Прогулки по священным рощам
05.01.202506:40
👆🏻
Эту историю в Индии помнят хорошо: всего две недели назад глава МВД Амит Шах во время дебатов в Раджья Сабхе, отвечая на обвинения ИНК во внесении поправок в конституцию, вспомнил и о том, как слушал в детстве "Бинаку", и про то, как правительство Индиры запретило трансляции песен Кумара, и про одноголосые дуэты. "И эти люди рассуждают о демократии, - заявил он. - Народ сурово наказал их за такие действия, и они даже не мечтают теперь ни о чем подобном". В общем, по словам Шаха, Конгресс менял конституцию как ему вздумается и постоянно ограничивал права людей, а БДП меняет конституцию для того, чтобы эти права расширить.
Сама же "Бинака" в конце концов в 1988 году перешла на Vividh Bharati Service, была переименована в Cibaca Sangeetmala - в честь другой зубной пасты, ставшей новым спонсором передачи. Впрочем, в 1994 году Cibaca купил "Колгейт", после чего финансирование прекратилось, а передача закрылась. Исход предсказуемый: наступила эра телевидения, и радиолегенды ушли в прошлое. Впрочем, шрота-сангхи с участием фанатов разных радиостанций существуют до сих пор, а хиты "Бинаки" доступны на ютубе. Например, вот.
Эту историю в Индии помнят хорошо: всего две недели назад глава МВД Амит Шах во время дебатов в Раджья Сабхе, отвечая на обвинения ИНК во внесении поправок в конституцию, вспомнил и о том, как слушал в детстве "Бинаку", и про то, как правительство Индиры запретило трансляции песен Кумара, и про одноголосые дуэты. "И эти люди рассуждают о демократии, - заявил он. - Народ сурово наказал их за такие действия, и они даже не мечтают теперь ни о чем подобном". В общем, по словам Шаха, Конгресс менял конституцию как ему вздумается и постоянно ограничивал права людей, а БДП меняет конституцию для того, чтобы эти права расширить.
Сама же "Бинака" в конце концов в 1988 году перешла на Vividh Bharati Service, была переименована в Cibaca Sangeetmala - в честь другой зубной пасты, ставшей новым спонсором передачи. Впрочем, в 1994 году Cibaca купил "Колгейт", после чего финансирование прекратилось, а передача закрылась. Исход предсказуемый: наступила эра телевидения, и радиолегенды ушли в прошлое. Впрочем, шрота-сангхи с участием фанатов разных радиостанций существуют до сих пор, а хиты "Бинаки" доступны на ютубе. Например, вот.
01.01.202514:17
В общем, я испытываю смешанные чувства. Автор - архитектор и известный специалист по вернакулярной архитектуре. От книги я подсознательно ждал большей глубины и охвата: осмысления феномена модерности (и имперских практик в контексте этого феномена) , анализа домодерных архитектурных практик репрезентации власти и ценностей в Европе и Азии, влияния восприятия вернакулярного пространства на представления его обитателей. Вместо этого получил набор лирически написанных очерков о разных районах разных городов (преимущественно в Армении), набор абстрактных антиимперских лозунгов и чувство глубокой неудовлетворенности. Наверное, это и хорошо, будет от чего отталкиваться в исследованиях.
01.11.202407:40
Прочел тут по рабочей надобности хорошую книгу Spying in South Asia: Britain, the United States, and India’s Secret Cold War Пола МакГара. Много интересных моментов, но написать хотелось бы об одном проходном. В начале 1980-х гг. во время одной из консультаций между руководителями индийского Intelligence Bureau (службы, исполняющей контрразведывательные и некоторые разведывательные функции) и ЦРУ американская сторона упорно поднимала вопрос об использовании СССР и его союзниками химического оружия, приводя в качестве примера "желтый дождь", причем американцы были искренне убеждены в его реальности. Индийцы отнеслись к историям о "желтом дожде" с понятным скепсисом, но тема эта сама по себе крайне интересная - и как иллюстрация живучести мифологии времен холодной войны, и как казус, иллюстрирующий проблему обретения и распространения научного знания в социуме.
С чего всё началось: в 1970-х гг. сперва хмонги, бывшие союзники сайгонского режима, позже перешедшие к партизанской войне, а затем красные кхмеры сообщили, что вьетнамская авиация использует против них неизвестный химический препарат. У пострадавших отмечались судороги и слепота, шла кровь изо рта. Американские исследователи проанализировали образцы и обнаружили высокий уровень содержания микотоксинов, не встречающихся в ЮВА. В 1981 г. госсекретарь Александр Хейг выступил с публичным заявлением, в котором обвинил СССР в использовании химико-биологическое оружия в Лаосе, Кампучии и Афганистане. Москва всё отрицала. Была создана спецкомиссия ООН, которая провела собственное расследование и по итогам заявила, что подтвердить информацию о применении химоружия не может: свидетели противоречат друг другу, анализы неубедительны, а якобы пострадавшие от химической атаки оказались больны грибковыми кожными заболеваниями.
