со спонсорами.
И в том и другом случае нужно поблагодарить автора за работу с письмами. Весьма многочисленными и порой до крайности туманными.
На мой скромный взгляд вся затея – хорошее начало важного дела.
Я, большой поклонник прагматизма, и как философского направления, и как набора соответствующих мировоззренческих установок, не мог пройти мимо первой русскоязычной биографии идейного вдохновителя – «Чарльз Сандерс Пирс или Оса в бутылке» Виталия Кирющенко.
Пирса часто сравнивают Юмом, а в последнее время и Аристотелем, что демонстрирует возросшие интеллектуальные амбиции США при довольно скромных достижениях, которые можно было бы обналичить.
Автор – специалист по американской философии XIX-XX веков, а заодно и переводчик Пирса, Серля и Остина. Это о многом говорит, потому что в советской традиции эстафетная палочка, что прагматиков, что бихевиористов передавалась от одного интерпретатора к другому, подолгу не задерживаясь на глубоких местах.
Тем не менее, направление того заслуживает и, очевидно, пробел давно пора было компенсировать.
Два базовых материала, послуживших остовом «Осы в бутылке»: полная опубликованная переписка Пирса (гораздо более значимая, чем его скудные прижизненные сочинения) и отличная англоязычная биография Джозефа Брента «Charles Sanders Peirce: A Life».
Книга разбита на географические, а не идейные секции – так гораздо проще и это подсвечивает основные точки перемещения Пирса по континенту: от Кембриджа до Милфорда. В противном случае нужно было бы писать уже не о нем, а об его идеях. Труд явно не 360 страниц и даже не на 3600.
Автор совершенно корректно дает слово своим героям всякий раз, когда хочет продемонстрировать стилистику и до известной степени подыгрывает им выспренным слогом. Это может сбить с толку, но к этому на удивление быстро привыкаешь.
Кирющенко дополняет и расширяет Брента в двух местах: романтически-мистической судьбн второй жены Пирса Джульетты и его отношениях, практически всегда посредственных, со спонсорами.
И в том и другом случае нужно поблагодарить автора за работу с письмами. Весьма многочисленными и порой до крайности туманными.
На мой скромный взгляд вся затея – хорошее начало важного дела.
02.05.202516:38
Тихая охота
Удивительно, что главный non-fiction 2020-х про … грибы. Причем автор, Мерлин Шелдрейк, никакой не миколог, как его время от времени представляют, а философ. По современным меркам человек молодой и удачно дебютировавший. Это пока его единственная книга.
Ценность этой небольшой работы как раз во внешнем, незамутненном взгляде на проблемы этой области знания. Изнутри их совершенно не видно.
Забирая шире, именно журналистский в образцово-показательном смысле демонстрации предмета из всех точек может породить новое знание. Когда в одной главе про трюфель, в другой — про эксперименты, в третьей – про особенности восприятия и культурную составляющую, а потому уже и про место грибов в биологии.
Хорошо темперированный путеводитель по большой и сложной теме. При этом, конечно, никаких сенсаций. Тут не до них.
«Entangled life» так хорошо продавалась, что практически без анонсов через 3 года вышел вариант с иллюстрациями, который тоже смели с полок.
Если вдруг вы будете выбирать в каком виде искать себе это издание – берите иллюстрированный вариант.
Удивительно, что главный non-fiction 2020-х про … грибы. Причем автор, Мерлин Шелдрейк, никакой не миколог, как его время от времени представляют, а философ. По современным меркам человек молодой и удачно дебютировавший. Это пока его единственная книга.
Ценность этой небольшой работы как раз во внешнем, незамутненном взгляде на проблемы этой области знания. Изнутри их совершенно не видно.
Забирая шире, именно журналистский в образцово-показательном смысле демонстрации предмета из всех точек может породить новое знание. Когда в одной главе про трюфель, в другой — про эксперименты, в третьей – про особенности восприятия и культурную составляющую, а потому уже и про место грибов в биологии.
Хорошо темперированный путеводитель по большой и сложной теме. При этом, конечно, никаких сенсаций. Тут не до них.
«Entangled life» так хорошо продавалась, что практически без анонсов через 3 года вышел вариант с иллюстрациями, который тоже смели с полок.
