украл ее у вас.)

ну мой.

Он покоился на алом бархатном диване, словно воплощение запретного желания, воплощение совершенной мужской формы, где каждый изгиб тела был продуман самой природой. Свет скользил по рельефным мышцам, вырисовывая контрасты между тенями и бликами, делая его тело живым полотном — горящим, дышащим, завораживающим. Татуировки, как чёрные языки пламени, окутывали его кожу, пробираясь по мускулистым рукам, пересекались на широкой груди, плавно стекали вниз, сливаясь с линиями его тела. Они были не просто узорами — они подчёркивали каждую грань его силы, делая его ещё более гипнотизирующим, ещё более притягательным.

Полотенце, небрежно наброшенное на бёдра, оставляло достаточно, чтобы воображение восполняло недосказанность, распалённое каждым мускулом, каждым силуэтом под мягким светом. Это не была просто поза отдыха — в этом была власть, притяжение, безмолвное обещание. Его волосы, растрёпанные, падали на лоб, добавляя в его идеализированный облик нотку небрежности — тонкую грань между дикостью и утончённостью. Но больше всего — этот взгляд. Ленивый, но пронизывающий. Хищный, но манящий. Взгляд, полный скрытого вызова, скрытого обещания, словно он знал, какое влияние оказывает, знал, что никто не сможет отвести от него глаз. Алая бархатная ткань под ним — как раскалённые угли под раскрывшимся цветком желания, подчёркивала его светлую кожу, выделяла каждую линию, делала его образ завершённым. Он не просто лежал — он царствовал, покоряя, завлекая, притягивая к себе словно магнит. Он был жаром. Искушением. Симфонией силы, грации и бесспорной мужской красоты.

Он не был иллюзией. Он был реальным.

В комнате царит мягкий полумрак, разбавленный дрожащим светом свечей. Пламя колышется в такт дыханию ночи, отбрасывая танцующие тени на стены. Воздух наполнен ароматом масляных красок, легкой горечью растворителя и слабым, почти призрачным запахом жасмина, исходящим от её кожи.

Она знала, что на выставке эта картина будет говорить сама за себя.