В 1983 г. в дело включились биологи, в частности, уже известный к тому моменту гарвардский профессор Мэтью Месельсон. По результатам собственных полевых исследований они заявили, что, во-первых, обнаруженные ранее микотоксины вполне встречаются в регионе, а во-вторых, что на самом деле то, что хмонги и кхмеры приняли за химический состав, является выделениями роев медоносных пчел - анализ показал, что образцы, оставшиеся на листьях после так называемого "желтого дождя", состоят в основном из переваренной пыльцы. Американское правительство парировало, заявив, что пыльцу в химоружие Советы добавили специально, чтобы облегчить вдыхание смеси. В ответ Месельсон указал, что вся обнаруженная пыльца - от местных растений, то есть Советам требовалось или организовать массовый вывоз ее в свои лаборатории, либо построить гигантские заводы по производству химоружия во Вьетнаме, а никаких доказательств ни того, ни другого нет. Кроме того, Месельсон с образцами пыльцы посетил лагерь хмонгов, и они идентифицировали их как образцы "желтого дождя", который против них использовали.
После этого за дело взялись другие исследователи - как американцы, так и англичане, французы и шведы. По итогам выяснилось, что микотоксины указанного вида в регионе вообще довольно распространены, их нашли в организмах тех, кто точно не подвергался воздействию "желтого дождя". Исследования оказались крайне полезными в том смысле, что помогли больше узнать о болезнях сельскохозяйственных культур и людей в регионе. Также обнаружилось, что история о "желтом дожде" как о химоружии прочно утвердилась среди хмонгов, и даже те хмонги, кто идентифицировал образцы как фекалии пчел, после разговора с соплеменниками меняли показания. Более того, обнаружилось, что часть сообщений о "желтом дожде" была заведомо неверна: крестьяне в Таиланде быстро поняли, что лучший способ вызвать американского доктора в случае болезни - сообщить о симптомах, появившихся после "желтого дождя".
С чего всё началось: в 1970-х гг. сперва хмонги, бывшие союзники сайгонского режима, позже перешедшие к партизанской войне, а затем красные кхмеры сообщили, что вьетнамская авиация использует против них неизвестный химический препарат. У пострадавших отмечались судороги и слепота, шла кровь изо рта. Американские исследователи проанализировали образцы и обнаружили высокий уровень содержания микотоксинов, не встречающихся в ЮВА. В 1981 г. госсекретарь Александр Хейг выступил с публичным заявлением, в котором обвинил СССР в использовании химико-биологическое оружия в Лаосе, Кампучии и Афганистане. Москва всё отрицала. Была создана спецкомиссия ООН, которая провела собственное расследование и по итогам заявила, что подтвердить информацию о применении химоружия не может: свидетели противоречат друг другу, анализы неубедительны, а якобы пострадавшие от химической атаки оказались больны грибковыми кожными заболеваниями.
В 1983 г. в дело включились биологи, в частности, уже известный к тому моменту гарвардский профессор Мэтью Месельсон. По результатам собственных полевых исследований они заявили, что, во-первых, обнаруженные ранее микотоксины вполне встречаются в регионе, а во-вторых, что на самом деле то, что хмонги и кхмеры приняли за химический состав, является выделениями роев медоносных пчел - анализ показал, что образцы, оставшиеся на листьях после так называемого "желтого дождя", состоят в основном из переваренной пыльцы. Американское правительство парировало, заявив, что пыльцу в химоружие Советы добавили специально, чтобы облегчить вдыхание смеси. В ответ Месельсон указал, что вся обнаруженная пыльца - от местных растений, то есть Советам требовалось или организовать массовый вывоз ее в свои лаборатории, либо построить гигантские заводы по производству химоружия во Вьетнаме, а никаких доказательств ни того, ни другого нет. Кроме того, Месельсон с образцами пыльцы посетил лагерь хмонгов, и они идентифицировали их как образцы "желтого дождя", который против них использовали.
После этого за дело взялись другие исследователи - как американцы, так и англичане, французы и шведы. По итогам выяснилось, что микотоксины указанного вида в регионе вообще довольно распространены, их нашли в организмах тех, кто точно не подвергался воздействию "желтого дождя". Исследования оказались крайне полезными в том смысле, что помогли больше узнать о болезнях сельскохозяйственных культур и людей в регионе. Также обнаружилось, что история о "желтом дожде" как о химоружии прочно утвердилась среди хмонгов, и даже те хмонги, кто идентифицировал образцы как фекалии пчел, после разговора с соплеменниками меняли показания. Более того, обнаружилось, что часть сообщений о "желтом дожде" была заведомо неверна: крестьяне в Таиланде быстро поняли, что лучший способ вызвать американского доктора в случае болезни - сообщить о симптомах, появившихся после "желтого дождя".
26.10.202415:44
Весь в монографии, потому до джатов пока не добрался, но внезапно есть что сказать о постколониальном дискурсе. Побудил меня к этому вот этот пост.
Сам по себе пафос его оправдан - по крайней мере, в той части, в какой он касается критики излишней идеализации объекта исследования. Постколониализм тут изначально ни при чем: подобное восхищение объектом сплошь и рядом демонстрируют и античники, которым на любимые Грецию и Рим наступили Темные века, и медиевисты, по предмету воздыханий которых оттоптались жалкие ренессансные подражатели античной эпохе, и фанаты Ренессанса, ну и далее по тексту. Чего греха таить, автор этих строк в бытность студентом истфака имел массу вопросов экзистенциального характера к герцогу Нормандскому Вильгельму I, главный из которых заключался в том, зачем он вообще родился на свет и уничтожил такую прекрасную англосаксонскую цивилизацию своими грязными незаконнорожденными руками. Такое проходит со временем, иначе никак.