Если вдруг вы будете выбирать в каком виде искать себе это издание – берите иллюстрированный вариант.
24.04.202513:23
Дорогие друзья!
Новости нашего Клуба: все, кто мне отправил заявки, получили вступительные задания (в случае неполучения задания — напомните мне повторно). Это нужно в том числе для проверки готовности к эффективной и целенаправленной работе, которой будет много.
Ответы на задания нужно прислать мне до 1 мая, если вы рассчитываете попасть в майскую группу.
По многочисленным просьбам тех, кто не присутствовал на стриме, кратко повторю условия участия в одной из следующих клубных групп.
Мы выбираем одну книгу в месяц, читаем ее и обсуждаем малой группой.
Каждую неделю мы делаем некоторые дискуссионные задания, что-то изучаем по теме и подходим к нашей встрече подготовленными.
Первое и важное ограничение: клуб будет закрытый и не потому что это что-то недоступное, а потому что у меня есть небольшой временной ресурс этим заниматься.
Второй момент: у нас будет процесс отбора и собеседование на места в группе, потому что нам с вами друзья общаться и хочется создать уютную и дружелюбную атмосферу.
Третье: в клубе будут задания, которые нужно выполнять. Тот кто их не делает, не ходит на встречи.
Новости нашего Клуба: все, кто мне отправил заявки, получили вступительные задания (в случае неполучения задания — напомните мне повторно). Это нужно в том числе для проверки готовности к эффективной и целенаправленной работе, которой будет много.
Ответы на задания нужно прислать мне до 1 мая, если вы рассчитываете попасть в майскую группу.
По многочисленным просьбам тех, кто не присутствовал на стриме, кратко повторю условия участия в одной из следующих клубных групп.
Мы выбираем одну книгу в месяц, читаем ее и обсуждаем малой группой.
Каждую неделю мы делаем некоторые дискуссионные задания, что-то изучаем по теме и подходим к нашей встрече подготовленными.
Первое и важное ограничение: клуб будет закрытый и не потому что это что-то недоступное, а потому что у меня есть небольшой временной ресурс этим заниматься.
Второй момент: у нас будет процесс отбора и собеседование на места в группе, потому что нам с вами друзья общаться и хочется создать уютную и дружелюбную атмосферу.
Третье: в клубе будут задания, которые нужно выполнять. Тот кто их не делает, не ходит на встречи.
11.04.202507:48
Античный дискурс
Корнелльский преподаватель «глобального развития» и профессиональный историк Аарон Бенанав дебютировал с книгой, которая не могла не обратить на себя внимание: «Автоматизация и будущее работы».
В общем, актуальная страшилка для тревожного времени: автоматизация попросту отнимет у нас всю работу.
Автор развивает популярный дискурс о том, что будущее уже здесь, мы и так теряем работу и единственное, что нас спасет – базовый доход. Который, к слову, тоже уже здесь. Работа, совершаемая заметной частью горожан подпадает под это определение.
Бенанав считает нынешнюю популярность темы автоматизации следствием реального дефицита рабочих мест. С 1970-х годов темпы роста мировой экономики постоянно замедляются. В результате созданные в 1940–1960-х годах беспрецедентные индустриальные мощности оказываются недозагружены. На протяжении длительного периода мы живем в стагнации, механизм промышленного роста «забыт», но никаких альтернатив ему так и не было придумано.
Рост сектора услуг не спасает ситуацию, так как там по определению низкая производительность труда. Это:
Постапокалипсис нау.
Это совсем не новая мысль, а, как не удивительно, Роберта Бреннера. Главного американского экономического комментатора 80-х.
Ни политика низких ставок, ни политика жесткой экономии не помогают, как мы видим.
Все происходящее – не более, чем «утопический ответ нашему антиутопическому миру».
Ничего уникального в этом нет, последние 200 лет все только и делают, что ищут рабочую силу.
Базовый доход «будет поддерживать на плаву мир масштабного неравенства, а не поможет его низвергнуть».
Что же делать?
Тут Бенанав неожиданно достает из рукава козырь, запасенный там с 1867 года – организованно протестовать против угнетения!
Нельзя давать откупиться подачками, нужно настаивать на … справедливом … распределении доходов!
