Нам-Гю был чист уже пару лет, год из которых встречался с Дэ-Хо. Он прекрасно понимал, что в какой-то момент его партнёр увидит его шрамы и сам всё поймёт – Дэ-Хо не дурак, тем более, зная прошлое парня с тем, что тот работал в клубе, да и был достаточно одинок, нетрудно догадаться.
Было страшно. Что, если это вызовет отвращение? Жалость? Гнев? Хотелось отрезать себе руку, набить безумную тату, вскрыть вены, чтобы перекрыть одни шрамы другими – что угодно, лишь бы не показывать. Лишь бы не пятнать этот белоснежный лист бумаги собственной липкой грязью.
Он осмелился. Отвёл взгляд, сказал то, что давно должен был уже произнести, – Мне нужно кое-что показать тебе. – и задрал рукав, нервно кусая губы.
Дэ-Хо был... Расстроен. Да, наверное расстроен, по крайней мере так показалось, когда он молча коснулся чужой руки, потянул пальцы к шрамам.
Хотелось дёрнуться, не позволить трогать это позорное пятно на своём теле, но Нам-Гю сдержался: уж явно не он теперь тут будет диктовать правила. Стало грызть чувство вины: он не имел права скрывать, никто не имеет права скрывать подобные вещи от своего любимого человека. Даже если страшно, даже если очень любишь – он ведь мог испортить две жизни, запятнать одну из них, вторую лишь оставить и так запятнанной.
Больно, когда прикасаюсь? Выглядит болезненно... – морпех подошёл ближе, пытаясь заглянуть своему партнёру в глаза, которые, кажется, слезились, либо же так просто отражался свет напольной лампы. Парень с каре медленно качает головой в отрицательном жесте – шрамы уже не болят, разве что, отдают фантомными ощущениями прикосновения иглы, если смотреть на них слишком долго.
Ты молодец... Не каждый смог бы бороться. Но ты у меня молодец, ты сильный.– он осторожно одёрнул чужой рукав обратно. Становилось понятно: показывать такие вещи для Нам-Гю было равносильно тому, чтобы обнажиться в целом. Дэ-Хо осторожно переплёл их пальцы, подбадривающе улыбнулся. Все совершают ошибки. Он простит любимому ещё одну.