Но на критику идеализации объекта накладывается постколониальная тема, и тут появляются вопросы. Если для историка очевидно, что предъявлять претензии ацтекам по поводу того, что они вырезали кому-то там сердца, и тем более на этом основании оправдывать уничтожение их цивилизации, глупо, то для не-историка (или для какой-то части будущих историков, находящегося пока в состоянии куколки-аспиранта) это не так очевидно. Это связано, мне кажется, с очарованием классики - так уж получилось, что значительная часть корпуса работ, которые мы штудируем в институте, написаны западными учеными в XIX - первой половине XX вв. В это время западная наука еще не научилась рефлексировать, зато активно пыталась осознать, обосновать и оправдать ситуацию, при которой Запад доминирует в мире, и регулярно использовала моральный аргумент. В наилучшем виде его изложил Честертон в своем "Риме и Карфагене".
В чем проблема с моральным аргументом? В том, что он полностью надуман. Честертон описывает не реальные, но воображаемые им Рим и Карфаген, приписывая карфагенянам все возможные ужасы, а римлянам - славу победителей этих ужасов, спасших цивилизацию. Читатели, изучавшие историю Британской Индии, без труда проведут параллели с британским дискурсом в отношении Индии и колониальным дискурсом в целом. Подобный подход является для человеческого сознания, наверное, базовым, позволяя оправдывать любые действия социальной группы, к которой человек принадлежит, в том числе ретроспективно. Проблема, во-первых, в том, что такой подход может завести очень далеко, и, во-вторых, в том, что он подразумевает известную избирательность, требуя выискивать у "чужих" только пороки, а у "своих" - только достоинства.
Проиллюстрировать это можно на примере европейцев, покончивших с перечисленными в исходном посте ужасными практиками. Как раз сейчас перечитываю "Надзирать и наказывать" Мишеля Фуко; вся первая глава книги посвящена описанию чудовищных пыток, применявшихся в Европе на протяжении двух столетий после завоевания и уничтожения цивилизаций ацтеков и майя, по сравнению с которыми все индейские практики выглядят очень бледно, и объяснению того, какую роль играла эта жестокость в политической анатомии европейских обществ. В определенном смысле европейские практики были более жестокими, чем индейские; но применять моральный аргумент, описанный выше, нельзя ни для оправдания уничтожения индейцев, ни для оправдания уничтожения европейских завоевателей.
Сам по себе пафос его оправдан - по крайней мере, в той части, в какой он касается критики излишней идеализации объекта исследования. Постколониализм тут изначально ни при чем: подобное восхищение объектом сплошь и рядом демонстрируют и античники, которым на любимые Грецию и Рим наступили Темные века, и медиевисты, по предмету воздыханий которых оттоптались жалкие ренессансные подражатели античной эпохе, и фанаты Ренессанса, ну и далее по тексту. Чего греха таить, автор этих строк в бытность студентом истфака имел массу вопросов экзистенциального характера к герцогу Нормандскому Вильгельму I, главный из которых заключался в том, зачем он вообще родился на свет и уничтожил такую прекрасную англосаксонскую цивилизацию своими грязными незаконнорожденными руками. Такое проходит со временем, иначе никак.
Но на критику идеализации объекта накладывается постколониальная тема, и тут появляются вопросы. Если для историка очевидно, что предъявлять претензии ацтекам по поводу того, что они вырезали кому-то там сердца, и тем более на этом основании оправдывать уничтожение их цивилизации, глупо, то для не-историка (или для какой-то части будущих историков, находящегося пока в состоянии куколки-аспиранта) это не так очевидно. Это связано, мне кажется, с очарованием классики - так уж получилось, что значительная часть корпуса работ, которые мы штудируем в институте, написаны западными учеными в XIX - первой половине XX вв. В это время западная наука еще не научилась рефлексировать, зато активно пыталась осознать, обосновать и оправдать ситуацию, при которой Запад доминирует в мире, и регулярно использовала моральный аргумент. В наилучшем виде его изложил Честертон в своем "Риме и Карфагене".
В чем проблема с моральным аргументом? В том, что он полностью надуман. Честертон описывает не реальные, но воображаемые им Рим и Карфаген, приписывая карфагенянам все возможные ужасы, а римлянам - славу победителей этих ужасов, спасших цивилизацию. Читатели, изучавшие историю Британской Индии, без труда проведут параллели с британским дискурсом в отношении Индии и колониальным дискурсом в целом. Подобный подход является для человеческого сознания, наверное, базовым, позволяя оправдывать любые действия социальной группы, к которой человек принадлежит, в том числе ретроспективно. Проблема, во-первых, в том, что такой подход может завести очень далеко, и, во-вторых, в том, что он подразумевает известную избирательность, требуя выискивать у "чужих" только пороки, а у "своих" - только достоинства.