В этом месте он на удивление не ссылается на Роулза, хотя обычно его коллеги делают именно так. Потому что хотелось бы получить определение этой самой справедливости и хоть глазком на нее взглянуть.
Но нет, оставили нас с вопросами без ответов.
Корнелльский преподаватель «глобального развития» и профессиональный историк Аарон Бенанав дебютировал с книгой, которая не могла не обратить на себя внимание: «Автоматизация и будущее работы».
В общем, актуальная страшилка для тревожного времени: автоматизация попросту отнимет у нас всю работу.
Автор развивает популярный дискурс о том, что будущее уже здесь, мы и так теряем работу и единственное, что нас спасет – базовый доход. Который, к слову, тоже уже здесь. Работа, совершаемая заметной частью горожан подпадает под это определение.
Бенанав считает нынешнюю популярность темы автоматизации следствием реального дефицита рабочих мест. С 1970-х годов темпы роста мировой экономики постоянно замедляются. В результате созданные в 1940–1960-х годах беспрецедентные индустриальные мощности оказываются недозагружены. На протяжении длительного периода мы живем в стагнации, механизм промышленного роста «забыт», но никаких альтернатив ему так и не было придумано.
Рост сектора услуг не спасает ситуацию, так как там по определению низкая производительность труда. Это:
...не мир сверкающих новых полностью автоматизированных фабрик и играющих в пинг-понг роботов для массовых потребителей, а мир рушащейся инфраструктуры, мир переживших деиндустриализацию городов, отсутствия младшего медперсонала и получающих мизерную зарплату специалистов по продажам, а заодно и огромный объем капитала, которому остается все меньше мест для инвестирования.
Постапокалипсис нау.
Это совсем не новая мысль, а, как не удивительно, Роберта Бреннера. Главного американского экономического комментатора 80-х.
Ни политика низких ставок, ни политика жесткой экономии не помогают, как мы видим.
Все происходящее – не более, чем «утопический ответ нашему антиутопическому миру».
Ничего уникального в этом нет, последние 200 лет все только и делают, что ищут рабочую силу.
Базовый доход «будет поддерживать на плаву мир масштабного неравенства, а не поможет его низвергнуть».
Что же делать?
Тут Бенанав неожиданно достает из рукава козырь, запасенный там с 1867 года – организованно протестовать против угнетения!
Нельзя давать откупиться подачками, нужно настаивать на … справедливом … распределении доходов!
В этом месте он на удивление не ссылается на Роулза, хотя обычно его коллеги делают именно так. Потому что хотелось бы получить определение этой самой справедливости и хоть глазком на нее взглянуть.
Но нет, оставили нас с вопросами без ответов.
07.02.202512:32
Ответвление от сценария
Уж кто только не пытался повторить или хотя бы переосмыслить путешествие Ильфа и Петрова в США 1935-1936 гг. под названием «Одноэтажная Америка» (далее – ОА). От Бориса Полевого до, простите, Владимира Познера.
Идеологическая подложка такого рода расследований понятна. ОА никогда не было и не могло быть документальным произведением, скорее попыткой выстроить географическое повествование вокруг эмоционального принятия разницы менталитетов и, что уж там, журения активных, но в чем-то очень наивных обитателей далекого от светской действительности союзника. Да-да, путешествие случилось в разгар американско-советской индустриализации.
Интересно тут не сам факт исследования, а кто в ОА выступил принимающей стороной, т.с. проводником, для бывалых журналистов. Со страниц книги на нас смотрел некий «мистер Адамс с женой» – рассеянный обыватель, которого догоняет потерянная в дороге шляпа.
Эпизод вымышленный, добавленный как раз в копилку «наивных американцев», как и сам «мистер Адамс».
Его роль в реальном путешествии играл инженер-энергетик и по совместительству международный шпион по имени «Соломон Трон». О нем написана неплохая (но, разумеется, не полная, как водится в таких случаях) биография с очень правильной вывеской: «The Man Who Sold Tomorrow: The True Story of Dr. Solomon Trone The World's Greatest & Most Successful & Perhaps Only Revolutionary Salesman».
Она в лучшую сторону отличается от более чопорной биографии Трона, затрагивающей только аспект его работы в GE (напомню, одной из самых влиятельных корпораций мира 1920-1930-х): «The Biography of Solomon Trone : The Technocrat Who Remade the World».
