Потом я увидела последнюю четверку караульных, небольшой костер, Риза и то, что они успели с ним сделать... Я потянула за связующую нить и чуть не заплакала, ощутив знакомую черную стену... Но за нею ничего не было. Только тишина.
Его подвесили за руки к противоположной стене пещеры, на цепи из странного камня с голубоватым отливом. Спина Риза представляла собой окровавленный кусок мяса. А его крылья...
Из них и сейчас торчало семь рябиновых стрел.
Лица Риза я не видела. Только струйки крови, скользящие по его коже, подсказывали мне, что он жив.
И тогда меня прорвало.
Первыми, совершив переброс, я атаковала караульных с плетями. Каждый держал в руке по две. Их товарищи успели лишь вскрикнуть, когда мои рябиновые кинжалы воткнулись одному и второму в горло. Глубоко, с поворотом. Когда-то я таким образом обрывала жизни зверей, на которых охотилась. Через мгновение оба валялись на каменном полу. Их руки еще сжимали плети. Прежде чем караульные успели броситься ко мне, я переместилась к двум другим, вскочившим у костра.
И снова хлынула кровь.
Переброс. Удар. Переброс. Удар.
Подумать только: его крылья! Его прекрасные, сильные
крылья.
Сюда уже бежали караульные, сторожившие вход. Они при-няли смерть последними.
Мои руки снова оказались в чужой крови. Но сейчас все было по-другому, не так, как в Подгорье. На эту кровь я смотрела со злорадной усмешкой. Я чувствовала себя мстительницей, а не убийцей невиновных. Кровь за кровь. Десять жизней за каждую пролитую каплю крови Риза.
Вскоре стихли последние предсмертные крики. Запихнув самодельные кинжалы за пояс, я подбежала к Ризу, обхватила его лицо. Бледное, невероятно бледное.
Он приоткрыл глаза и застонал.
Я молча бросилась к цепям, стараясь не обращать внимания, что покрываю их кровавыми отпечатками. Цепи напоминали лед. Нет, они были хуже льда. Они ощущались чем-то совершенно чужеродным, словно пришли из другого мира. Я проталкивалась через их чужеродность. У меня болели все пальцы. Я устала сильнее, чем когда добиралась сюда и расправлялась с караульными. Наконец мне удалось высвободить одну руку Р иза.
Он тяжело рухнул на пол, ударившись коленями. Меня пе-редернуло. Я стала высвобождать вторую его руку. Кровь текла у него по груди и по спине, собираясь в ложбинках между мускулами.
- Риз, — прошептала я.

«Информации о зеленоглазом защитнике не много, но он явно играет в команде роль шута. Не так много найдется фотографий, на которых он не улыбается своей дурацкой улыбкой или не держит в руках старенький бумбокс.»

«Его темно-зеленые глаза прикрывают кудрявые волосы, но я все равно замечаю, как весело они блестят. Он меня проверяет. Маленький ублюдок.
Он из Бостона, штат Массачусетс. Итальянский маменькин сынок, которому нравится испытывать мое терпение. Но почти каждый раз, когда он открывает свой чертов рот, я начинаю смеяться. Должен сказать, он чертовски забавный.»

«Поверить не могу, что ты не сказала нам, что ты – сестра Райана Шэя, – пускает слюни Рио. – Я – профессиональный спортсмен, но Райан Шэй? Даже я от него фанатею.»

«О, а вот и Рио! – Инди указывает на то, как перепрыгивает через борт тридцать восьмой номер.»

«Рио слишком молод, слишком мил и слишком наивен, чтобы быть кем-то бо́льшим, чем моим другом, но даже если бы он был моего возраста и в его доме не было бы вечеринок и поздних посиделок за игровой приставкой, я все равно предпочла бы, чтобы мы остались друзьями.»

«Рио привлекателен, легко возбудим и молод, но когда дело доходит до его подхода к женщинам, ему нужно немного подучиться, и мы с ним над этим работаем.»

«Шесть лет занятий бальными танцами. Хочешь верь, хочешь нет, но в детстве я ужасно стоял на коньках. У меня были две левые ноги, поэтому мама отдала меня на уроки танцев, чтобы я научился держать равновесие. Год спустя я уже катался лучше всех в команде.»

«Рио ДеЛука – один из моих самых лучших друзей. Наша связь только укрепилась и стала сильнее с тех пор, как мы познакомились пять лет назад, но этот парень – большой ребенок. Ему двадцать семь лет, он играет шестой год в НХЛ, и его место по-прежнему дом для вечеринок команды.У него золотое сердце, и он абсолютно не умеет общаться с женщинами. Надеюсь, когда-нибудь кто-нибудь разглядит за глуповатой внешностью его потенциал, но в то же время ему, возможно, придется немного повзрослеть, чтобы это произошло.»

«Я просто хочу найти кого-нибудь, кто полюбит меня. Неужели я так много прошу?»

И знай, что я рядом
Хоть ты и не видишь
В полной темноте
Где всё исчезает
Мы кружимся в танце
Я здесь, я с тобой

Я увидела его. В моем дымно-звездном мире Ризанд выглядел совсем обычным, каким я его привыкла видеть.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Губы разошлись в довольной улыбке.
Я совершила переброс, появилась рядом с ним и толкнула его в снег.
Я тяжело дышала. Риз распластался на снегу, а я распласталась на нем и молотила по его каменным плечам, мои ногти, превра-тившиеся в когти, царапали кожу его доспехов.
- Больше... никогда... не смей... делать меня... приманкой, - рычала я.
Он перестал смеяться.
Я надавила сильнее. Мои когти впились в его доспехи, угро-
жая их порвать.
- Ты говорил, что я могу быть оружием. Так научи, как им стать. Только не делай из меня пешку. А если моя работа с тобой заключалась в том, чтобы быть пешкой... с меня хватит. Кончено.

Мы так любим дешёвые драмы
С непродуманными диалогами
Где актёры немножечко переиграли
Со вздохами, криками, стонами

Джиа бормотала во сне, a на заговорённую паутину ловца снов над её головой нанизывались одна за другой прозрачные капельки сновидений. Джиа уже несколько лет собирала сны, чтобы потом переделывать их в рассказы и сказки, которыми были исписаны десятки её блокнотов. Она мечтала стать писательницей, но никогда не показывала нам C Мэй плоды своих трудов. Её прикроватная тумбочка и письменный стол были завалены художественными книгами, которые она таскала из библиотеки и вечно забывала возвращать.

Смешно, но стоит рассмеяться, как я понимаю, что хочется чего-то другого. Смех, видимо, не та эмоция, что поможет освободиться от сводящего с ума зуда где-то под кожей. И это не злость, потому что я знаю, что она такое. Не беспокойство, не ревность, не страх, не паранойя Или всего понемногу. Быть может, смысл психотерапии в том, чтобы научиться понимать, что именно атаковало мозг, подобно иммунной системе, которая понимает, что именно атаковало ее собственный организм?