Проиллюстрировать это можно на примере европейцев, покончивших с перечисленными в исходном посте ужасными практиками. Как раз сейчас перечитываю "Надзирать и наказывать" Мишеля Фуко; вся первая глава книги посвящена описанию чудовищных пыток, применявшихся в Европе на протяжении двух столетий после завоевания и уничтожения цивилизаций ацтеков и майя, по сравнению с которыми все индейские практики выглядят очень бледно, и объяснению того, какую роль играла эта жестокость в политической анатомии европейских обществ. В определенном смысле европейские практики были более жестокими, чем индейские; но применять моральный аргумент, описанный выше, нельзя ни для оправдания уничтожения индейцев, ни для оправдания уничтожения европейских завоевателей.
Медиа контентке кире албай жатабыз
02.01.202519:49
Вечером 29 апреля 1999 года в ресторане Tamarind Court в Южном Дели было шумно: в полном разгаре была вечеринка со спиртным, которым торговали из-под полы с разрешения руководства ресторана. Алкоголь теоретически должны были продавать до 12.30, но уже к полуночи он в баре закончился.
Вскоре после полуночи в бар ввалилась группа золотой молодежи во главе с 22-летним Сидхартхом Вашиштом, известным также как Ману Шарма - сыном высокопоставленного функционера Индийского национального конгресса Венода Шармы, бывшего представителя Харьяны в верхней палате индийского парламента Раджья Сабхе. Ману обратился к первой попавшейся барменше, которой оказалась 34-летняя модель Джессика Лал, и потребовал выпить. Лал ответила, что спиртное закончилось. Ману предложил за стакан 1000 рупий (23,25 доллара по тогдашнему курсу). Лал опять отказалась, после чего Ману достал пистолет и выстрелил в потолок, а после очередного отказа Джессики - ей в голову.
В возникшей суматохе вся группа скрылась с места преступления. Достаточно быстро их задержали и арестовали, в августе дело передали в суд - и внезапно большая часть представленных обвинением свидетелей изменила свои показания в пользу арестованных, а судья решил, что улик недостаточно. Ману Шарма и его товарищи были оправданы.
После этого Индию буквально взорвало. Несправедливость приговора была настолько вопиющей, стремление судьи отмазать богатого сына влиятельного политика - настолько очевидной, а презрение к закону - настолько демонстративным, что у городского среднего класса, к которому принадлежала Джессика Лал, натурально сорвало клапан. Начиная с конца 1980-х в Индии шли реформы, возник новый слой богатых людей, благодаря своему труду, предприимчивости и удаче выбившийся из грязи в князи - и теперь им продемонстрировали, что сынок политика может пристрелить любого из них, и ему за это ничего не будет.
Акции протеста, организованные комитетами активистов, охватили Дели и другие крупные города. Впервые для координации действий и для давления на прессу и суд использовалась массовая рассылка смс-сообщений и электронных писем вкупе с привычными шествиями, митингами и акциями памяти со свечами. К кампании подключились СМИ, в первую очередь электронные, и телеканалы - голос среднего класса. Неделя за неделей транслировались опросы, показывались передачи, регулярно публиковались колонки и статьи о деле Джессики Лал. Ни обществу, ни властям не давали о нем забыть ни на минуту.
Пять лет спустя дело было пересмотрено. Ману Шарма был приговорен к пожизненному заключению, его товарищи, тоже дети известных политиков - к четырем годам тюрьмы строгого режима. Венод Шарма, отец убийцы, как выяснилось, подкупил свидетелей на первом процессе, и руководство Конгресса поспешило от него избавиться. Эта история стала, наверное, первой (но далеко не последней) демонстрацией политической мощи индийского среднего класса. Система, впрочем, своих не сдает: уже в 2009 г. Шарму выпустили на месяц по УДО, и он умудрился влипнуть в новую драку в баре, на сей раз с сыном комиссара полиции Дели. В итоге окончательно освободили его уже в июне 2020 г. за примерное поведение и после того, как единственная оставшаяся в живых родственница Джессики написала письмо о том, что больше не держит на него зла.
В 2011 г. был снят фильм "Никто не убивал Джессику", он есть на рутрекере.
Закончить мне бы хотелось цитатой из книги Павана Вармы "Великий индийский средний класс":
Джессика была девушкой из среднего класса, и её жестокое убийство вызвало шок у всех городских индийцев среднего класса. Вопиющая попытка обелить виновного стала предметом их личной озабоченности, и они были готовы объединиться, чтобы противостоять этому. Но не будем предаваться мечтаниям, полагая, что индийский средний класс отреагирует аналогичным образом на десятки изнасилований, убийств и актов сговора среди сильных мира сего, которые происходят с людьми, не входящими в его ряды. Сегодня на каждую Джессику Лал приходятся тысячи эпизодов несправедливости и коррупции, в которых средний класс является не пострадавшей стороной, а бенефициаром.
Вскоре после полуночи в бар ввалилась группа золотой молодежи во главе с 22-летним Сидхартхом Вашиштом, известным также как Ману Шарма - сыном высокопоставленного функционера Индийского национального конгресса Венода Шармы, бывшего представителя Харьяны в верхней палате индийского парламента Раджья Сабхе. Ману обратился к первой попавшейся барменше, которой оказалась 34-летняя модель Джессика Лал, и потребовал выпить. Лал ответила, что спиртное закончилось. Ману предложил за стакан 1000 рупий (23,25 доллара по тогдашнему курсу). Лал опять отказалась, после чего Ману достал пистолет и выстрелил в потолок, а после очередного отказа Джессики - ей в голову.