Переделка мира – это модернизация и электрификация, в том числе в рамках выполнения ГОЭЛРО. Такие же точно проекты у GE с участием этого персонажа были в КНР, Индии и на Тайване.
Ко всему прочему, считалось, что это один из самых подозрительных людей в Соединенных Штатах, присутствовавший в закрытом списке Гувера на еженедельные проверки его местоположения.
В общем, Америка может быть и одноэтажная, но точно не однослойная.
Уж кто только не пытался повторить или хотя бы переосмыслить путешествие Ильфа и Петрова в США 1935-1936 гг. под названием «Одноэтажная Америка» (далее – ОА). От Бориса Полевого до, простите, Владимира Познера.
Идеологическая подложка такого рода расследований понятна. ОА никогда не было и не могло быть документальным произведением, скорее попыткой выстроить географическое повествование вокруг эмоционального принятия разницы менталитетов и, что уж там, журения активных, но в чем-то очень наивных обитателей далекого от светской действительности союзника. Да-да, путешествие случилось в разгар американско-советской индустриализации.
Интересно тут не сам факт исследования, а кто в ОА выступил принимающей стороной, т.с. проводником, для бывалых журналистов. Со страниц книги на нас смотрел некий «мистер Адамс с женой» – рассеянный обыватель, которого догоняет потерянная в дороге шляпа.
Эпизод вымышленный, добавленный как раз в копилку «наивных американцев», как и сам «мистер Адамс».
Его роль в реальном путешествии играл инженер-энергетик и по совместительству международный шпион по имени «Соломон Трон». О нем написана неплохая (но, разумеется, не полная, как водится в таких случаях) биография с очень правильной вывеской: «The Man Who Sold Tomorrow: The True Story of Dr. Solomon Trone The World's Greatest & Most Successful & Perhaps Only Revolutionary Salesman».
Она в лучшую сторону отличается от более чопорной биографии Трона, затрагивающей только аспект его работы в GE (напомню, одной из самых влиятельных корпораций мира 1920-1930-х): «The Biography of Solomon Trone : The Technocrat Who Remade the World».
Переделка мира – это модернизация и электрификация, в том числе в рамках выполнения ГОЭЛРО. Такие же точно проекты у GE с участием этого персонажа были в КНР, Индии и на Тайване.
Ко всему прочему, считалось, что это один из самых подозрительных людей в Соединенных Штатах, присутствовавший в закрытом списке Гувера на еженедельные проверки его местоположения.
В общем, Америка может быть и одноэтажная, но точно не однослойная.
02.05.202516:38
24.04.202513:22
04.04.202516:28
Происхождение советской социологии
Время от времени возникают любопытные флешбэки из «хорошо забытого старого».
Взять хотя бы небольшую книжечку Николая Попова «Россия — Америка. «Прямая связь». Воспоминания американиста и советолога.»
Структура книги типична для научной мемуаристики последнего времени: это импровизированное интервью российского социолога и американиста д.и.н. Н.П. Попова с д.ф.н. Б.З. Докторовым.
Темы тоже понятны. Личная история автора, общественное мнение в США и СССР-РФ, личные впечатления от классиков.
Попов – типичный «свой человек в Гаване». Географ, он начал свою карьеру в 1960-х годах как советский журналист в Америке (!), затем работал в Москве в Академии наук, занимаясь американистикой, а с конца 1980-х, присоединившись к формирующейся команде ВЦИОМ, открыл для себя изучение общественного мнения как профессию.
Ценно тут то, что с классиками он был на расстоянии рукопожатия. С Гэллапом он познакомился в 1972 г. и затем встречался с ним почти ежегодно, узнавая все больше о ремесле полстера и тонкостях изучения общественного мнения. Гэллап выдвинул идею сравнительного исследования отношения советских людей и американцев на общие темы: в годы застоя и холодной войны осуществить их не удалось, но благодаря перестройке они стали
реальностью. Сам Попов участвовал в трех таких пионерских исследованиях: «Молодежь и угроза ядерной войны» (1986), «Телевидение и общество» (1990) и «Общественное мнение и внешняя политика» (1990).