В возникшей суматохе вся группа скрылась с места преступления. Достаточно быстро их задержали и арестовали, в августе дело передали в суд - и внезапно большая часть представленных обвинением свидетелей изменила свои показания в пользу арестованных, а судья решил, что улик недостаточно. Ману Шарма и его товарищи были оправданы.
После этого Индию буквально взорвало. Несправедливость приговора была настолько вопиющей, стремление судьи отмазать богатого сына влиятельного политика - настолько очевидной, а презрение к закону - настолько демонстративным, что у городского среднего класса, к которому принадлежала Джессика Лал, натурально сорвало клапан. Начиная с конца 1980-х в Индии шли реформы, возник новый слой богатых людей, благодаря своему труду, предприимчивости и удаче выбившийся из грязи в князи - и теперь им продемонстрировали, что сынок политика может пристрелить любого из них, и ему за это ничего не будет.
Акции протеста, организованные комитетами активистов, охватили Дели и другие крупные города. Впервые для координации действий и для давления на прессу и суд использовалась массовая рассылка смс-сообщений и электронных писем вкупе с привычными шествиями, митингами и акциями памяти со свечами. К кампании подключились СМИ, в первую очередь электронные, и телеканалы - голос среднего класса. Неделя за неделей транслировались опросы, показывались передачи, регулярно публиковались колонки и статьи о деле Джессики Лал. Ни обществу, ни властям не давали о нем забыть ни на минуту.
Пять лет спустя дело было пересмотрено. Ману Шарма был приговорен к пожизненному заключению, его товарищи, тоже дети известных политиков - к четырем годам тюрьмы строгого режима. Венод Шарма, отец убийцы, как выяснилось, подкупил свидетелей на первом процессе, и руководство Конгресса поспешило от него избавиться. Эта история стала, наверное, первой (но далеко не последней) демонстрацией политической мощи индийского среднего класса. Система, впрочем, своих не сдает: уже в 2009 г. Шарму выпустили на месяц по УДО, и он умудрился влипнуть в новую драку в баре, на сей раз с сыном комиссара полиции Дели. В итоге окончательно освободили его уже в июне 2020 г. за примерное поведение и после того, как единственная оставшаяся в живых родственница Джессики написала письмо о том, что больше не держит на него зла.
В 2011 г. был снят фильм "Никто не убивал Джессику", он есть на рутрекере.
Закончить мне бы хотелось цитатой из книги Павана Вармы "Великий индийский средний класс":
Джессика была девушкой из среднего класса, и её жестокое убийство вызвало шок у всех городских индийцев среднего класса. Вопиющая попытка обелить виновного стала предметом их личной озабоченности, и они были готовы объединиться, чтобы противостоять этому. Но не будем предаваться мечтаниям, полагая, что индийский средний класс отреагирует аналогичным образом на десятки изнасилований, убийств и актов сговора среди сильных мира сего, которые происходят с людьми, не входящими в его ряды. Сегодня на каждую Джессику Лал приходятся тысячи эпизодов несправедливости и коррупции, в которых средний класс является не пострадавшей стороной, а бенефициаром.
01.01.202514:17
Во первых строках хотел бы поздравить всех подписчиков с Новым годом. Пусть 2025 будет спокойным и мирным, хотя бы для нашей одной седьмой с плюсом. Во-вторых, хотел бы поделиться впечатлениями от свежепрочитанной книжки Андрея Иванова "Архитектура без архитектора. Вернакулярные районы городов мира" (Слово, 2023).
Так получилось, что тему вернакулярной архитектуры (то есть той, которая складывается исторически в определенном пространстве и не имеет, как правило, известного архитектора) я люблю давно и нежно, регулярно в неё погружаюсь - что в медиевистической своей ипостаси, что по работе, когда приходится писать о разнице пространственного восприятия "нового" и "старого" среднего класса в Индии, - и вообще считаю, что она заслуживает самого бережного и тщательного изучения. Поэтому я, наверное, слишком многого ожидал от книги, и разочарование мое вполне понятно.
В книге слишком много империи. Автор очень сильно перегибает с оппозицией "вернакуляр - империя": обобщенная империя (с явным намеком на СССР) для него становится символом всего плохого, бездушного, искусственного, вернакуляр же - символом сопротивления, которому нам предлагается сочувствовать. Но автор настолько пересолил своей суп (анти)имперской приправой, что уже к десятой странице всё сочувствие пропадает. Не знаю, с чем связана такая одержимость, может, с тем, что антиимперская риторика сейчас в чести, а может, и с личной авторской позицией - но в итоге за стягами крестового похода против империи теряются те самые простые люди, к которым автор постоянно апеллирует. Если империи по три штуки на страницу, то волшебное слово "модерность" мелькает крайне редко; в результате простые горожане предпочитают условные сталинки из-за "выученного презрения к тем, кто "внизу", к самоорганизации и свободе", а не из-за того, что в этих сталинках есть туалет, ванная комната, центральное отопление и прочие удобства, которые горожанин XX века почему-то предпочитал старому дому с туалетом на улице, но зато с собственным садиком.
Парадоксально контрастирует с этим гимном антиимперского сопротивления первая глава второй части, посвященная Караколу (Пржевальску) - городу, основанному в 1869 г. как самый что ни на есть форпост империи. И внезапно максимально наполненный имперскими практиками город (вплоть до каннелированных полуколонн на углах домов) превращается в образец милого сердцу автора вернакуляра, и наконец становится понятно, что автор готов простить любую колониальность и имперскость, включая бьющего морду за пылинку на улице апокрифического городового, если она не выше четырех этажей (опционально архитектурная милота типа двойной арки с гирьками). Если же выше четырех этажей, то архитектурная милота превращается в "псевдонациональный орнамент". Попытки как-то замаскировать эту неудобную любовь к данной конкретной репрезентации колониальности приводят к странноватым размышлениям про лагерный тип освоения пространства и небывалую концентрацию талантливых людей в старом Караколе, а нынешний упадок городской вернакулярной архитектуры объясняется тем, что "многие местные русские проявляют худшие черты так называемой кочевой психологии... многие здешние киргизы, как кажется, заражены пассивностью, анемичностью, безволием оставшихся русских". Дальше, к счастью, автор всё же упоминает, что Каракол в результате геополитических процессов последних десятилетий превратился в "восточный тупик" Киргизии. На мой скромный взгляд, с этого стоило бы начать.
Так получилось, что тему вернакулярной архитектуры (то есть той, которая складывается исторически в определенном пространстве и не имеет, как правило, известного архитектора) я люблю давно и нежно, регулярно в неё погружаюсь - что в медиевистической своей ипостаси, что по работе, когда приходится писать о разнице пространственного восприятия "нового" и "старого" среднего класса в Индии, - и вообще считаю, что она заслуживает самого бережного и тщательного изучения. Поэтому я, наверное, слишком многого ожидал от книги, и разочарование мое вполне понятно.
В книге слишком много империи. Автор очень сильно перегибает с оппозицией "вернакуляр - империя": обобщенная империя (с явным намеком на СССР) для него становится символом всего плохого, бездушного, искусственного, вернакуляр же - символом сопротивления, которому нам предлагается сочувствовать. Но автор настолько пересолил своей суп (анти)имперской приправой, что уже к десятой странице всё сочувствие пропадает. Не знаю, с чем связана такая одержимость, может, с тем, что антиимперская риторика сейчас в чести, а может, и с личной авторской позицией - но в итоге за стягами крестового похода против империи теряются те самые простые люди, к которым автор постоянно апеллирует. Если империи по три штуки на страницу, то волшебное слово "модерность" мелькает крайне редко; в результате простые горожане предпочитают условные сталинки из-за "выученного презрения к тем, кто "внизу", к самоорганизации и свободе", а не из-за того, что в этих сталинках есть туалет, ванная комната, центральное отопление и прочие удобства, которые горожанин XX века почему-то предпочитал старому дому с туалетом на улице, но зато с собственным садиком.
Парадоксально контрастирует с этим гимном антиимперского сопротивления первая глава второй части, посвященная Караколу (Пржевальску) - городу, основанному в 1869 г. как самый что ни на есть форпост империи. И внезапно максимально наполненный имперскими практиками город (вплоть до каннелированных полуколонн на углах домов) превращается в образец милого сердцу автора вернакуляра, и наконец становится понятно, что автор готов простить любую колониальность и имперскость, включая бьющего морду за пылинку на улице апокрифического городового, если она не выше четырех этажей (опционально архитектурная милота типа двойной арки с гирьками). Если же выше четырех этажей, то архитектурная милота превращается в "псевдонациональный орнамент". Попытки как-то замаскировать эту неудобную любовь к данной конкретной репрезентации колониальности приводят к странноватым размышлениям про лагерный тип освоения пространства и небывалую концентрацию талантливых людей в старом Караколе, а нынешний упадок городской вернакулярной архитектуры объясняется тем, что "многие местные русские проявляют худшие черты так называемой кочевой психологии... многие здешние киргизы, как кажется, заражены пассивностью, анемичностью, безволием оставшихся русских". Дальше, к счастью, автор всё же упоминает, что Каракол в результате геополитических процессов последних десятилетий превратился в "восточный тупик" Киргизии. На мой скромный взгляд, с этого стоило бы начать.
01.11.202407:40
В общем, со временем волна истерии пошла на спад. После конца холодной войны и распада СССР выяснилось, что Москва не применяла химическое оружие ни в ЮВА, ни в Афганистане, и теперь только официальные лица США продолжают утверждать, что "комиссия ООН ничего не доказала", а Месельсон и его коллеги "могли и ошибаться" (звучит довольно пикантно, учитывая, что уже после этой истории Месельсона для экспертиз активно привлекало ЦРУ). Впоследствии тема "желтого дождя" несколько раз всплывала в общественном и политическом дискурсе в разных странах: в 2002 г. в Индии (массовая паника, по итогам выяснилось, что те же пчелиные фекалии), в 2003 г. в американской прессе перед вторжением в Ирак (якобы Саддам разработал такое химоружие, оказалось фальшивкой), в 2015 г. в Болгарии (распространились слухи, что Россия (!) использовала химоружие против Болгарии, чтобы наказать за позицию по украинскому вопросу, по итогам выяснилось, что просто пыльца и дождь).