Собственно, сам ВЦИОМ во многом был вдохновлен идеями, выдвинутыми и обоснованными Гэллапом.
Настольными пособиями для первых советских полстеров стали отчеты Института Гэллапа о проведенных исследованиях, откуда они черпали как формулировки вопросов на разные темы, так и навыки их составления. Некоторые формулировки вопросов социально-политического свойства «вошли в наши анкеты непосредственно из анкет Гэллапа, и они гуляют
сейчас в сотнях опросах по стране». Один из примеров – известный вопрос: «Как вы думаете, наша страна движется сейчас в верном или неверном направлении?»
Другими конфидентами Попова в Америке, о дружбе и сотрудничестве с которыми он рассказывает, стали Луис Харрис (известный среди прочего как любимый полстер президента Кеннеди) и Уоррен Митофски (создатель технологии экзитпола).
Харрис предложил Попову принять участие в тройственном исследовании общественного мнения в СССР, США и Японии по проблемам восприятия их населением двух других стран. Николай стал директором советской части проекта, результаты которого потом широко освещались в этих странах. Опыт работы с Харрисом был использован Николаем через два десятилетия, когда он участвовал в избирательной кампании Бориса Ельцина в 1996 г..
Любопытные воспоминания, если смотреть на них через призму известных фактов.
Время от времени возникают любопытные флешбэки из «хорошо забытого старого».
Взять хотя бы небольшую книжечку Николая Попова «Россия — Америка. «Прямая связь». Воспоминания американиста и советолога.»
Структура книги типична для научной мемуаристики последнего времени: это импровизированное интервью российского социолога и американиста д.и.н. Н.П. Попова с д.ф.н. Б.З. Докторовым.
Темы тоже понятны. Личная история автора, общественное мнение в США и СССР-РФ, личные впечатления от классиков.
Попов – типичный «свой человек в Гаване». Географ, он начал свою карьеру в 1960-х годах как советский журналист в Америке (!), затем работал в Москве в Академии наук, занимаясь американистикой, а с конца 1980-х, присоединившись к формирующейся команде ВЦИОМ, открыл для себя изучение общественного мнения как профессию.
Ценно тут то, что с классиками он был на расстоянии рукопожатия. С Гэллапом он познакомился в 1972 г. и затем встречался с ним почти ежегодно, узнавая все больше о ремесле полстера и тонкостях изучения общественного мнения. Гэллап выдвинул идею сравнительного исследования отношения советских людей и американцев на общие темы: в годы застоя и холодной войны осуществить их не удалось, но благодаря перестройке они стали
реальностью. Сам Попов участвовал в трех таких пионерских исследованиях: «Молодежь и угроза ядерной войны» (1986), «Телевидение и общество» (1990) и «Общественное мнение и внешняя политика» (1990).
Собственно, сам ВЦИОМ во многом был вдохновлен идеями, выдвинутыми и обоснованными Гэллапом.
Настольными пособиями для первых советских полстеров стали отчеты Института Гэллапа о проведенных исследованиях, откуда они черпали как формулировки вопросов на разные темы, так и навыки их составления. Некоторые формулировки вопросов социально-политического свойства «вошли в наши анкеты непосредственно из анкет Гэллапа, и они гуляют
сейчас в сотнях опросах по стране». Один из примеров – известный вопрос: «Как вы думаете, наша страна движется сейчас в верном или неверном направлении?»
Другими конфидентами Попова в Америке, о дружбе и сотрудничестве с которыми он рассказывает, стали Луис Харрис (известный среди прочего как любимый полстер президента Кеннеди) и Уоррен Митофски (создатель технологии экзитпола).
Харрис предложил Попову принять участие в тройственном исследовании общественного мнения в СССР, США и Японии по проблемам восприятия их населением двух других стран. Николай стал директором советской части проекта, результаты которого потом широко освещались в этих странах. Опыт работы с Харрисом был использован Николаем через два десятилетия, когда он участвовал в избирательной кампании Бориса Ельцина в 1996 г..
Любопытные воспоминания, если смотреть на них через призму известных фактов.
17.01.202510:54
Во фраке с биноклем
Существуют фигуры, как будто созданные для неторопливого наблюдения бурных исторических событий. Они на фоне разворачивающихся катастроф публично рефлексируют, вспоминают былое, острословят, и, нет-нет, говорят что-то по-настоящему интересное.