Но у этой истории есть еще одна, более интересная сторона. Дело в том, что история о "желтом дожде" стала частью национального мифа американских хмонгов, той самой легендой о перенесенных страданиях, на которой покоится в том числе чувство групповой идентичности. В 2012 г. американское научпоп-шоу Radiolab выпустило интервью с одним из хмонгских беженцев и его племянницей, которые в очередной раз повторили историю о "желтом дожде". Ведущие отнеслись к этому довольно скептически, после чего на них обрушился вал критики со стороны американских хмонгов и обвинения в расизме, отсутствии эмпатии и прочем. В итоге ведущим пришлось извиняться. А в 2022 г. Пулитцеровскую премию в области поэзии получила книга "Желтый дождь" хмонгской поэтессы Май Дер Ванг, где как раз излагается этот хмонгский миф, причем с попытками подвести под него научную базу. Попытки довольно неубедительны, скажем честно; забавно, что Май Дер Ванг вовсю критикует Месельсона, который якобы пытался выгородить Москву, и в качестве одного из доказательств реальности "желтого дождя" использует материалы того же Месельсона об утечке бацилл сибирской язвы в Свердловске. В целом основной тезис сводится к "мы живем в регионе уже не первое поколение, неужто мы не можем отличить пчелиное дерьмо от смертоносного химического оружия", ну и много красивых слов, как полагается поэтам.
Тут интересно вот это противопоставление классического научного и ненаучного знания. Первое оперирует понятными научными категориями, но в условиях подъема антисциентизма и антиинтеллектуализма воспринимается с подозрением и недоверием. Второе исходит из невозможности объективного познания реальности, множественности правд, идентификации себя с социальной группой и принятия ее мифологии (обратите внимание на вот это "мы" в тезисе Май Дер Ванг; кроме того, во время опросов свидетелей нередко выяснялось, что они от первого лица пересказывали истории, которые ранее услышали от других).
Книжку Май Дер Ванг положу в комментарии; в первом посте также ссылка на вики, где эта история разобрана в целом неплохо.
Но у этой истории есть еще одна, более интересная сторона. Дело в том, что история о "желтом дожде" стала частью национального мифа американских хмонгов, той самой легендой о перенесенных страданиях, на которой покоится в том числе чувство групповой идентичности. В 2012 г. американское научпоп-шоу Radiolab выпустило интервью с одним из хмонгских беженцев и его племянницей, которые в очередной раз повторили историю о "желтом дожде". Ведущие отнеслись к этому довольно скептически, после чего на них обрушился вал критики со стороны американских хмонгов и обвинения в расизме, отсутствии эмпатии и прочем. В итоге ведущим пришлось извиняться. А в 2022 г. Пулитцеровскую премию в области поэзии получила книга "Желтый дождь" хмонгской поэтессы Май Дер Ванг, где как раз излагается этот хмонгский миф, причем с попытками подвести под него научную базу. Попытки довольно неубедительны, скажем честно; забавно, что Май Дер Ванг вовсю критикует Месельсона, который якобы пытался выгородить Москву, и в качестве одного из доказательств реальности "желтого дождя" использует материалы того же Месельсона об утечке бацилл сибирской язвы в Свердловске. В целом основной тезис сводится к "мы живем в регионе уже не первое поколение, неужто мы не можем отличить пчелиное дерьмо от смертоносного химического оружия", ну и много красивых слов, как полагается поэтам.
Тут интересно вот это противопоставление классического научного и ненаучного знания. Первое оперирует понятными научными категориями, но в условиях подъема антисциентизма и антиинтеллектуализма воспринимается с подозрением и недоверием. Второе исходит из невозможности объективного познания реальности, множественности правд, идентификации себя с социальной группой и принятия ее мифологии (обратите внимание на вот это "мы" в тезисе Май Дер Ванг; кроме того, во время опросов свидетелей нередко выяснялось, что они от первого лица пересказывали истории, которые ранее услышали от других).
Книжку Май Дер Ванг положу в комментарии; в первом посте также ссылка на вики, где эта история разобрана в целом неплохо.
Медиа контентке кире албай жатабыз
02.01.202517:45
Когда я был юн, учил древнеанглийский и мечтал стать медиевистом, я познакомился с Марком Омельницким. Я тогда был на четвертом курсе, Марк в основном жил в Великобритании, наездами бывая в Москве. Англосаксонистов, тем более молодых, в России тогда было можно пересчитать по пальцам одной руки (да и сейчас), так что мы в итоге пересеклись, и за пинтой гиннесса в Rosie O’Grady's, который тогда находился рядом с Боровицкой, Марк подарил мне две своих книжки.
Потом наши пути-дороги разошлись. Я на время ушел из науки, а когда вернулся, сфокусировался на исследованиях уже в другой области; Марк спустя пару лет защитил прорывную, не побоюсь этого слова, диссертацию, а затем занялся, как я понимаю, другими делами и в англосаксонистике больше не мелькал - ни в отечественной, ни в зарубежной. Анонсированный им перевод англосаксонских поэм Guthlac-A и Guthlac-B так и не вышел. Подаренный мне экземпляр "Житий трех английских святых" украли рабочие во время ремонта в родительской квартире.
Но гештальты надо закрывать, а потери восстанавливать. Наконец они воссоединились.