Владимир Дмитриевич Набоков (ВДН), как его отец и брат (но не сын), важные свидетели эпохи тектонических сдвигов в России. Отец, конечно, как тот, кто задает тональность либерализма, до самих дат он не дожил.
Удивительно и то, что о них так мало написано содержательно. Помимо художественной переработки автобиографических материалов, писем и достаточно поверхностных разборов публицистики.
Про ВДН существует крошечная эмигрантская литература, в основном ограниченная эмоциональными репликами в адрес потерпевшего и пару академических исследований его жизни до 1917 года, опять-таки сосредоточенных на думской и правозащитной, как сказали бы сейчас, деятельности влиятельного правоведа.
На самом деле поговорить есть о чем. Во-первых, о его семейных связях помимо Рукавишниковых (и с ними подавно). Во-вторых, о его роли в Великой Ложи Востока Народов России, где он уступил место куда менее интригующей фигуре – Керенскому. В-третьих, о его роли в период конца 1916 — начала 1917 гг., как одного из спонсоров «февральского восстания».
Более-менее серьезно к фактографии ВДН подошел биограф его сына Брайан Бойд. Понятно, что для него «отец» не в личностном фокусе и выступал в качестве ландшафтной, хоть и прорисованной фигуры.
С точки зрения большой формы к ВДН подступился Григорий Аросев, вероятно, имеющий в виду сходство общих черт своей биографии (с поправкой на время и статус) и своего героя. Это писатель, проживающий в Берлине. С развитой эстетической и общественной позицией.
Обстоятельство, очевидно, играющее важную роль в процессе. Сложно не влюбиться в объект исследования, если находишь силы сравнивать себя с ним.
Тем не менее, в качестве стартовой точки для неакадемиков «Владимир Набоков, отец Владимира Набокова» может служить точкой отсчета для получения современного взгляда на предмет. Без политических деталей, но в контексте событий. Это уже не мало.
Существуют фигуры, как будто созданные для неторопливого наблюдения бурных исторических событий. Они на фоне разворачивающихся катастроф публично рефлексируют, вспоминают былое, острословят, и, нет-нет, говорят что-то по-настоящему интересное.
Владимир Дмитриевич Набоков (ВДН), как его отец и брат (но не сын), важные свидетели эпохи тектонических сдвигов в России. Отец, конечно, как тот, кто задает тональность либерализма, до самих дат он не дожил.
Удивительно и то, что о них так мало написано содержательно. Помимо художественной переработки автобиографических материалов, писем и достаточно поверхностных разборов публицистики.
Про ВДН существует крошечная эмигрантская литература, в основном ограниченная эмоциональными репликами в адрес потерпевшего и пару академических исследований его жизни до 1917 года, опять-таки сосредоточенных на думской и правозащитной, как сказали бы сейчас, деятельности влиятельного правоведа.
На самом деле поговорить есть о чем. Во-первых, о его семейных связях помимо Рукавишниковых (и с ними подавно). Во-вторых, о его роли в Великой Ложи Востока Народов России, где он уступил место куда менее интригующей фигуре – Керенскому. В-третьих, о его роли в период конца 1916 — начала 1917 гг., как одного из спонсоров «февральского восстания».
Более-менее серьезно к фактографии ВДН подошел биограф его сына Брайан Бойд. Понятно, что для него «отец» не в личностном фокусе и выступал в качестве ландшафтной, хоть и прорисованной фигуры.
С точки зрения большой формы к ВДН подступился Григорий Аросев, вероятно, имеющий в виду сходство общих черт своей биографии (с поправкой на время и статус) и своего героя. Это писатель, проживающий в Берлине. С развитой эстетической и общественной позицией.
Обстоятельство, очевидно, играющее важную роль в процессе. Сложно не влюбиться в объект исследования, если находишь силы сравнивать себя с ним.
Тем не менее, в качестве стартовой точки для неакадемиков «Владимир Набоков, отец Владимира Набокова» может служить точкой отсчета для получения современного взгляда на предмет. Без политических деталей, но в контексте событий. Это уже не мало.
显示 1 - 18 共 18
登录以解锁更多功能。