Потом наши пути-дороги разошлись. Я на время ушел из науки, а когда вернулся, сфокусировался на исследованиях уже в другой области; Марк спустя пару лет защитил прорывную, не побоюсь этого слова, диссертацию, а затем занялся, как я понимаю, другими делами и в англосаксонистике больше не мелькал - ни в отечественной, ни в зарубежной. Анонсированный им перевод англосаксонских поэм Guthlac-A и Guthlac-B так и не вышел. Подаренный мне экземпляр "Житий трех английских святых" украли рабочие во время ремонта в родительской квартире.
Но гештальты надо закрывать, а потери восстанавливать. Наконец они воссоединились.
26.12.202419:42
Умер Манмохан Сингх - предыдущий премьер-министр Индии. Тонкий интеллектуал и прекрасный экономист, человек очень тактичный и умный, сын своего класса и своего века, последний премьер-министр Индии, которого можно было бы отнести к плеяде великих нерувианцев. Больше таких у руля Индии не будет: после трех сроков Моди индийская внутренняя политика изменится безвозвратно.
В комментариях - The Accidental Prime Minister, лучшая, наверное, книга про Манмохана Сингха и его Индию за авторством Санджаи Бару, бывшего советника Сингха по работе с прессой и его пресс-секретаря.
В комментариях - The Accidental Prime Minister, лучшая, наверное, книга про Манмохана Сингха и его Индию за авторством Санджаи Бару, бывшего советника Сингха по работе с прессой и его пресс-секретаря.
28.10.202409:02
Уже в нескольких СМИ и телеграм-каналах видел упоминание о том, что Индия и Китай договорились о совместном патрулировании спорных участков вдоль Линии фактического контроля. Это ошибка, избегайте её: на самом деле стороны договорились о графике патрулирования, то есть индийские патрули будут находиться в спорных районах в одно строго оговоренное время, а китайские - в другое. Это поможет избежать стычек и последующей эскалации.
Если когда-нибудь Индия и Китай действительно дойдут до совместного патрулирования, то есть участия в одном патруле индийских и китайских пограничников под руководством офицеров с обеих сторон, это будет настоящий прорыв в отношениях.
Если когда-нибудь Индия и Китай действительно дойдут до совместного патрулирования, то есть участия в одном патруле индийских и китайских пограничников под руководством офицеров с обеих сторон, это будет настоящий прорыв в отношениях.
01.01.202514:50
В целом главная проблема обсуждения вернакулярной архитектуры - ее определение. Если следовать традиции, заданной Рудофски и развитой Бранскилом (вернакулярные постройки - любые, спроектированные человеком без профессионального образования), то вернакулярная архитектура сожмется до деревенской народной, старой городской застройки частного сектора или хаотичного самостроя лагерей беженцев. Любые попытки превратить такую архитектуру в мейнстрим обречены на провал, любые попытки уничтожить ее - тоже. Но возникает масса вопросов: является ли деревенский дом, построенный профессиональным архитектором с учетом местных особенностей, в духе местных традиций и из местных материалов, вернакуляром или нет? Точно ли не являются вернакулярными, например, лишенные значимых архитектурных различий кооперативные дома и жилые комплексы? В какой момент типовое жилье превращается в вернакулярное - достаточно ли для этого повешенного кондиционера? отделанного вагонкой типового балкона? самодельного пристроенного эркера?
Всем интересующимся, кстати, хорошая статья в вики про вернакулярную архитектуру Индии. А в комментах - еще одна, про вернакулярную экономику Старого Дели.
Всем интересующимся, кстати, хорошая статья в вики про вернакулярную архитектуру Индии. А в комментах - еще одна, про вернакулярную экономику Старого Дели.
Медиа контентке кире албай жатабыз
09.12.202404:10
Судя по прогнозу, в ближайшие дни в Куала-Лумпуре ожидаются дожди. Хорошо, что вчера успел забежать в храм Тяньхоу Мацзу (обожаю морской Китай) и купить книжку про азиатские порты
26.10.202415:58
Собственно, каким боком Фуко к Индии: у него встречается интересная идея о "терпимой противозаконности". Королевская власть издает многочисленные эдикты, правила и указы, которые не выполняются, и само невыполнение этих правил обеспечивает политическое и экономическое функционирование общества. При этом все, включая власти, воспринимают это как должное, "игра противозаконностей была частью политической и экономической жизни общества". В конце XVIII века эти поля противозаконности были существенно сужены и подверглись классовой трансформации: если преступления против собственности, совершаемые обычно низшими классами, были четко классифицированы и рассматривались обычными судами, то преступления против прав (мошенничество, неуплата налогов, неправомерная торговая деятельность), совершаемые преимущественно буржуазией, рассматривались особыми судами, "где достигались соглашения, компромиссы, накладывались уменьшенные штрафы и т.д."
Индийское общество в силу своего генезиса и многоуровневой иерархичности демонстрирует черты и первого, и второго подходов. "Терпимая противозаконность" - часть функционирования индийской социальной машины, но и разделение на четко прописанные преступления против собственности и отдельно и куда слабее наказуемые преступления против прав тоже в наличии.
Индийское общество в силу своего генезиса и многоуровневой иерархичности демонстрирует черты и первого, и второго подходов. "Терпимая противозаконность" - часть функционирования индийской социальной машины, но и разделение на четко прописанные преступления против собственности и отдельно и куда слабее наказуемые преступления против прав тоже в наличии.
Көрсөтүлдү 1 - 13 ичинде 13
Көбүрөөк функцияларды ачуу үчүн кириңиз.